Владимир Миронов - Древняя Греция
Дж. Рейнолдс. Амур развязывает пояс Венеры. XVIII в.
Когда же солдат увидел, что на крестах отсутствует один труп, он страшно испугался возможного наказания. И тут же обо всем рассказал вдове, которая стала его любовницей. Заявив, что его ждет наказание, он в отчаянии воскликнул, что сам собственным мечом убьет себя за этот проступок, не дожидаясь суда. Он попросил женщину положить его труп потом в гробницу, где они занимались любовью. Мудрая и сострадательная женщина воскликнула: «Нет, я не допущу того, чтобы за столь короткое время мне пришлось бы потерять сразу двух близких мужчин. Предпочту повесить мертвого, чем погубить живого!» Сказано – сделано, и ее покойный муж перекочевал на крест вместо разбойника. В итоге все участники этой истории обрели покой и счастье, включая покойного мужа. Последний был так счастлив в жизни, что, вероятно, только порадовался успехам своей очаровательной жены, нашедшей нового мужа.
О. Бердслей. Экзаменовка. 1896 г.
Как видим, главным назначением женщин были заботы семейного круга, или, если иметь в виду всех женщин без исключения, ублажение духа и тела господина. Иные женщины, включая тех же гетер, оказались преданными и умными подругами. Так, известная своим умом Гиппархия, которая могла посрамить в споре кого угодно, влюбившись в Кратета, фактически стала ему прислугой, а по сути дела – рабой. Вот как Диоген Лаэртский описывает ее любовную историю: «Она полюбила и речи Кратета, и его образ жизни, так что не обращала внимания ни на красоту, ни на богатство, ни на знатность своих женихов: Кратет был для нее всё. Она даже грозила родителям наложить на себя руки, если ее за него не выдадут. Родители позвали самого Кратета, чтобы он отговорил их дочь, – он сделал всё, что мог, но не убедил ее. Тогда он встал перед нею, сбросил с себя, что было на нем, и сказал: «Вот твой жених, вот его добро, решайся на это: не быть тебе со мною, если не станешь тем же, что и я». Она сделала свой выбор: оделась так же, как он, и стала сопровождать мужа повсюду, ложиться с ним у всех на глазах…»
Порой выбор жены или мужа напоминал покупку на рынке жеребца или быка, которого, прежде чем совершить сделку, всего ощупают… Впрочем, перед браком предпочитали щупать и осматривать не телесные или умственные достоинства, а карман избранника (избранницы). Водятся ли денежки и собственность? По поводу нравов эпохи откровенно высказался Феогнид, заметив: «Мы ищем породистых баранов, ослов и коней; всякий хочет, чтобы они происходили от добрых. Но честный муж, не колеблясь, берет в жены дурную, дочь дурного, если тот дает ему много денег (в качестве приданого), и женщина не отказывается быть женой богатого дурного мужа и предпочитает состоятельного доброму». Все это указывает не только на биологические аспекты воспроизводства рода, в некотором роде «как это происходит у домашних животных», но и на возрастающее значение материального момента при выборе стороною невесты и жениха. По мнению поэта, богатство тут выступает скорее разрушительным, чем созидательным фактором. Феогнид говорит: «Они ведь почитают деньги, и честный берет в жены дочь дурного, а дурной – дочь доброго; богатство перемешало род».Судя по всему, автор не приветствует такое сближение родовитых аристократов и неродовитых богачей.
Тем не менее многие женились и по любви. Показательна история Дафниса и Хлои, типичных молодых людей, описанных греческим писателем Лонгом (II—III вв. н.э.). Автор в предисловии говорит, что эту повесть о любви он нашел на Лесбосе, охотясь: «Ведь никто любви не избежал и не избегнет, пока есть красота и глаза, чтобы ее видеть». Далее он рассказал, как двое молодых людей росли вместе и полюбили друг друга. Дафнис был подкидышем, а его родители принадлежали к знатному роду. Хлоя же была простой крестьянской девушкой. Жизнь их протекала просто, в трудах и заботах. Они пасли коз и овец. Однажды их застала ночь, и их посетил Эрот. Ночь стала для них школой. Они поцеловались, чего никогда раньше не делали, крепко обнялись и руки сплели, но «третье средство применить не решились, – снявши одежды, на землю лечь». Слишком уж смелым оно показалось не только девушке скромной, но и юноше. После другой бессонной ночи, которую они провели в муках, их посетила горькая мысль: «Целовались мы – и без пользы; обнимались – лучше не стало. Так, значит, лечь вместе – одно лишь лекарство от любви. Испробуем и его: верно, в нем будет что-то посильней поцелуев». В конце концов в романе все заканчивается благопристойно, как и положено в приличном обществе. Молодые поженились, легли на ложе нагими и, проведя бурную и бессонную ночь, впервые поняли то, что «всё, чем в лесу они занимались, были всего только шутки пастушьи». И все же более активная жизнь в городах накладывала свой отпечаток. Возможно, именно поэтому Платон включил в свой «Пир» речь Аристофана о значении любви как нечто комическое, скорее как нечто пьянящее и возбуждающее, чем серьезное.
Прекрасная Венера
Разумеется, в семейной жизни всякое бывало. Отношения между супругами далеко не всегда складывались идеальным образом. Вспомним слова Медеи (хотя она и говорит их в гневе и запальчивости, когда узнает о намерении мужа ее бросить): «Да, между тех, кто дышит и кто мыслит, нас, женщин, нет несчастней. За мужей мы платим – и недешево, а купишь – так он тебе хозяин, а не раб… И завиден удел жены, коли супруг ярмо свое несет покорно. Смерть иначе. Ведь муж, когда очаг ему постыл, на стороне любовью сердце тешит…» В Медее, это очевидно, говорит сердце уязвленной, смертельно оскорбленной и покинутой мужем женщины.
Ганс Бальдунг Грин. Три возраста человека. 1539 г.
Но тут все же исключительный случай… Более обычной и часто встречающейся ситуацией было наличие любви в типичной греческой семье, или по крайней мере тесной привязанности мужа и жены друг к другу. Любви преграды неведомы. Самые высокие особы и выдающиеся граждане любили женщин и были от них без ума, будь то Перикл с его Аспасией, Гиппархия, полюбившая философа Кратета и ради него покинувшая свой дом и перенявшая образ жизни философа, или царь Антиох, влюбившийся в мачеху, жену своего отца Селевка (бедняга так влюбился, что даже заболел). Он упросил отца (умолил его) разрешить ему жениться на мачехе, а затем основывал в ее честь города и даже заставил греков обожествить ее и поклоняться ей как богине.
Чувства мужчин. Эраст и эромен. Берлин
Согласно вкусам античности, женщина в возрасте 35—40 лет была «наилучшим лакомством» для мужчин любых возрастов. Мужчины признавались: «Ах, Филина, люблю я смеющуюся морщинку около твоего глаза, не сочной молодости, а опытности создание. Когда мои жадные руки охватывают твой пышный стан, грудь твоей дочки (уже) не прельщает меня. Мне люба зрелая осень, и для нее я забываю весну». Глубокое уважение греков к прародительницам рода человеческого видно и в том, что они создали около 600 года до н.э. «Каталог женщин» (школа Гесиода), в котором были перечислены одна за другой все родоначальницы известных греческих семей.
Фрагмент любовной сцены. Краснофигурная ваза
Любовные интересы греков, как вообще их преклонение перед красотой, отмечались всеми, кто когда-либо касался этих волнующих сюжетов. Существование любовных эпиграмм, массы словесных, скульптурных и художественных образов людей и богов, пораженных стрелами Эрота, указывает на то, сколь всеохватывающей и неодолимой была эта страсть. Архий Митиленский писал: «Надо бежать от Эрота? Пустое! За мною на крыльях он по пятам, и пешком мне от него не уйти!» Читая такого рода признания, легко впасть в невольное заблуждение, представляя греков народом, только и занятым различного рода любовными утехами. В действительности же жизнь греческих полисов протекала, во-первых, скорее в мужском кругу и, во-вторых, представляла извечное соперничество полов. Поэтому греки противопоставляли пары – мужчину и женщину, друзей и врагов, греков и варваров. Возможно, в этом видны отголоски борьбы матриархата и патриархата, но к женщинам они относились строже, чем к мужчинам.
К сожалению греки и римляне не делали различия между гомосексуализмом (homos – равный, одинаковый, sexus – пол) и гетеросексуализмом. По Платону, признавшего Эрота великим богом, любовь может быть как к женщине, так и к мужчине. Причины часто встречающейся любви мужчины к мужчине (к юноше) достаточно известны. Мы тут особо распространяться на эту тему не будем. Однако общие причины такой ситуации пояснить все-таки нужно. С одной стороны, в древнем обществе исключительно высока была роль мужчины в воспитании юноши (воина, ритора, философа, политика), с другой, сама жизнь в отрыве от дома и служба в армии способствовала подобным связям. К тому же каждый «достойный» мальчик 12—16 лет (эромен) должен был иметь своего эраста (т.е. воспитателя). Воспитатели делили с ним не только «добрую славу и бесчестье», но зачастую и ложе. Говоря о «священном отряде» из Фив, где все 300 воинов практически находились в любовной связи друг с другом, Ксенофонт заметил, что «нет сильнее фаланги, чем та, которая состоит из любящих друг друга воинов». И действительно, в жестокой битве против македонцев при Херонее (338 г. до н.э.) все фиванцы погибли, но ни один не покинул поля боя, не оставил товарищей. К тому же, скажем, в Спарте мужчины-воины получали право женитьбы довольно поздно (к 30 годам). Женщин выдавали замуж рано, так что она часто годилась мужу в дочери. Это подталкивало их к нетрадиционным отношениям с замужними дамами (связи с незамужними женщинами запрещались). Общественные нравы были таковы. Слов из песни не выкинешь. В Греции устраивали специальные праздники, служившие прославлению отроческой и юношеской красоты. Так, на весеннем празднике Диоклии в Мегарах устраивались состязания мальчиков и юношей в поцелуях, в Спарте существовал праздник обнаженных юношей, в Феспиях приз за лучшую песню о любви к мальчикам вручали на празднике Эрота. Идеал греческой красоты создавался на основе статуй прекрасных мальчиков (куросы). Женщина считалась красивой, если она обладала фигурой, более похожей на мальчишескую. Приведенные данные нельзя считать общим и единственным правилом. Законы Солона строго запрещали рабу вступать в связь со свободнорожденным мальчиком. К лишению гражданских прав могли приговариваться те, кто склонял мальчиков к занятиям проституцией, хотя государство чаще ограничивалось лишь штрафами. Молодежь все же старались уберечь. Владельцы гимнасиев не должны были пускать в заведения посторонних мужчин.
