Михаил Серяков - Загадки римской генеалогии Рюриковичей
Понятно, что к утверждением средневековых преданий, на которые могли повлиять уже памятники античной письменности, следует относиться с осторожностью, но, однако, не следует и впадать в другую крайность, полностью их игнорируя, поскольку не исключено, что в ряде случаев в них отразилась память о каких-то реальных событиях, подвергшихся неоднократной переработке.
То обстоятельство, что источники фиксируют дерусиев в Персии, пришедших туда на рубеже II–I тысячелетий до н.э., и россов в Ирландии, появившихся на острове примерно в середине I тысячелетия до н.э., вместе с отмеченным распространением географических названий и личных имен с корнем рус/рос в античном Средиземноморье, позволяет сделать вывод о том, что имя Русь/Рось, равно как и носящий его народ, возникло уже в период индоевропейской общности, существование которой до начала диалектного членения общеиндоевропейского языка датируется современными учеными V–IV тысячелетиями до н.э.{536} Никакого иного приемлемого объяснения приведенным фактам нет. Ученые уже давно отметили тот любопытный факт, что как в рамках отдельных крупных общностей (например, славян), так и в рамках индоевропейской семьи народов в целом неоднократно наблюдалось следующее явление: различные племена и народы, разделенные между собой огромными расстояниями и подчас значительным промежутком времени, т.е. обстоятельствами, исключающими их непосредственный контакт, носят одни и те же или очень похожие и явно происходящие из одного корня имена. Так, название индоевропейского народа хеттов, появившегося в Малой Азии на рубеже III и II тысячелетия до н.э. и окончательно исчезнувшего там примерно в VIII в. до н.э., перекликается с названием германского племени хаттов, впервые вышедшего на арену европейской истории во времена Юлия Цезаря в I в. до н.э. Громадный временной и территориальный разрыв между ними исключает саму мысль о прямой преемственности и делает единственно возможным предположение о существовании еще в индоевропейский период особого племени с таким названием. Разделившись вследствие тех или иных причин, одна часть племени, сохраняя свое исконное самоназвание, отправилась на юг, в Малую Азию, а вторая часть двинулась на запад, в Германию. Этот пример далеко не единственный.
Специалисты заметили неоднократное совпадение названий германских и славянских племен: хатты-хуттичи, лугии-лужичане (от себя замечу, что название этого германского племени родственно имени кельтского бога Луга), силинги-слезняне, марсинги-марачане (вновь совпадающие с именем римского бога войны Марса) (морава-не), дидуны-дедошане. Территориально славяне были гораздо ближе к германцам, чем последние к хеттам, что и дало некоторым ученым возможность объяснить данные совпадения одинаковым названием территорий, однако и здесь присутствует временной разрыв. Однако это объяснение неприменимо к следующей группе примеров совпадений как названий племен меж собой, так и названий отдельных племен с личными мифологическими и историческими именами, бытовавших подчас на противоположных концах индоевропейского мира, собранных автором. Так, название жившего на Балканах иллирийского племени парфинов почти полностью совпадает с именем племени парфян, создавших свое государство на территории Ирана; восточнославянское племя кривичей соотносится с упоминаемым еще в РВ племенем криви; кельтскому племени карнов соответствует имя индийского эпического героя Карны; герою греческих мифов Персею — название племени персов, а имени уже упоминавшегося выше греческого малоазиатского царя Прусия — название племени пруссов, живших на побережье Балтийского моря. Примеры подобного рода можно легко умножить, но и уже приведенных вполне достаточно для доказательства описанной выше закономерности. В свете ее распространение корня рус/рос в пределах индоевропейского мира находит свое наиболее логическое объяснение.
В завершение отметим, что существуют данные, фиксирующие связь названия русов с Волгой еще в раннем Средневековье. Речь идет об именьковской археологической культуре. Создавшие ее племена жили на берегах Волги, Камы и Свияги. Помимо территории распространения не вызывало особых разногласий и время существования данной культуры. «Мы считаем, — отмечал П.Н. Старостин, — что дата именьковских памятников может быть определена III–IV–VII вв. н.э. (…) Таким образом, VII в. н.э., когда пришли в Прикамье болгарские племена, следует определить верхнюю дату именьковских памятников»{537}. Зато в определении этнической принадлежности создателей этой культуры царил полный разнобой. В различное время ее относили к восточным буртасам (Н.Ф. Калинин, А.Х. Халиков), мордве (А.П. Смирнов), пришлым тюркам (В.Ф. Геннинг), балтам (А.Х. Халиков), считали ее смешанной из местного финно-угорского и пришлого тюркского компонентов (П.Н. Старостин). Однако уже в 1960 г. А.П. Смирнов обратил внимание, что погребения из Рождественского могильника IV–V вв. именьковской культуры близки к погребениям Волынцевского могильника и принадлежат славянам. Наблюдение А.П. Смирнова продолжили и развили Г.И. Матвеева и В.В. Седов.
Дальнейший анализ материала показал, что основа именьковской культуры формировалась на базе «полей погребений» Днепровского региона, а также имеет параллели в пшеворской керамике Волыни и Поднестровья. Переселение из этих регионов на среднюю Волгу шло в несколько этапов, один из которых совпал с событием, изменившим всю карту Европы: «Наконец, третья, наиболее мощная волна миграции привела к сложению именьковской культуры. Именно в это время в связи с гуннским нашествием в Северном Причерноморье прекращают существование черняховская и пшеворская культуры. Нужно полагать, что образование именьковской культуры связано с этим историческим событием»{538}. Когда в результате следующего крупного вторжения кочевников, а именно тюрок-болгар именьковская культура прекращает свое существование на рубеже VII–VIII вв. н.э., то в это же время в левобережной части Среднего Поднепровья появляется новая культура — волынцевская. На основании анализа всех этих фактов В.В. Седов пришел к следующему выводу: «Таким образом, совокупность данных дает все основания полагать, что появление волынцевского населения в Среднем Поднепровье на рубеже VII и VIII столетий было результатом миграции основной массы именьковцев из Среднего Поволжья. Следовательно, ретроспективно носителей именьковской культуры следует отнести к славянскому этносу»{539}.
Как называли себя именьковцы, мы, разумеется, не знаем. Однако с учетом того, что на жизнь готского короля Германариха покушались представители племени росомонов, а впоследствии в Поднепровье по материалам летописей фиксируется «Русская земля» в узком смысле этого слова, вполне возможно, что именьковцы называли себя русами, и в период тяжелых испытаний эпохи Великого переселения народов они вспомнили о своей древней прародине и переселились на Волгу. С этими археологическими и историческими данными следует сопоставить одно известие восточных писателей. В сочинении ал-Идриси «Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак» присутствует описание трех групп русов, неоднократно встречающееся у мусульманских географов: «Русов три группы. Одна группа их называется рус, и царь их живет в городе Куйаба. Другая группа их называется ас-Славийа. И царь их в городе Славе, и этот город на вершине горы. Третья группа называется ал-Арсанийа, и царь имеет местопребывание в городе Арсе». Данный вариант ничем не отличается от большинства подобных описаний, локализующих три группы русов в Киеве, городе Славе, который, как считают большинство исследователей, находился на территории ильменских словен и являлся предшественником Новгорода, а также загадочной Арсе, местоположение которой вызывает наибольшее количество споров. Однако текст этого же сочинения в рукописи ГПБ отличается от общепринятого перечисления трех групп русов одной показательной особенностью: «Русов три группы. Одна группа их называется Равас, и царь их в городе Кукиане. Другая называется ас-Славийа, и царь их в городе Силак, и город этот на вершине горы. Третья называется ал-Арсанийа, и царь их в городе Арсай»{540}.
В данном варианте группа русов, находящаяся в Киеве, носит название Равас, которое непосредственно перекликается с названием Волги у мордвы. Поскольку данное название встречается нам только в одной рукописи сочинения ал-Идриси, едва ли оно восходит к оригиналу. Однако переписчик данного сочинения, вставивший в первоначальный текст «Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак» данное уточнение, тем самым недвусмысленно указал, что находившиеся в районе Киева русы назывались «волжскими».
Как уже отмечалось выше, известие о трех группах русов в мусульманской географической литературе восходит ко времени до создания единого Древнерусского государства и даже ко времени до основания Новгорода. Следовательно, связь киевских русов с Волгой, обозначенную данным вариантом рукописи ал-Идриси, следует в любом случае датировать временем до второй половины IX в. Таким образом, информация, указанная в этом списке арабского географического сочинения, полностью соответствует данным археологии, отмечающим переселение племен именьковской культуры из Среднего Поволжья в Среднее Поднепровье на рубеже VII–VIII вв. В заключение отметим, что киевские русы едва ли использовали мордовское название Волги. Хорошо известно, что до мусульманских географов информация очень часто доходила через многочисленный ряд посредников, а не непосредственно от тех народов, которых они описывали. Соответственно, переписчик интересующего нас варианта рукописи «Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак» мог получить информацию о названии киевских русов не от них самих, а от более близких к мусульманскому миру жителей данного региона, которые, чтобы отметить происхождение жителей Среднего Поднепровья с берегов Волги, воспользовались мордовским названием данной реки.
