Олег Гордиевский - КГБ
Все более захваченному партийной работой, а также активной общественной жизнью, Берджессу не удалось сдать вторую часть экзаменов по истории так же легко, как первую. Летом 1933 года он заболел (возможно, каким-то психосоматическим заболеванием) во время выпускных экзаменов, в результате ему была присвоена по справке о болезни лишь простая степень, которую получают те, кто считается заслуживающим присвоения более высокой степени, но не имеет возможности сдать экзамен. Тем не менее по-прежнему считалось, что впереди Берджесса ждет блестящее академическое будущее, и он приступил к работе над докторской диссертацией на тему «Английская буржуазная революция XVII века» в надежде получить звание стипендиата, занимающегося исследовательской работой в Тринити.
Одним из наиболее значительных дарований Берджесса, даже во времена его студенчества, была способность очаровывать не только преподавателей, но и студентов. Горонви Риз, хотя и не был гомосексуалистом и отверг попытки Берджесса соблазнить его при первой же их встрече, тем не менее тут же стал его большим другом. С этого момента именно Берджесс стал доминировать в отношениях между ними. Еще более активно Берджесс пытался достучаться до сердец некоторых гомосексуалистов среди преподавателей. Признанный Оксфордский классицист, Морис Баура, в то время декан Уодхем-колледжа, с которым одно время жил Берджесс, был в него просто страстно влюблен. Риз заметил в Берджессе «какое-то осознанное или неосознанное желание доминировать… Иногда он видел себя в роли некоего Фигаро, правда еще более изобретательного в оказании услуг другим с целью манипулирования ими в своих собственных интересах». В среде тех, кого Баура называл «гоминтерном», — скрытных, часто испытывавших разочарование, а иногда и чувство вины за свою противозаконную сексуальную жизнь, — власть Берджесса над другими, по крайней мере частично, имела своим основанием секс:
«В отношениях с любовниками он был груб и даже жесток, однако в его сексуальном поведении было также что-то благородное… Рано или поздно он переспал с большинством своих друзей, равно как и со всеми теми, у кого было на то желание и они не были однозначно отвратительны. Занимаясь любовью с ними, он приносил им освобождение от многих комплексов, основанных на пережитых разочарованиях и подавлении в себе желаний… Подобные отношения были непродолжительными, однако у Гая была способность сохранять привязанность тех, с кем он переспал, и, кроме того, каким-то странным образом постоянно доминировать в отношениях с ними. Этому способствовало и то, что и после того, как близким отношениям между ним и его друзьями приходил конец, он продолжал оказывать им содействие в их сексуальной жизни, чаще всего полной проблем и неудовлетворенности; выслушивал то, что их волнует в эмоциональном плане, и, если была в этом необходимость, находил подходящих партнеров. Для этих людей он был одновременно и исповедником, и сводником…»
Членом «гоминтерна», на которого Берджесс имел самое продолжительное влияние, был Энтони Блант, от которого он перенял некоторые из его взглядов на искусство, произведшие такое сильное впечатление на Горонви Риза при первой их встрече. Энтони Блант, самый старший из членов кембриджской «великолепной пятерки», был сыном преподобного Артура Бона Стенли Бланта, священник? англиканской церкви с большими связями в высшем свете, который умер, когда Энтони был на третьем году обучения в Кембридже. Королева Мария, супруга короля Георга V, писала вдове священника Хильде: «Какая потеря! Почему тот, кто делал так много добра на земле, должен был уйти, в то время как никчемным, злым людям позволяется и дальше жить на ней?» Энтони редко видел своего безгрешного отца, однако был крепко привязан к матери, о которой его брат Уилфрид говорил, что она была «женщиной безграничной доброты и почти пуританской простоты, не способной солгать даже в мелочи». Когда Бланту исполнилось четыре года, отец получил назначение служить капелланом британского посольства в Париже. Последующие десять лет, которые семья провела почти что безвылазно во Франции, привили Бланту то, что он определил как «очень сильные симпатии к Франции, которые стали с тех пор определяющими в моем отношении ко многому в жизни. С раннего возраста я воспитывался, почти что не сознавая этого, в почтительном отношении к произведениям искусства.» В школе в Мальборо, где Блант учился с 14 лет, он имел, по словам поэта Луиса Макниса, его близкого друга и сверстника, репутацию человека «не по годам глубоких знаний об искусстве и принятого тогда презрительного отношения к консервативной власти.» Сам же Блант последующему поколению марлборианцев говорил следующее:
«Мы из кожи вон лезли, чтобы проявить свою столь раздражающую других дерзость. В часовню мы входили, гордо развевая своими шелковыми носовыми платками. Свой платок я носил, закрепив за ремешок наручных часов, и никто не мог этому воспрепятствовать, потому что не было правил, запрещавших подобное. По субботам мы ходили на спортивную площадку, где другие ребята вечерами играли в мяч, и приводили их в ярость тем, что тут же, на их поле, начинали перебрасывать друг другу свой ярко раскрашенный мяч.»
В Мальборо презрение Бланта к буржуазным условностям находило свое выражение более на эстетическом, нежели политическом уровне. По словам Макниса, «он каждому, кто его слушал, говорил, что он… не считает политику достойной темой для разговора.» Несмотря на то, что Блант пытался ухаживать за другими мальчиками, он вряд ли вел активный образ жизни в школе как гомосексуалист, тем более что некоторые из его самых близких школьных друзей не были «голубыми».
История искусств, то, что могло бы более всего заинтересовать Бланта в Кембридже, как предмет был введен только лишь в начале 1960-х, и к 1926 году, когда он поступил в Кембридж, ни в одном другом университете истории исскуств не преподавали. Что же до института Куртодда, директором которого Блант стал впоследствии, то он был основан только в 1931 году. Блант поступил в Тринити-колледж со стипендией по математике — значительный успех для человека, основные дарования которого проявились в эстетике и литературе. Математика тем не менее его не устраивала. Сдав на «хорошо» первую часть экзаменов для получения степени по математике в июне 1927 года, то есть в конце первого года обучения в колледже, он решил переключиться на изучение иностранных языков, что было уже ближе к его увлечению европейским континентальным искусством и культурой. В 1928 году Блант на «отлично» сдал первую часть экзаменов для получения степени по иностранным языкам, получив высшие оценки по французскому (на котором он прекрасно говорил с детства) и достаточно высокие по немецкому. В дальнейшем он получил возможность полностью сконцентрировать свои силы на изучении французского. Блант окончил колледж в 1930 году, на «отлично» сдав вторую часть экзаменов академического курса по иностранным языкам. В мае 1928 года его избирают в «Апостолы». Не исключено, что не кто иной, как его коллега по научному обществу, королевский математик Алистер Уотсон (впоследствии ставший старшим научным офицером Адмиралтейства и также агентом КГБ, хотя и не такого класса, как представители «великолепной пятерки»), впервые заинтересовал и заставил Бланта всерьез заняться изучением марксистской теории. Однако до того, как интеллектуальные коммунистические воззрения последнего начнут находить свое воплощение в политической активности, пройдет еще несколько лет. То впечатление, которое сформировалось о студенте Бланте у Стивена Рансимена, молодого преподавателя истории в Тринити-колледже, разделяли многие из тех, кто с ним общался. «Он всегда выглядел чересчур довольным собой. Но общаться с ним было приятно.» В течение своих четырех студенческих лет Блант также проявлял активность, правда, не явную, и как гомосексуалист.
Самую значительную роль в вовлечении Бланта в работу на КГБ сыграл Гай Берджесс, ставший студентом Тринити как раз в то время, когда Блант занялся исследовательской работой там же в октябре 1930 года. Не кто иной, как Блант ввел через два года Берджесса в общество «Апостолов». К тому времени Блант был уже избран в научный совет Тринити-колледжа за свои успешные исследования на тему «История теорий живописи и Пуссен.» Новоиспеченного члена научного совета и новоиспеченного «апостола» часто видели вместе. Оба были достаточно известными фигурами, чтобы их не мог не знать неуправляемый Валентин Лоуфорд, студент колледжа Корпус Кристи, который «… из окна, выходящего на корпуса Тринити-колледжа, бросил банан в тех, кто входил после обеда через Большие ворота, абсолютно не задумываясь, в кого из тех трех живых целей попадет: широкоплечего, выглядевшего как гребец оксфордской команды, невысокого, который был мне известен как Гай Берджесс, или длинного и худого Энтони Бланта.»
