Мэри Бойс - Зороастрийцы. Верования и обычаи
Таким образом, миряне в иранской общине приобретали власть даже быстрее и полнее, чем в общине парсов, и в Тегеране по мере концентрации средств и предприятий зороастрийский анджоман стал играть такую же руководящую роль, как и панчаят в Бомбее. Тегеранский анджоман тоже был светским органом, занимавшимся в основном поощрением общественных и благотворительных мероприятий, и среди избиравшихся в него членов были как традиционалисты, так и реформисты, так как во время переселения с юга в столицу попало значительное число традиционно правоверных зороастрийцев, многие из которых изо всех сил старались сохранить старые обычаи в условиях новой городской жизни. Реформисты, наоборот, стремились к тому, чтобы убедить общину достичь «разумной религиозности» и отменить многие обряды и обычаи. Они организовывали общества для дискуссий и исследований, публиковали книги и периодику, посылали лекторов в Йезд и Керман, чтобы убедить единоверцев в необходимости прогресса, а с 70-х годов стали привозить оттуда детей в летние лагеря, чтобы поближе познакомить их с современной жизнью.
Парсы в независимой Индии и Пакистане
Конец британского владычества в Индии в 1947 г. сулил парсам большие перемены, угрожая тем связям, которые соединяли вместе всю общину. Пять тысяч парсов Карачи, Лахора и Кветты оказались в мусульманском государстве Пакистан и обязаны были вместо гуд-жарати учить урду. Часть парсов эмигрировала оттуда и из Индии по большей части в Англию, Канаду и США, но большинство остались, став либо индийцами, либо пакистанцами. Они играли важную роль в жизни двух государств, так как из их числа вышло поразительное (соразмерно величине общины) число общественных деятелей, военных, летчиков, ученых, промышленников, издателей газет. Общественная деятельность и государственная служба давно уже считались парсами религиозным долгом, частью обязанностей каждого человека, в соответствии с его возможностями, заботиться о своих ближних.
Поскольку Индия – светское государство, то никакой речи не могло быть об умышленной дискриминации против парсов, и если они вообще терпели какие-либо притеснения как религиозная община, то происходило это случайно. Так, меры по экономии, принятые во время войны 1939—1945 гг. и продленные после получения независимости, включала запрет на все общественные угощения, что фактически положило конец вековой традиции празднования общинных гахамбаров. Стало трудно также ввозить шерсть для плетения поясов-кусти (в то время оно было обязанностью жен жрецов в Индия и мирянок в Иране), и панчаят парсов вынужден был заявить протест для получения особой квоты. Религиозные школы оказались вынуждены открыть свои двери всем посетителям, и в парсийских школах стало невозможно сохранять по-настоящему зороастрийскую обстановку. Кроме этих правительственных акций материальный прогресс продолжал производить свое безжалостное разрушающее действие. С угасанием домашних очагов (на смену дровам пришли электричество, жидкое топливо и газ) в зороастрийских домах и в Бомбее, и в Тегеране исчезало и место семейных богослужений. В то же время новые интересы и занятия способствовали увеличивавшемуся пренебрежению религией и безразличию к ней, более убийственному, чем столкновения любых противоречий.
Современные толкования зороастрийских верований
У парсов, проживающих в Индии и продолжающих оставаться искренне верующими и в то же время пытающихся толковать свою старую религию, теперь, естественно, возникло желание отбросить христианский подход и искать сближений с индийскими религиями. Одни из них, приученные теософией соединять различные вероучения, добавили к своему зороастризму почитание современных гуру (духовных наставников, учителей), таких, как Мехер-Баба, предлагавших самые различные пути духовного спасения. Портреты этих мудрецов украсили дома парсов наряду с вымышленными изображениями их собственного пророка. Другие пытались истолковать Авесту с точки зрения вед, и Ассоциация парсов Калькутты дошла даже до того, что в 1967 г. опубликовала перевод Гат, сделанный одним индийским ученым, который определил Гаты как утраченную «пятую веду»[81] и увидел в собственных словах Зороастра самое раннее священное писание культа Чишти[82].
Более основательная работа – «Божественные гимны Заратуштры» – принадлежит Ирачу Тарапоревале и опубликована в 1951 г. Автор (по профессии адвокат) сначала привел буквальный перевод каждой Гаты, который, так же как и перевод Пур-Давуда, следовал пониманию Бартоломэ, а затем, вслед за пояснительным комментарием, дал второй, свободный перевод, предназначенный для передачи «мысли», скрытой за фактическими словами, и для того, чтобы показать: «все те великие идеи, которыми я так восхищался в санскритских священных писаниях, можно обнаружить и в Авесте» (Taraporewala, 1951, с. XI). Хотя Тарапоревала отверг европейские переводы как слишком буквальные, он, безусловно, принимал исходную европейскую посылку, что «было бы, конечно, совершенно неправильно вчитывать в Гаты идеи позднейшего зороастрийского богословия» (Taraporewala, 1951, с. XII); но это сделало второй перевод почти таким же свободным и субъективным, как и толкования оккультистов. Затем другие переводы Гат публиковались мирянами – и парсами и иранцами, – причем все они поступали точно таким же образом и, отталкиваясь от существующих переводов, перетолковывали их в свете своих собственных вдохновенных мыслей.
Верховные жрецы анджомана и священных огней Аташ-Бахрам, учрежденных семейством Вадиа, дастур Кайхосро Джамасп-Аса и дастур Фирозэ Котвал, продолжала многотрудную работу по изданию и публикации пехлевийских текстов – эта деятельность заслужила признание международной научной общественности, – однако изучением Авесты ученые-парсы в последнее время пренебрегали, возможно не имея необходимых филологических знаний.
Проблема понимания Гат является ключевой в тех богословских разногласиях, с которыми сталкиваются современные зороастрийцы. Ясно, что, чему бы ни учил пророк более трех тысяч лет назад, учение нужно заново объяснить современным его последователям, так, как это делается с вероучениями пророков у остальных народов. В зороастризме же необычно то, что мнения относительно того, чему первоначально учил пророк, слишком разнообразны, не говоря уже о самых различных толкованиях того, как это учение следует понимать сегодня. В этой путанице повинны в основном западные, чересчур самоуверенные ученые и миссионеры XIX в.
Догматы веры, лишь слегка намеченные в Гатах, разъяснялись в традиции, хранившейся в дошедших до нас авестийских и пехлевийских книгах, но вплоть до XIX в. их свидетельства, недоступные в общине большинству, дополнялись руководством действовавшей зо-роастрийской церкви. Внезапное воздействие западной культуры поколебало доверие парсов к своему духовенству и заставило их, подобно иноверцам-джуддинам, сосредоточиться на Гатах и именно в них искать откровение самого Зороастра, но без ключа, который могла дать традиция, эти древние религиозные тексты оставались загадочными, и различные варианты их толкований, предлагавшиеся парсами, иранцами и западными учеными, настолько отличались друг от друга, что вызывали замешательство. Дело осложнялось еще и тем, что западные ученые отказались от предположений XIX в., постепенно распознав в смутных намеках Гат и указания на связи между Амахраспандами и их творениями, и упоминания меньших божеств, и предписания относительно основных обрядов. Так западные ученые сами разрушили ту основу, которую первоначально они предоставили парсам-реформистам, хотя этот факт общине еще предстоит осознать. Несмотря на все это, незначительное количество правоверных зороастрийцев сохранило невозмутимое спокойствие, а многие зороастрийцы в наш образованный век жаждут получить простое, благородное и ясное священное писание, чтобы основывать на нем единую веру. Но этому страстному желанию, видимо, не суждено осуществиться из-за непомерной древности зороастрийской религиозной традиции.
Нападки западных ученых на эту традицию наносили ущерб не только единству вероучения, но и общинной гордости, ведь как только реформисты признали теорию о том, что учение пророка в древности было искажено, они должны были предположить, что предки веками жили с ложными убеждениями, а иногда даже за них страдали и умирали. Вместо того чтобы чтить предков за преданность, им пришлось упрекать их за заблуждения. Согласно этой теории, учение Зороастра не могло иметь никакого влияния на историю религий, потому что почти сразу же было утрачено. Реформистам, таким образом, пришлось отказаться от великого наследия. Традиционалисты не были лишены этого наследия, но, подвергнувшись критике, они предпочли укрыться за обрядностью, и вели бой скорее за соблюдение обычаев, чем за вероучение. Поэтому ости тоже не задумывались о том влияний, которое их религия оказала на другие вероисповедания – и действительно, подобные соображения совершенно неуместны для тех, кто уверен, что именно они заняты сохранением человечеству истинного божественного откровения. В то же время знание исторических фактов может стать источником силы и настоящей гордости общины, которая борется против поглощения ее в общечеловеческой массе.
