Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.
Случай, доселе небывалый в истории Московской Руси…
Готовность, с которой гражданские и особенно военные власти признавали полномочия Минина и Пожарского, можно объяснить, предположив, что их обоих рекомендовал на высокие посты Гермоген. Авторитет патриарха, духовного лидера российских патриотов, к тому времени поднялся на недосягаемую высоту. О том, что московский первосвященник должен был хорошо знать Кузьму Минина, я уже писал выше. Пожарский тоже был прекрасно известен Гермогену. В отличие от рядовых нижегородцев патриарх знал все подробности о блестящих победах князя Дмитрия: сначала над большим отрядом атамана Салькова на Владимирской дороге, а затем над армией Самбулова под Зарайском. Ну а сретенские подвиги возглавляемого Пожарским отряда стрельцов и посадских жителей Гермоген мог видеть собственными глазами…
Но почему же тогда, скажут скептики, Минин и Пожарский не заявляли о патриарших рекомендациях публично? Это легко объяснить. Гермоген томился в польском плену, и о его роли в создании Второго ополчения широко распространяться не стоило. Вот почему Минин ссылался лишь на вещие сны, в которых Сергий Радонежский призывает его, простого мясника, на великий подвиг. По той же причине и Пожарский в ответ на вопросы — как случилось, что он занял свой пост, обойдя более знатных воевод, — лишь недоуменно пожимал плечами. Но, сохраняя сдержанность в речах, народные вожди подчеркнули ведущую роль патриарха символикой. Главной святыней Второго ополчения весной 1612 года стала икона Казанской Божьей Матери, при обретении которой 32 года назад ключевую роль сыграл Гермоген.
Пока Минин и Пожарский формировали, вооружали и экипировали свои полки, обстановка под Москвой снова осложнилась. Гетману Ходкевичу, который по приказу Сигизмунда III продолжал завоевание России, надоело осаждать Псково-Печорский монастырь. Отведя в Ливонию тяжелую артиллерию, он с большим отрядом двинулся к Москве на выручку Гонсевского. 15 сентября, узнав о приближении Ходкевича, ратники Трубецкого и казаки Заруцкого принялись обстреливать калеными ядрами занятые поляками городские кварталы. Когда в них начался пожар, ополченцы пошли на штурм и ворвались в Китай-город. Однако вскоре их выбили обратно подкрепления, подошедшие из Кремля. В октябре 1611 года Ходкевичу удалось прорваться в Москву. Заменив пожелавших уйти домой наемников более надежными частями, он пополнил за счет своего воинства московский гарнизон, доведя его численность до двух с половиной тысяч бойцов. С остальными войсками гетман отошел «на зимние квартиры» в район Ржева. Вместе с ними Москву покинул и Александр Гонсевский, передавший полномочия коменданта Кремля полковнику Николаю Струсю.
В осаждавших Москву отрядах Заруцкого и Трубецкого сил к этому времени осталось немного, ориентировочно от четырех до шести тысяч человек. Таким образом, ситуация вокруг русской столицы к началу 1612 года сложилась патовая. Силы сторон истощились до предела. Ополченцы не могли взять Москву, польский гарнизон Кремля не имел возможности прорвать блокаду. Решить исход войны в свою пользу могла лишь свежая сильная армия. Вопрос был только в том, кто соберет ее раньше — Ходкевич или Пожарский.
Все это хорошо понимали в Нижнем Новгороде, но отказывались признавать в лагере Первого ополчения. Вместо того чтобы попытаться объединить усилия с новым земским движением, казаки затеяли очередную самозванческую интригу. Еще летом 1611 года Псков попросил у вождей Первого ополчения помощи против поляков и шведов. К тому времени до Москвы уже дошли слухи о появлении в Ивангороде человека, называющего себя «царем Дмитрием». Естественно, что с посланными к Пскову отрядами Вельяминова и Хвостова увязались все те казаки, кто поверил в очередное спасение «доброго царя». Их прибытие в город изменило соотношение сил. Если раньше псковичи не желали впускать к себе нового самозванца, то под влиянием казаков «мир» согласился послать за ним делегацию в Ивангород. Лжедмитрий III не заставил себя упрашивать. 4 декабря он торжественно въехал в Псков. Обосновавшись в местном детинце, «царь» отправил в подмосковный лагерь атамана Герасима Попова с воззванием к войскам. Казаки собрали круг и внимательно выслушали «государева» посланца. После долгого обсуждения они решили отправить на север делегацию для опознания «Дмитрия Ивановича».
Пока под Москвой судили и рядили по поводу псковских известий, в январе 1612 года Пожарский объявил, что собранная в Нижнем Новгороде рать пойдет на выручку осажденного поляками Суздаля. В дальнейшем вожди нового движения собирались сделать это древний город местом сбора всех сил Второго ополчения. Было объявлено, что туда же, в Суздаль, съедутся делегаты Земского собора. С их помощью Минин планировал организовать коллективное управление той частью России, которая признает новую власть. Этот план выглядел разумно со всех точек зрения. Во-первых, народ уже довольно много сил и средств вложил в создание новой армии, и ей пора было отрабатывать полученное авансом доверие — начинать борьбу с польскими оккупантами. Во-вторых, идти прямо к Москве в сложившейся ситуации не представлялось возможным. Заруцкий и Трубецкой все глубже погружались в новую самозванческую интригу. Приход в московский лагерь отрядов Пожарского, скорее всего, привел бы к их столкновению с казаками, то есть к возобновлению гражданской войны.
Впрочем, Заруцкий боев со Вторым ополчением не боялся. Узнав, что нижегородские ратники Пожарского собираются идти к Суздалю, атаман срочно отправил туда казачьи отряды Ивана Просовецкого. Польские войска отступили без боя. Они просто мечтали, чтобы две русские армии обескровили друг друга в братоубийственной войне. Однако Пожарский оказался не только храбрым воеводой, но и мудрым политиком. Он проявил благоразумие и вместо Суздаля развернул передовые отряды к Ярославлю. Стратегически этот город был расположен даже более удобно, чем Суздаль, поскольку позволял контролировать дороги на Русский Север. Трубецкой с Заруцким попытались еще раз опередить нижегородцев. Но посланные ими казаки Андрея Просовецкого наткнулись на заслоны передовых сотен Второго ополчения и вынуждены были отойти. А в это время основные силы Пожарского двигались вдоль Волги от города к городу, присоединяя по дороге отряды местных воевод. Таким образом, казаки тоже не решились первыми начать военные действия против Пожарского, и между двумя земскими лагерями на какое-то время установились внешне мирные, хотя и крайне неприязненные отношения.
Посланцев из-под Москвы Лжедмитрий III принимал по высшему разряду. Допущенные к руке старые казаки шли к трону через толпу вооруженной охраны. Естественно, они сразу поняли, что это совершенно другой человек, нисколько не похожий на тушинского «царька». Но обличить «вора» не решились. Более того, под нажимом псковичей послы тут же на месте составили и отправили в лагерь Первого ополчения грамоту с подтверждением истинности «царя Дмитрия». Послание это вызвало в таборах под Москвой бурю восторга. Простой народ ликовал. Их «государь» вновь спасся от гибели! 2 марта 1612 года казачий круг, на котором присутствовало также множество «черного» московского люда, торжественно провозгласил царем очередного самозванца. Вожди Первого ополчения — Заруцкий и Трубецкой — помня о судьбе Ляпунова, подчинились общему решению и поклялись в верности Лжедмитрию III. Однако в немногочисленных дворянских отрядах, стоящих поодаль от таборов, присяга не удалась. Воеводы Погожий и Измайлов со своими сторонниками предпочли бежать из лагеря.
Произведенный казаками переворот в пользу Лжедмитрия III окончательно расколол земское движение. Решение круга поддержали лишь на южных окраинах, раньше служивших опорой калужского лагеря. Зато на востоке и севере страны большинство городов восприняли инициативу казаков негативно. Казань, Нижний Новгород, Ярославль, Кострома заявили решительный протест против такого самовольства. Даже появление Лжедмитрия II большинство здравомыслящих людей воспринимало скептически. В истинность же третьего самозванца верили лишь самые недалекие. И это не замедлило сказаться на положении поддержавших его вождей Первого ополчения. Контролируемая ими территория начала стремительно сокращаться. Дворяне со стрельцами покидали казачьи таборы и уходили к Пожарскому. А в это время «выборный всею землею человек» Кузьма Минин организовывал эффективное управление той части земских территорий, где отказались признать Лжедмитрия III. Постепенно под контроль ярославского правительства переходили все новые и новые города.
ГЛАВА 22.
УСПЕХИ ПОЛИТИКИ МИНИНА И ПОЖАРСКОГО.
СВЕРЖЕНИЕ ПОСЛЕДНЕГО САМОЗВАНЦА.
ОСВОБОЖДЕНИЕ МОСКВЫ
На землях, признавших власть Минина и Пожарского, устанавливался более или менее четкий порядок. Воины Второго ополчения постепенно вытесняли из окрестных городов и сел отряды «воровских» казаков, а кое-где и вышибали их с боем. Довольно быстро ратники Пожарского смогли взять под контроль все дороги, связывавшие центр страны с еще не разоренным Севером. Наряду с поволжскими городами Поморье стало еще одной базой снабжения Второго ополчения. Налоги были, конечно, высоки. «Пятую деньгу», как и в Нижнем Новгороде, взыскивали со всех без исключения. Но фискальная жесткость Минина обходилась жителям дешевле, чем «реквизиции» казаков Заруцкого. По сравнению же с бесчинствами верных Сигизмунду запорожцев и зверствами никому не подчиняющихся банд польских магнатов, вроде тех же «лисовичей»[58], новый порядок казался раем… Налаживая управление подконтрольной территорией, Минин возродил работу приказов, организовал регулярное снабжение продовольствием армии и городов, активизировал работу ремесленных мастерских, начал чеканку монеты… Постепенно ярославский «Совет Всей Земли» стал и внутри страны, и за ее рубежами восприниматься как полноценное правительство России. Вскоре с Мининым и Пожарским начали устанавливать контакты не только соседние города, но и зарубежные страны: Швеция и Германская империя.
![Александр Широкорад - Давний спор славян. Россия. Польша. Литва [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/217250/217250.jpg)
