Евгений Анисимов - Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра.
Любопытно, что эти взгляды И. И. Шувалова явно перекликаются с идеями, сложившимися в 50-е годы в кружке M. М. Хераскова. Это была литературная и одновременно аристократическая фронда, культивировавшая тип человека, «презирающего внешние блага, углубившегося в самосовершенствование, в книги, проводящего жизнь среди высоких идей, окруженного избранными и не менее его добродетельными друзьями». Не исключено, что Шувалов, тесно связанный с Московским университетом (а именно там действовал кружок), черпал свои идеи из того же источника, что и Херасков и его единомышленники. В тогдашних условиях идеал Шувалова был, конечно, неосуществим, да и вряд ли он стремился к его осуществлению. Г. А. Гуковский, анализируя концепцию человека, культивируемую в кругу Хераскова, тонко заметил, что тип, образ идеального человека «создавался как бы вне своей личной жизни, как идеальный облик бытового сознания дворянина, правомерно занимавшего высокое место в сословной лестнице и претендующего на самостоятельность»50. По-видимому, именно в этом причина того, что, несмотря на свою «меланхолию», Шувалов оставался сыном своего века — деятельным и энергичным.
А век, в котором жил И. И. Шувалов, характеризуется одним словом — Просвещение. Мощное движение, охватившее Европу, проникло после Петра и в Россию, стало фактором ее культурной и общественной жизни, определило особенности развития политической мысли, литературы, науки и культуры.
Для Шувалова, как и для многих его современников, чтение книг было главным средством образования. Шувалов собрал прекрасную библиотеку и постоянно ее пополнял. Как вспоминала Е. Р. Дашкова-Воронцова, он получал из Франции все книжные новинки. Список книг, переданных Шуваловым в Академию художеств, свидетельствует о том, что он целенаправленно и тщательно комплектовал свою библиотеку51.
Главным источником идей Шувалова и близкого к нему круга людей была французская литература Просвещения с ее кумиром Вольтером и энциклопедистами. Чтение и обсуждение литературы вылилось в середине 50-х годов в издание журнала «La Caméléon littéraire», печатавшегося в типографии Академии наук. Его редактором был литератор и масон Т. Г. Чуди, прибывший в Россию в начале 1754 г. и вскоре ставший секретарем И. И. Шувалова. Журнал затрагивал актуальные вопросы литературной и художественной жизни (преимущественно Франции), знакомил своих читателей с новинками прозы, поэзии, философии, театра. Много места в журнале отводилось Вольтеру и литературным спорам того времени. Знакомство русских читателей с литературой Просвещения было продолжено на страницах журнала «Ежемесячные сочинения», издававшегося с 1755 г. по инициативе М. В. Ломоносова и при непосредственной поддержке И. И. Шувалова. Иначе говоря, в России складывалась просветительская среда, в которой жил и действовал Шувалов52.
Как уже отмечалось в литературе, восприятие довольно пестрых идей Просвещения зависело не только от индивидуальности человека, но и от объективных условий его существования, позиции класса, к которому он принадлежал. Примером, подтверждающим это положение, может служить отношение Шувалова к Вольтеру.
Шувалов по своим взглядам был далек от обскурантизма. Более того, он помог появлению в России смелой по тем временам и близкой к атеизму книги А. Попа «Опыт о человеке» в переводе ученика М. В. Ломоносова H. Н. Поповского. Немало он сделал и для защиты от церкви самого Ломоносова — автора «Гимна бороде». И тем не менее Шувалов явно не одобрял антиклерикализм Вольтера и других просветителей, воспринимая их взгляды как осуждаемое безбожие. В письме Воронцову из Франции в 1766 г. он сожалел об упадке, как ему казалось, нравственности и религиозности в стране и видел в этом прямой результат чтения «Вольтеровых сочинениев и Ансиклопедии». «Вот плоды господ здешних ученых людей, которые устремились истребить закон Христианский», — с пафосом восклицал просвещенный русский вельможа53.
Шувалов высоко ценил творческий гений Вольтера, но настороженно относился к радикализму выходца из третьего сословия Мари-Франсуа Аруэ. Завязав переписку с Вольтером и поручив ему написать «Историю России при Петре Великом», он посылал ему подготовленные Миллером, Ломоносовым и Штеллином материалы в надежде, что будет иметь возможность контролировать издание «Истории». Однако Вольтер выпустил в свет первую часть сочинения без одобрения своего патрона, дав при этом нежелательную для русского двора интерпретацию событий времен Петра I. Шувалов в свойственной ему мягкой манере пытался внушить Вольтеру мысль о необходимости советоваться с ним и учесть сделанные замечания. В письме 19 марта 1762 г. он просил Вольтера отсрочить выход второго издания «Истории» до осуществления редактирования в России, ибо, пишет Шувалов, «ваши завистники и наши общие враги неистовствуют против нас более, чем когда-либо (Елизавета к тому времени уже умерла. — Е. А.), мое положение вынуждает меня считаться с ними, а вы меня слишком любите, чтобы желать меня скомпрометировать»54.
Нужно отметить, что отношение Шувалова к просветителям отражало достаточно распространенные в России идеи. Так, Ломоносов в очень резких выражениях осуждал этику и религиозные воззрения Вольтера. Думается, Шувалов разделял взгляды Ломоносова, о чем говорит и приведенное выше его письмо Воронцову. В своих воспоминаниях И. Ф. Тимковский, видевший престарелого Шувалова с томиком Вольтера в руке, передает его, по-видимому характерное, высказывание о Вольтере: «Вот как не люблю его, бестию… а приятно пишет!»55
Отрицая радикализм Вольтера и энциклопедистов, Шyвалов принимал в западноевропейском просветительстве главным образом идеи борьбы против невежества и суеверия, а в победе Просвещения видел залог благополучия государства: «И когда суеверие и невежество — главные противники просвещения — исчезали, надлежало ожидать несомненных успехов». По мнению Шувалова, первым, кто начал в России борьбу с невежеством и суеверием, был Петр I. Он достиг выдающихся успехов потому, что взял на вооружение достижения культуры и науки («божественным своим предприятием исполнение имел через науку»). Реформы Петра представлялись Шувалову прежде всего как реформы образования, воспитания квалифицированных и образованных верноподданных. «Главное сего монарха попечение было, — писал Шувалов о Петре в проекте указа Сенату, — сделать способных людей к правлению разных должностей, составляющих общий порядок государства». Однако смерть Петра прервала этот поступательный процесс. В письме Гельвецию 27 июля 1761 г. Шувалов отмечал, что пришедшие к власти после смерти Петра I иностранцы «не радели о распространении наук и искусств в стране им чуждой». В итоге «такая небрежность о просвещении юношества… некоторым образом остановила успехи просвещения. Вот почему благородная ревность к учению совершенно была погашена во многих моих соотечественниках»56.
Здесь уместно отметить другую весьма характерную черту взглядов Шувалова и близких к нему людей — подчеркнутый патриотизм. Рост национального самосознания, переосмысление роли своей страны в системе европейских государств были прямым результатом петровских реформ, а также воздействия общих идей Просвещения о равенстве народов. Причастность к семье европейских народов в середине XVIII в. воспринималась в России не только как копирование европейских обычаев, быта, культуры, но и как осознание своего равенства с членами этой семьи, а следовательно, осознание собственной значимости, ценности как нации, не лишенной способности и сил «соревноваться в образованности» с развитыми народами. Сильным катализатором таких умонастроений стала бироновщина, способствовавшая обострению национальных чувств.
Особо огорчало Шувалова и его окружение распространенное за пределами России мнение о неспособности русских без помощи других народов стать культурной нацией. Имея в виду время бироновщины, Шувалов писал Гельвецию: «Столь неприятный для нас промежуток времени дал повод некоторым иностранцам несправедливо думать, что отечество наше не способно производить таких людей, какими бы они должны быть»57. Убедить всех в обратном — такова была центральная идея Шувалова и близких к нему деятелей русской культуры. Наиболее емко эту идею выразил Ломоносов:
…может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.
В этой обстановке естественным выглядит подчеркивание Ценности национальной культуры, признание значительного и Не раскрытого еще (из-за неправильной политики предшествующего правительства) творческого потенциала нации. Подъем национального самосознания приводил к тому, что для современников открывались новые возможности нации. Примечательна речь ученика Ломоносова и протеже Шувалова H. Н. Поповского при открытии гимназии Московского университета в 1755 г. Обращаясь к будущим ученикам, Поповский сказал: «Если будет ваша охота и прилежание, то вы скоро можете показать, что и вам от природы даны умы такие ж, какие и тем, которыми целые народы хвалятся; уверьте свет, что Россия больше за поздним начатием учения, нежели за бессилием, в число просвещенных народов войти не успела». Эти взгляды полностью разделял Шувалов. По его мнению, в России «мало своих искусных людей или почти никого нет, чему не склонность и понятие людей, но худые смотрения в премудрых учреждениях виноваты»58.
