Тур Хейердал - Фату-Хива
Но наше доверие к современной цивилизации не возродилось в полной мере. Мы убедились, что можно жить очень просто, что человек способен испытать полную гармонию и счастье, освободившись от всего того, чем мы, живя в современном обществе, так стремимся обзавестись, чтобы не отстать от других.
И все же нас тянуло, против воли тянуло обратно к цивилизации. Но с тем, чтобы, возвратившись к ней, не удаляться от природы без крайней надобности. Уж очень хороша была простая жизнь в дебрях, она дала нам больше, чем когда-либо давал город. У себя на родине мы никогда не встречали людей, которые смеялись и веселились так беззаботно, как Тахиа, Момо и Теи Тетуа, хотя самый бедный из наших знакомых был богаче их.
Когда я сказал об этом Лив, она поправила меня.
- А старый француз в конурке на Хива-Оа? - напомнила она. - Такой же счастливый, как Теи. Хотя он вполне цивилизованный человек. Тьма всяческих изобретений в доме. Кучу книг прочитал.
Да, есть над чем призадуматься... Веселого старика француза нельзя было назвать неграмотным сыном дикой природы. Его рецепт гласил: ищи счастье у истоков, в себе самом. И если что-то в его окружении облегчило ему поиск, это "что-то" можно было определить одним словом - простота. Простота дала ему то, чего миллионы искали на пути сложности и прогресса. Все запросы старика, весь его мир сводились к маленькой лачуге и огороду. Ему не нужны ни уединенная пещера, ни дворец.
Поистине простота - тоже магическое слово. За видимой скромностью в нем кроется непритязательное величие.
Прогресс в наше время можно определить как способность человека усложнять простое.
Пищу можно добывать разными способами. Поступить на работу на бензозаправочную станцию. Получил жалованье, доехал на трамвае до магазина и заплатил за рыбу и за картофель столько, сколько надо, чтобы могли существовать крестьянин и рыбак, снабженец и лавочник, налоговый инспектор, владелец транспортной фирмы и хозяин завода, производящего холодильники. А затем снова на трамвай и домой к семье со своим уловом - юной замороженной рыбешкой и престарелым сморщенным картофелем.
Но как бы ни изощрялся современный человек, опираясь на всю современную технику, чтобы заработать на рыбу и на картофель, его добыча не станет вкуснее и доступнее, чем она была в те времена, когда каждый сам извлекал себе рыбу из реки или картофель из земли.
Без крестьянина и рыбака рухнет все современное общество с его торговыми кварталами, электрическими проводами и трубами. Крестьянин и рыбак - благороднейшее сословие нашего общества, они делятся от своих щедрот с теми, кто носится с бумагами и отвертками, пытаясь вслепую сконструировать более совершенный мир.
Признавшись себе и друг другу, что нам не терпится покинуть пещеру и Фату-Хиву, мы с Лив сидели дотемна, ели моллюсков и обсуждали свой новый взгляд на цивилизацию, какой она представлялась нам со стороны, со всеми ее достоинствами и недостатками, проклятиями и благами. Солнце ушло за край света, увенчанное золотой короной; осталась только красная дорожка в небе на западе, да и ту быстро скатали звезды, развесив на востоке фиолетовый тюль. Пробил час сна для всех солнцепоклонников, но сегодня Лив стряхнула золу с наших драгоценных углей и раздула дремлющий костер. Впервые после нашего прибытия на этот пляж мы сидели на гальке и разговаривали до тех пор, пока не пропали все краски, а затем красная дорожка распласталась на другом конце неба.
Ни в этот день, ни на следующий мы не увидели шхуны. Бродя по берегу среди пустых раковин и суетливых раков-отшельников, мы продолжали разговаривать и не сводили глаз с горизонта. Далекая волна рассыпалась белыми брызгами, косатка выпрыгнула из воды, будто подброшенная трамплином, белая птица мелькнула в голубой дали - мы тотчас настораживались. И частенько карабкались на глыбы застывшей лавы, чтобы видеть дальше. Только не пропустить шхуну! С нашего берега открывался вид на весь западный горизонт, днем мы просто не могли прозевать судно, направляющееся в Омоа.
Казалось, океан выходит из берегов и вливается нам в душу... Соленый воздух наполнял легкие, в прилив даже самые маленькие волны доходили до пещеры. Раки-отшельники переваливали через наш барьер и воровали пищу, будто мыши. Рыбы ждали угощения из наших рук, словно пес под столом. И все, что мы ели, отдавало водорослями или морем.
Глядя на синий океан, срастающийся с небесной синью, я представлял себе его необозримым, безбрежным, бездонным. Настолько огромным, что человеческому разуму его просто не объять. Амазонка, Нил, Дунай, Миссисипи, Ганг, все реки, все клоаки мира, сколько бы ни вливались в океан, не поднимут его уровень ни на дюйм. Все текучие воды в мире оканчивают бег в океане, сам же он только гонит по кругу свои течения и тихо колышет свою поверхность во время прилива и отлива, но ему не придет в голову выйти из берегов, вторгнуться в нашу пещеру и карабкаться вверх по скале. Ни реки, ни дожди не влияют на его уровень. И сколько бы ила, сора и перегноя, сколько бы праха и экскрементов от животных, населяющих воду, сушу и воздух, ни попадало в море со времен гигантских ящеров и раньше, они не загрязнили океан, он оставался девственно чистым. Небо и океан стали для человека символами великого и необъятного, вечного и неизменного.
Таким представлялся мне безбрежный водный простор, когда мы сидели у входа в пещеру и смотрели, как дуга океана смыкается с небосводом и космосом. Из учебников я знал его протяженность в километрах и глубину в метрах, знал секрет постоянства уровня, но в эти минуты, подобно простодушным полинезийцам и средневековым европейцам, я ощущал, что суша владение человека, океан же - часть необъятной вселенной.
Как я ошибался! И сколько лет еще предстояло мне меряться силами с мировым океаном, прежде чем я в корне пересмотрел свой взгляд, понял, что океан, да-да, океан, а не земная твердь - пульсирующее сердце нашей живой биосферы. Под видом морской пустыни без начала и без конца - вечный двигатель, служащий нашему миру насосом и фильтром. Чтобы осмыслить реальные масштабы океана, мне еще предстояло убедиться, что даже самый большой из земных океанов могут пересечь сухопутные крабы на маленькой скорлупке. Небоскребы Манхэттена, если перенести их на дно Северного моря, поднимутся высоко над водой; средняя глубина Мирового океана - немногим больше полутора тысяч метров, хороший бегун одолевает это расстояние менее чем за четыре минуты. Если на обычном глобусе попытаться слоем краски передать глубину океана, ничего не выйдет: нет такой краски, которую можно было бы нанести достаточно тонкой пленкой. В свою очередь в этом тончайшем слое почти вся жизнь сосредоточена у поверхности, пронизываемой животворными лучами солнца.
Пройдет много лет, и море призовет меня на свои просторы, заворожит меня, и я научусь подчиняться его законам. А пока я жил на суше, жил в пещере и еще боялся моря. Я только что научился кое-как плавать, и мы остерегались подходить близко к краю рифа, где бушевал неистовый прибой. Рев прибоя казался нам канонадой, когда мы по ночам, прислонясь спиной к скале, пытались читать звезды. У нас было вдоволь времени, чтобы грезить и гадать о будущем. Солнце, луна, Южный крест и другие тропические созвездия совершали свой круговорот у нас над головой, океан колыхался у наших ног.
Для нас было очевидно, что древние жители пустынь и древние мореплаватели, из ночи в ночь наблюдая звездное небо во всю его ширь, так хорошо изучили постоянные пути созвездий, что не нуждались в других ориентирах. Но вот что удивительно: выбор был куда как велик, однако жители полинезийских островов, разбросанных и в северном и в южном полушарии, начинали счет году от тех суток, когда над горизонтом показывались Плеяды. Удивительно, потому что такой же обычай был в древнем Перу и некоторых странах древнего Средиземноморья.
Мы строили планы на будущее. Вернемся в Норвегию - поселимся в избушке в горах, подальше от моря. Но будем и впредь путешествовать в поисках ответа на полинезийскую загадку. Вот только эта военная угроза... Я был уверен, что людям не избежать новой мировой войны. Мы уехали на остров в Тпхом океане, чтобы избежать ужасов войны, чтобы не стать участниками и очевидцами гибели современной цивилизации. И однако, теперь твердо решили вернуться и принять приговор судьбы, словно война была неизбежной карой, которую мы обязаны понести вместе со всеми.
Звезды ничего не могли сказать нам о будущем, ведь их свет отстал на миллионы лет от нашего времени, они еще не видели, как полинезийцы пришли на эти острова. Мы мечтали о будущем, не подозревая, что нас ждет на самом деле. Не подозревая, что через год будем жить среди индейцев белла-кула на тихоокеанском берегу Британской Колумбии. Будем искать следы, которые помогли бы выяснить, каким маршрутом древние мореплаватели шли из Азии в Полинезию. Жители Индонезии вполне могли приплыть сюда, а затем добраться до Полинезии. Такой маршрут позволял объяснить сложный комплекс полинезийской расы и культуры. Одна Южная Америка не давала ответа на все вопросы; и к тому же на севере Тихого океана путешественники и исследователи со времен капитана Кука и Ванкувера отмечали у индейцев Северо-Западного побережья множество черт разительного сходства с полинезийцами. Островной мир Северо-Запада Америки обогревается мощным течением Куросио, идущим от самых Филиппинских островов. И то же самое течение, описав широкую дугу, вполне могло донести не только бурелом, но и большие мореходные двойные лодки индейцев до Гавайских островов в Полинезии.
