Александр Тюрин - Война и мир Ивана Грозного
Скрынников пренебрежительно пишет, что царь запустил в опричнину «служивую мелкоту Суздаля, Вязьмы, Можайска, Костромы». Но разве социальная мобильность и опора государства на «мелкоту» не явлется типичным признаком Нового времени?
А. А. Зимин перечисляет социальные слои, на которые опиралась опричнина: «во-первых, мелкое и среднее, преимущественно городовое (т. е. провинциальное) дворянство», далее «посадские люди, заинтересованные в усилении централизации, которая гарантировала им и охрану от произвола „сильных“ (феодальной знати), и широкие перспективы развития их торгов и промыслов».
А Роберту Випперу в грозовом 1944 году хорошо видно, что опричнина была способом отстранения высшей аристократии от командных функций и привлечения к военному управлению одаренных представителей средних и низших слов общества.
Вот пример одного из опричников. Легко понять, кто он – трус, захребетник или мужественный воин, преданный слуга государства. Князь Дмитрий Иванович Хворостинин, один из наиболее эффективных русских военачальников XVI века, «фронтовая служба спасения», герой эпохальной битвы при Молодях. Он, хотя и благородного происхождения, но из младшей ветви ярославского княжеского рода, по местническому счету стоит намного ниже других воевод, возглавлявших полки. До введения опричнины (да и после ее отмены) его постоянно допекали местнические кляузы. Можно быть уверенным, что не возникни опричнина, подавившая на время местничество, Хворостинин никогда бы не состоялся как великий военачальник. И только появление опричного двора открыло для него и его братьев какие-то перспективы.
Сколько нибудь заметную службу кн. Д. Хворостинин получает после 30 лет, в 1559 г., когда упоминается впервые упоминается как воевода в Шацком поселении, на «крымской украйне», где он ожидает набега Девлет-Гирея. Разрядные книги упоминают Д. Хворостинина также в 1560, 1562, но без участия в каких-либо делах.
В 1563 кн. Д. Хворстинин оказывается в царском окружении – видимо талантливого воеводу заприметил один из царских дьяков. Во время осады Полоцка князь отражает вылазку литовцев, а потом одним из первых врывается в город. В январе 1565 г. Дмитрий Хворостинин становится опричником. Будучи зарайским воеводой, он освобождает «полон», взятый крымцами, затем участвует в отражении крымской орды от Болхова. В 1567–1568 участвует в боевых действиях на литовской границе, в 1569 вместе с другими опричными воеводами сторожит «крымскую украйну», сначала в Калуге, потом в Туле. Получает титул опричного окольничьего.
Когда в 1570 г. Девлет-Гирей вторгается в рязанскую землю, Д. Хворостинин с малыми силами переходит Оку и принуждает татар к отступлению.
В 1571 Д. Хворостинин поручается за земского воеводу кн. Мстиславского, который не смог отразить нападение крымского хана на Москву, и спасает его от царской опалы. Поручается, между прочим, головой.
В июле 1572 Хворостинин играет основную роль в разгроме огромного татарско-турецкого войска в многодневной битве под Москвой, у села Молоди, которую можно считать за «Бородино» XVI века.
После отмены опричнины замечательный военачальник опять оказывается под давлением титулованной знати – хотя впереди у него еще немало ярких побед, как например, под Лялицами, над шведами. А служить Родине он будет до глубокой старости и последнего вздоха. Уже стариком Дмитрий Иванович Хворостинин внесет огромный вклад в победу над шведами в войне 1590–1595.
Кстати, остается лишь поражаться почему его имя не было включено поп-историками в список «Имена России». Вот уж действительно страна не хочет знать своих героев…
Конечно, среди опричников было много проходимцев. Но это характерно для всех эпох, когда происходит быстрый социальный лифтинг. Таких проходимцев при Петре Великом и его наследниках будет в 10 раз больше.
Заметим, что Таубе, Крузе, Штаден и им подобные попали в опричнину именно благодаря желанию Ивана привлекать представителей просвещенного Запада на русскую службу.
Все они ненавидели русский народ, пользовались служебным положением в личных гнусных целях и изменили России при первых же трудностях. Затем конвертировали свою измену в русофобские памфлеты и проекты. Например, Г. Штаден представил в 1578 г., через посредство пфальцграфа Георга Ганса фон Лютцельштейна, императору Рудольфу II Габсбургскому подробный план уничтожения русских и русского государства. В нём, с германской основательностью, описаны способы завоевания Московии и извуверские методы уничтожения ее населения. Согласно проекту немецкого «мыслителя», по рекам должны быть пущены «корабли смерти» – огромные стволы деревьев, с привязанными и пригвожденными телами русских. Сумрачность «германского гения» в этом прожекте явлена со всей силой. Однако, наличие такого рода «опричников» говорят не о злых помыслах царя, а об отвратительном качестве человеческого материала, который поставляла «просвещенная» Европа. Не исключено, что Штаден со товарищи, с самого начала были агентами враждебных России государств.
Увы, внимание историков почти не было уделено интересным русским биографиям времен Ивана Грозного – таким опричным воеводам как Хворостинин, таким чиновникам, как лихой дьяк Ржевский, таким опричным предпринимателям, как Строгановы. Разве ж это «рабы тирана», заводные куклы действующие под страхом уничтожения? Напротив, это крайне предприимчивые, инициативные, энергичные, патриотичные люди. Судьба каждого из них просится в ЖЗЛ. Почему же мы вспоминаем не их, а говорливых предателей?
Опричнина дала новые возможности не только таким военачальникам, как князь Хворостинин, но и национальному торгово-промышленному сословию.
Именно во времена опричнины бурно развивается «нарвское плавание» – торговый обмен с Западной Европой через завоеванный балтийский порт Нарву.
Несмотря на каперские атаки поляков и шведов, согласно сведениям Любека от 1567 г., в Нарву приходили немецкие торговые суда с товарами из Гамбурга, Висмара, Данцига, Бреслау, Аугсбурга, Нюрнберга и Лейпцига.
Независимый Новгород скромно обслуживал ганзейскую факторию, принимая все ее монопольные условия. Нарва же переполнена купцами, ведущими свободный торг в острой конкуренции друг с другом. Иногда в порт привозится столько товаров, что продавать их приходится по самым низким ценам. Ливонская хроника Ниенштедта сообщает о том, что «этим путем он (царь) надеялся всего легче утвердиться в Ливонии».
В договорах с датчанами, англичанами, шведами, Иван Грозный непременно оговаривает право свободной торговли для русских купцов.
Русские мастера в Нарве спускают на воду торговые суда и русские купцы регулярно появляются в Копенгагене и Лондоне.
Растет русско-английская торговля через Белое море, а с 1565–1566 русско-нидерландская – через Печенгу на Кольском полуострове, где располагается, и по сей день, самый северный в мире Трифоно-Печенгский монастырь. (Этот регион наши западники также зачисляют в исконно-финляндские земли).
Строгановы, занимающиеся освоением Урала, записываются в опричнину. Этот торгово-промышленный дом не только занимается выгодной торговлей и производством соли, но и строит крепости, охраняет Прикамский и Пермский край от нападений сибирских татар, готовит завоевание Сибирского ханства. Русская история до Ивана Грозного не знает столь активного участие в военно-политических делах хозяйственных русских мужиков (графами Строгановы станут только в XVIII веке).
Английские купцы из московской компании тоже становятся опричниками – был бы интересный факт для английских грозноведов, если бы их хоть чуточку интересовала реальная история.
Во времена Ивана IV русская пенька считается лучшей в мире, до ста судов в год загружается ею в нарвском порту. Русскими снастями и канатами оснащена испанская Великая армада и противостоящий ей английский флот. Одно из канатных производств на территории России создается англичанами – это, наверное, первый случай иностранных инвестиций в нашу промышленность. Помимо канатов и пеньки на экспорт идут лен, воск, кожи, деготь, зола, меха.
Растет торговля русской Астрахани с купцами Хивы, Бухары, Шемахи, Дербента. С востока поступают хлопчато-бумажные и шелковые ткани, нефть, ковры, сафьян, оружие. Через Шемаху, с которой заключен торговый договор, в Астрахань привозятся кызлыбашские (персидские) товары. Груженые всем этим добром русские суда идут от Астрахани вверх по Волге.
Искорение наместничьего правления, ликвидация частных «государств в государстве» способствовало сложению общенационального рынка.
Видный медиевист Б. Д. Греков, в своем исследовании «Очерки истории феодализма в России», писал о быстром развитии внутреннего рынка в Московском государстве времен Ивана IV, о том, что в это время «из среды населения выделяется масса непосредственных производителей, не производящих хлеба и прочих сельскохозяйственных продуктов в собственном хозяйстве, и потому нуждающихся в массовом привозе их извне из земледельческих хозяйств»…
