Василий Сидихменов - Китай: страницы прошлого
Так расправлялись с людьми в ямынях, и никого не смущало, что на стене висело изречение: «Распространим высокие моральные качества на весь народ».
Иной раз в ямынь попадали и представители имущих классов. И если им угрожала «потеря лица», они шли на любые уловки, лишь бы сохранить свою репутацию. Например, когда богач совершал какое-нибудь преступление и его приводили в ямынь для допроса, он понимал, что ему не избежать ударов бамбуковой палкой, а следовательно, «потери лица». Оставался единственный выход: за деньги купить освобождение и увильнуть от наказания. В присутственные часы около ямыня всегда можно было найти бедняка, который за определенную плату соглашался быть наказанным за другого. Этот человек менее всего размышлял о «потере лица»: ведь он зарабатывал себе на хлеб. Богач заключал сделку с одним из таких обездоленных, и тот «добровольно» подставлял спину под удары. На практике это выглядело так.
Явившись в ямынь, богач становился на колени перед судьей, и тот начинал его допрашивать. Так как улики были налицо, то после короткого допроса судья отдавал приказание служителям наказать обвиняемого бамбуковыми палками, но не успевала стража приблизиться к нему, как он вскакивал на ноги и отбегал в сторону, а на его место вставал нанятый им человек. Привыкшие к подобным уловкам служители ямыня делали вид, что ничего не заметили, и принимались бить «преступника» так сильно, что тот начинал истошно кричать. Судья, конечно же, знал, что кричит не настоящий преступник, а подставное лицо, но и его это не удивляло. Виновный избегал телесного наказания, но считалось, что он страдает материально — ведь ему пришлось заплатить и своему «спасителю», и судье, и служителям ямыня.
Таким путем богатый человек мог избавиться не только от экзекуции, но и от тюрьмы и даже от смертной казни. Отчаяние и страшная нужда толкали бедняков на все. Были случаи, когда вместо настоящих виновников какого-либо преступления на смерть шли дети бедняков — лишь бы на какое-то время избавить семью от нищеты и голода, — и это не вызывало возражений блюстителей закона.
Одной из форм протеста против притеснений со стороны сильных мира сего в феодальном Китае было самоубийство. Доведенный до отчаяния человек, желая отомстить за нанесенное ему оскорбление, совершал самоубийство в доме или возле дома обидчика, что доставляло последнему много неприятностей: вмешательство властей, обязанность похоронить самоубийцу за свой счет и т. п. Главное, однако, состояло в том, что, по древним верованиям, душа самоубийцы не могла подняться на небо и навсегда оставалась в доме обидчика, навлекая на его семью несчастья.
Пытаясь разобраться в причинах частых самоубийств в феодальном Китае, английский миссионер Д. Харди писал: «В большинстве случаев их мотивом была месть, так как существовало убеждение, что дух покойника будет преследовать того человека, который был причиной самоубийства, и вредить ему. Мне говорили об одном кули, который пытался покончить с собой, потому что получил на 10 монет меньше, чем ему обещали. Другой кули разместился у двери дома человека, который его обманул, и довел себя до голодной смерти». Считалось, что самый лучший способ заставить кого-нибудь пойти на уступки — пригрозить ему покончить с собой у двери его жилища.
Самоубийство из мести часто было связано с суевериями: человек после смерти, обратившись в духа, мог с большей легкостью, чем при жизни, отомстить врагу. Способу самоубийства тоже придавали большое значение. Китаец не мог прыгнуть со скалы или высокого здания, ибо должен был сохранить свое тело для «того света», поэтому он, если уж решался на самоубийство, предпочитал яд, голодную смерть или удушение.
* * *Наряду с административными функциями чиновник исполнял обязанности религиозного, жреческого характера. В определенные дни он обязан был совершать жертвоприношения и поклонения в местных храмах. Не говоря уже о храмах Конфуция, чиновник весной и осенью приносил жертвы в храмах, построенных в честь местных божеств и святых, в храмах неба, земледелия, а также бога войны и покровителя города.
В 1835 г. правитель города Гуанчжоу по имени Бань по случаю ужасной засухи, продолжавшейся более восьми месяцев, обнародовал обращение, в котором говорилось: «Мои молитвы по поводу того, что в течение длительного времени не было дождей и продолжается засуха, остались безответными. Посему сердце мое преисполнено горя. Неужели нет во всей провинции Гуандун ни одного необычного человека, который смог бы принудить дракона ниспослать дождь? Пусть все знают: если среди солдат и народа, монахов и им подобных нашей провинции или любой другой провинции найдется такой, который своим искусством сможет вызвать обильный дождь, я убедительно прошу его взойти на алтарь и произнести искреннюю и почтительную молитву. А после того как пойдет дождь, я охотно вознагражу его деньгами и табличкой, на которой будет записана его заслуга».
На это обращение отозвались буддийские монахи, считавшие себя «специалистами по вызову дождя». Напротив канцелярии главы города Гуанчжоу был сооружен алтарь. Монах, вооруженный бамбуковыми палочками, в течение трех дней напрасно бил в цимбалы и повторял свои заклинания с утра до вечера, подставляя обнаженную голову под горячие солнечные лучи и вызывая насмешки толпы.
Усилия монаха ничуть не ослабили тяжести стихийного бедствия, но местные власти с еще большим рвением принуждали население исполнять различные ритуалы, лишь бы побудить богов ниспослать дождь. Власти запретили убивать скот, приказали соблюдать пост и, чтобы изгнать горячие ветры из города, плотно закрыли южные городские ворота. Огромная толпа народа была собрана в одном месте. Предполагалось, что если 20 тысяч человек, среди которых были губернатор провинции и глава города со своими свитами, обратятся с мольбой к божеству милосердия, то дождь все-таки пойдет.
Правитель одного из южных городов Китая в засушливое лето 1835 г. несколько раз посетил Храм бога дождя. В один из таких визитов, надев на себя несколько теплых халатов (несмотря на тропическую жару), он остановился возле идола и произнес: «Бог предполагает, что я лгу, когда обращаюсь к нему с мольбами о помощи. Как он может знать об этом, если находится в прохладной нише храма, в то время когда земля высохла и небо раскалено?» Правитель города приказал прислужникам накинуть веревку на шею идола и вытащить его из храма на улицу, чтобы тот смог увидеть и почувствовать, как люди мучаются от жары. После этого хлынул обильный ливень, что, конечно, приписывалось решительным действиям правителя города.
В 1909 г. был назначен новый губернатор провинции Шаньдун, и тут же на провинцию обрушилась страшная засуха. Это бедствие подорвало репутацию нового губернатора, его даже стали называть «губернатор-засуха».
Все чиновники и монахи должны были участвовать в особых жертвоприношениях и ритуальных заклинаниях при затмениях солнца и луны, по случаю засухи, наводнения и других стихийных бедствий. Во время засухи процессия монахов, предводительствуемая чиновниками, отправлялась к ближайшей реке или колодцу и молилась дракону, хранителю и подателю влаги, о ниспослании дождя. Роль мифического дракона исполняла обыкновенная ящерица или змея. Церемония сопровождалась взрывами хлопушек, курением сандаловых палочек, музыкой и челобитием. Иногда ящерицу или змею торжественно доставляли в храм, водворяли на алтарь, перед которым затем происходил ритуал поклонения дракону.
В книге «В старом Китае», где описано путешествие по стране в 1907 г., В. М. Алексеев рассказывает, как он наблюдал за поведением китайского чиновника во время исполнения религиозного обряда (это произошло в городке Цюйфу, на родине Конфуция, 27 июня 1907 г.): «В городке тревога и угрюмое празднество: просят у царя драконов дождя. Весь город на улице. Мальчишки у порога храма равнодушно бьют в барабаны и цимбалы. Чжисянь (уездный начальник) производит приятное впечатление. Моложавый человек, пекинец. Рад случаю поговорить с европейцами.
Под окнами грохот барабана. Чжисянь, извинившись, прерывает прием (что совершенно противоречит китайскому этикету) и поспешно выходит. Потом возвращается и говорит: „Извините, ничего не поделаешь! Пришлось выйти и поклониться царю драконов. Понимаете, надо успокоить народ, а то как бы чего не вышло!“».
Далее В. М. Алексеев описывает процессию: «Впереди идут музыканты. Барабаны, свирели, цимбалы, медные тазообразные инструменты — рев, грохот, треск, шум, в котором можно разобрать только очень сложный и частый ритм барабана… Лун-ван (царь драконов) любит музыку, и моления ему всегда сопровождаются подобным аккомпанементом.
Толпа, в которой много рыбаков (из-за сильной засухи пересохла речка), несет знамена со знаками инь-ян и ба гуа (заклинательные и молитвенные символы), бумажные флажки с надписями вроде: „Змея, которая задерживает дождь, дай ему хлынуть!“
