Василий Ключевский - Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский. От истоков до монгольского нашествия (сборник)
Любопытно сопоставить некоторые статьи Правды о продажах или пенях в пользу князя, как и о частных вознаграждениях или уроках. Одинаковая пеня в двенадцать гривен грозит за похищение бобра из ловища, за уничтожение полевой межи, за выбитье зуба и за убийство чужого холопа. Одинаковой пеней в три гривны и одинаковым уроком в одну гривну наказуются отсечение пальца и похищение охотничьего пса с места лова; за поджог и конокрадство наказание гораздо тяжелее, чем за увечье. Значит, имущество человека в Правде ценится не дешевле, а даже дороже самого человека, его здоровья, личной безопасности. Произведение труда для закона важнее живого орудия труда – рабочей силы человека. То же начало проводится и в другом ряду постановлений Правды. Замечательно, что имущественная безопасность, целость капитала, неприкосновенность собственности обеспечивается в законе личностью человека. Купец, торговавший в кредит и ставший несостоятельным по своей вине, мог быть продан кредиторами в рабство. Наемный сельский рабочий, получивший при найме от хозяина ссуду с обязательством за нее работать, терял личную свободу и превращался в полного холопа за попытку убежать от хозяина не расплатившись. Значит, безопасность капитала закон ценил дороже личной свободы человека. То же самое значение капитала открывается и в статьях Правды об имущественных сделках и обязательствах. Правда не знает преступлений нравственного характера, ей чужда мысль о нравственной несправедливости, но зато она вносит точные определения в имущественные отношения людей. Она различает, например, отдачу имущества на хранение от займа, простой заем, одолжение по дружбе от отдачи денег в рост из определенного, условленного процента, а эту сделку от вклада в торговое предприятие, в товарищество на вере из неопределенного барыша или дивиденда. Далее, в Правде находим точно определенный порядок изыскания долгов с несостоятельного должника, т. е. порядок торгового конкурса.
Таковы главные черты Правды, в которых можно видеть выражение господствовавших житейских отношений и интересов, основных мотивов жизни старого киевского общества: Русская Правда есть по преимуществу законодательство о капитале. Капитал служит в ней предметом особенного внимания для законодателя. Им указываются важнейшие юридические отношения, которые формулируют закон; последний строже наказывает за деяния, направленные против собственности, чем за нарушение личной безопасности. Капитал служит и орудием кары за те или другие преступления: на нем основана самая система наказаний. Само лицо рассматривается в Правде не столько как член общества, сколько как владелец или производитель капитала: лицо, его не имеющее или производить его не могущее, теряет права свободного или полноправного человека (женщина и закуп). Капитал чрезвычайно дорог: до начала XII столетия при годовом займе закон допускал рост в половину капитала (50 процентов). Лишь Владимир Мономах попытался смягчить строгие постановления о росте, ограничив его размер. Впрочем, при долгосрочном займе и он допустил рост в 40 процентов. Легко заметить ту общественную среду, которая выработала право, послужившее основанием Русской Правде: это был большой торговый город. Село в Русской Правде остается в тени, на заднем плане. Впереди всего в древнейших частях Правды поставлены интересы и отношения торговых городских классов, т. е. отношения торгово-промышленной жизни. Так, изучая по Русской Правде гражданский порядок, частные юридические отношения людей, мы и здесь встречаемся с той же силой, которая так могущественно действовала на установление политического порядка во все продолжение первого периода, именно – с городом или с тем, чем работал торговый город, – с торгово-промышленным капиталом.
Церковный суд. Влияние Церкви на быт и нравы народа. Русская Правда была верным отражением русской юридической действительности XI и XII веков, но отражением далеко не полным. Она воспроизводит один ряд частных юридических отношений, построенных на материальном, экономическом интересе; но в эти отношения все глубже проникал с конца X века новый строй юридических отношений, который созидался на ином начале, на чувстве нравственном. Эти отношения проводила в русскую жизнь Церковь. Памятники, в которых отразился этот новый порядок отношений, освещают русскую жизнь веков с другой стороны, которую оставляет в тени Русская Правда.
Начальная летопись, рассказывая, как Владимир в 996 году назначил на содержание построенной им в Киеве соборной Десятинной церкви десятую часть своих доходов, прибавляет: «и положи написав клятву в церкви сей».
Клятва Владимира о десятине церкви. Миниатюра из Радзивилловской летописи. XV в.
Эту клятву мы и встречаем в сохранившемся церковном уставе Владимира, где этот князь заклинает своих преемников блюсти нерушимо постановления, составленные им на основании правил вселенских соборов и законов греческих царей, т. е. на основании греческого Номоканона. Древнейший из многочисленных списков этого устава мы находим в той же самой новгородской Кормчей конца XIII века, которая сберегла нам и древнейший известный список Русской Правды. Время сильно попортило этот памятник, покрыв его первоначальный текст густым слоем позднейших наростов – знак продолжительного практического действия устава. В списках этого устава много поправок, переделок, вставок, вариантов. Однако легко восстановить если не первоначальный текст памятника, то по крайней мере основную мысль, проведенную законодателем. Устав определяет положение Церкви в новом для нее государстве. Церковь на Руси ведала тогда не одно только дело спасения душ: на нее возложено было много чисто земных забот, близко подходящих к задачам государства. Она является сотрудницей мирской государственной власти в устроении общества и поддержании государственного порядка. С одной стороны, Церкви была предоставлена широкая юрисдикция над всеми христианами, в состав которой входили дела семейные, дела по нарушению неприкосновенности и святости христианских храмов и символов, дела о вероотступничестве, об оскорблении нравственного чувства, о противоестественных грехах, о покушениях на женскую честь, об обидах словом. Так, Церкви предоставлено было устроять и блюсти порядок семейный, религиозный и нравственный. С другой стороны, под ее преимущественное попечение было поставлено особое общество, выделившееся из христианской паствы и получившее название церковных, или богоделенных, людей. Общество это во всех делах, церковных и нецерковных, ведала и судила церковная власть. Оно состояло: 1) из духовенства белого и черного с семействами первого; 2) из мирян, служивших Церкви или удовлетворявших разным мирским ее нуждам, каковы были, например, врачи, повивальные бабки, просвирни и т. п.; 3) из людей бесприютных и убогих, призреваемых Церковью, странников, нищих, слепых, вообще неспособных к работе. Разумеется, в ведомстве Церкви состояли и самые учреждения, в которых находили убежище церковные люди: монастыри, больницы, странноприимные дома, богадельни. Все это ведомство Церкви определено в уставе Владимира общими чертами, часто одними намеками; церковные дела и люди обозначены краткими и сухими перечнями. Практическое развитие начал церковной юрисдикции, изложенных в уставе Владимира, находим в церковном уставе его сына Ярослава. Это уже довольно пространный и стройный церковный судебник. Он повторяет почти те же подсудные Церкви дела и лица, какие перечислены в уставе Владимира, но сухие перечни этого последнего здесь разработаны уже в тщательно формулированные статьи со сложной системой наказаний и по местам, с обозначением самого порядка судопроизводства.
Эта система и этот порядок построены на соотношении понятий греха и преступления. Грех ведает Церковь, преступление – государство. Всякое преступление Церковь считает грехом; но не всякий грех государство считало преступлением. На комбинации этих основных понятий и построен порядок церковного суда в уставе Ярослава. Все дела, определяемые в уставе, можно свести к трем разрядам: 1) дела только греховные, без элемента преступности, напр., употребление воспрещенной церковными правилами пищи, судились исключительно церковной властью без участия судьи княжеского; 2) дела греховно-преступные, воспрещенные и церковными правилами, и гражданскими законами, напр., умычка девиц, разбирались княжеским судьей с участием судьи церковного; наконец, 3) дела третьего разряда были всякие преступления, совершенные церковными людьми, как духовными, так и мирянами. По уставу Владимира таких людей по всем делам ведала церковная власть; но и князь оставлял за собою некоторое участие в суде над ними. Наиболее тяжкие преступления, совершенные церковными людьми, душегубство, татьбу с поличным, судил церковный судья, но с участием княжеского, с которым и делился денежными пенями.
