Рената Малинова - Прыжок в прожлое. Эксперимент раскрывает тайны древних эпох
В итоге эксперимент привел к неожиданному выводу о том, что ассиро-вавилонская цивилизация пользовалась семизвучной диатонической гаммой с полутонами между ми, фа, си до, характерной как для современной западной музыки, так и для древнегреческого музыкального творчества, которое вплоть до недавнего времени практически однозначно считалось единственным первородным истоком нашей музыкальной культуры.
Если вышеприведенное объяснение правильно, то — опять-таки благодаря эксперименту! — открыт новый, до сих пор неизвестный и неожиданный источник современного музыкального строя.
Чехословацким археологам тоже удалось обнаружить в захоронениях или на стоянках ряд музыкальных либо звукоподражательных инструментов. Число находок особенно увеличивается в славянский период, от которого до нас дошли костяные дудки, пищики и манки, свидетельствующие о том, что любовь к музыке является древней славянской чертой.
Одно такое изделие из рога (по всей видимости, дудка), датируемое IX веком, из земницового великоморавского городища в Поганском районе у Бржецлав натолкнуло двух брненских композиторов, Ариошта Парша и Милоша Штедроня. На мысль провести музыкальный эксперимент. В передаче «Дудка из Поканска», в которой принял участие оркестр народных инструментов Брненского радио, оба композитора использовали мотивы известного памятника античной музыкальной культуры, так называемой песни Сейкила, и наряду с историческими народными инструментами (близнецы, гайды, концовка) поганскую дудку. Единственный тон этого духового инструмента образует идейную и формальную кульминацию короткой пятиминутной композиции.
Толчком для создания этой композиции, названной брненскими музыкантами «Сейкил из Моравии» послужил тот удивительный факт, что в моравской народной музыке, бытующей в районе Стражнице и в Моравской Валахии, существует несколько почти абсолютных мелодических аналогов песни Сейкила. В своем сочинении Парш и Штедронь применили также технику игры на сиреневом листе, по поводу которой существует предположение, что она относится к самым древним музыкальным и звукоподражательным проявлениям, появившись, вероятно, очень давно, в позднем палеолите.
Как ни успешен этот музыкальный хепенинг с использованием сиреневого листа, он вместе с тем напоминает нам о том, что наши представления о древней музыке останутся, несмотря на помощь экспериментов, лишь фрагментарными. Ведь из этнографических источников мы знаем, какие большие возможности открывают перед музыкантами обычные стебли, камышовые дудки и другие инструменты из органических материалов, от которых в археологической описи не осталось и следа. И мы не можем, даже опираясь на экспериментальную археологию, пригласить вас на концерт доисторической музыки. Быть может, в будущем кто-нибудь найдет к ней путь. А пока мы предлагаем вам утешение — нотную запись песни из Угарита и композицию «Дудка из Поганска».
Попытайтесь сами их исполнить!
20. Врачевание и погребение. На что способен кремневый скальпель?
«Я расплачиваюсь за то, что не закрылся щитом». Некоторые время он стоял на второй гоне и рассматривал оставшуюся культю. Потом Кольскеггр сказал: «Тут не на что смотреть. Дело ясное: ноги нет».
Сага о Ньяле
Кольскеггр? Вероятно, вымышленное с большой долей преувеличение лицо, в лучшем случае идеал поведения героя, имеющий мало общего с реальной действительностью. Приблизительно так оценивает большинство из нас этот эпизод из исландских саг, повествующих о жителях этого острова в X веке. Но ведь саги описывают события деловито, строго, беспристрастно, без малейшего стремления что-то добавить, убавить либо приукрасить — они производят впечатление репортажа, фиксирующего события точно так, как они происходили. Поэтому они дают уникальную возможность заглянуть в духовный мир доисторических людей. В их представления о добре зле, времени и пространстве, жизни и смерти, которые блестяще раскрыл прежде всего Михаил Иванович Стеблин-Каменский.
В сагах нет ни одного эпизода, изображающего страх перед болью или смертью. Напротив, постоянно с непреложностью, исключающей иные возможности, в них говорится о случаях, где нет ни намека на страх. Обычно речь идет о насильственной смерти в бою или при нападении, потому что смерть естественная — результат болезни либо старости — как правило, вообще не описывается, о ней лишь иногда мельком упоминается. Такая смерть не есть событие для персонажей саг. Последние слова человека перед лицом неотвратимой смерти носят обыкновенно чисто деловой характер либо содержат информацию о каких-нибудь повседневных вещах. Для тех, кому недостаточно примера с Кольскеггром, мы можем привести другой из этой же саги. Торгримр, которому Гуннар нанес смертельный удар копьем из окна, на заданный ему вопрос. Дома ли Гуннар, отвечает: «В этом вы должны убедиться сами. Я знаю лишь, что его копье дома.» И падает замертво. Поведение Атли, интересующегося модной формой наконечника копья, которым его только что смертельно ранил Торбьерн, кажется нам просто невероятным.
Возможно ли это? Откуда проистекает такое хладнокровие, столь разительно отличное от нашего поведения? Это обусловлено верой в судьбу и посмертную жизнь, рожденной особым восприятием, пониманием времени, решительно не имеющим ничего общего с нашим пониманием. Вера в судьбу уже явно проявляется в наскальных рисунках позднепалеолитических охотников. Нарисованный зверь тем самым отмечен перстом неизбежной судьбы и станет их добычей. Изображая человека, который будет убит в предстоящем сражении, как бы призывают словно уже существующую где-то его будущую смерть. Женщина, прикасаясь руками к мужу, уходящему на битву, может угадать те места, куда он будет ранен. Его раны уже реальные. Меч, которым в ближайшей схватке будет убит враг, своим бряцанием сообщает об этом, ибо смертельный удар, который он нанесет, уже является чем-то реальным.
После смерти человек продолжал свое существование. Каким образом? Представления об этом в разные эпохи и в разных местах были различными. Чаще всего покойник жил в могиле в своей телесной оболочке. Он видел, слышал, ел, пил, радовался, предавался гневу и печали. У него были все свойства живых. По другим, более абстрактным представлениям, умерший существовал в виде бесплотной души. Таких взглядов, вероятно, придерживались люди, сжигавшие покойников. Стеблин-Камнский пишет: «Общим для всех этих представлений о смерти является только одно: для индивидуума время не исчезает со смертью, оно постоянно. И это постоянство времени наиболее наглядно отражено в представлениях о том, что человек после смерти остается по сути своей таким же, каким был при жизни. Вера в загробную жизнь является не причиной. А следствием представлений о постоянстве времени. Отношение человека к смерти определяется не теми или иными представлениями о посмертной жизни, а его представлениями о времени. Если время едино и постоянно и не кончается дли индивидуума смертью, то смерть не так уж и страшна.
Такое понимание времени и хода жизни помогало переносить и «врачебные» вмешательства, вероятно не менее болезненные, чем недуги и страдания, от которых они должны были избавить. «Жертвоприношения» на Бычьей скале, в Великой яме смерти в Уре и во многих других местах, связанные с гибелью десятков людей, являются варварством, кровавой бойней. Но только для нас, отнюдь не для людей того бесконечно далекого прошлого!
Хотя смерть не была для доисторических людей из ряда вон выходящим событием, они стремились избавиться от недугов хвороб. Каков же был уровень врачевания в доисторическую эпоху? Охотники и собиратели умели вправлять вывих, фиксировать сломанную кость, вынуть из раны наконечник копья или другое инородное тело. Они ценили благодатное воздействие тепла или — наоборот — охлаждающей воды, лечебный эффект некоторых растений и минеральных источников. Но на этом, пожалуй, перечисление заканчивается. Остальное уже зависело от шаманов и сверхъестественных сил. Детская смертность была огромной. А продолжительность жизни составляла от двадцати до тридцати лет.
Средняя продолжительность жизни возросла у земледельцев. Однако продукты питания из зерна наряду с качественными белками, жирами, минеральными солями и витаминами содержали и мелкие камешки, выкрашивавшиеся во время помола. Это было одной из причин роста (в сравнении с палеолитом) заболеваний кариесом, разумеется, в масштабах, ничтожно малых в сравнении с нынешними. Много страданий доставляли, как и в палеолите. Заболевания суставов, межпозвоночных дисков и соединительной ткани в области позвоночника, опухоли и воспалительные процессы.
Вы спросите, из каких историй болезней мы узнали об этих заболеваниях? Болезни вызывают в скелетной конструкции изменения, мимо которых дилетант пройдет, но их легко разгадает антрополог или врач. Впрочем, и неспециалист не пропустит круглые либо прямоугольные отверстия в черепах, относящихся к неолиту и более молодым эпохам, — так называемую трепанацию. О чем они говорят?
