Андрей Сахаров - «Мы от рода русского...»
Этот же хронист, а также другие греческие авторы упомянули о том, что стороны договорились считать себя «по-прежнему друзьями». А это означало, что восстанавливались условия об уплате Византией дани Руси, о чем также сказала и русская летопись.
Одним из условий мира стало обязательство Иоанна Цимисхия направить послов к дружественным Византии печенегам с просьбой пропустить беспрепятственно русское войско на родину. Цимисхий дал такое обещание.
Но выработка этого соглашения была лишь половиной дела. Следовало определить дальнейшие взаимоотношения между государствами, обратиться к судьбам Болгарии, Северного Причерноморья, Херсонеса, других направлений внешней политики обоих государств. И тут в полном блеске выступили Феофил Евхаитский, Све-нельд и другие деятели, проводившие переговоры.
Их продолжение шло уже в Доростоле, в лагере Святослава, И если в выработке условий мира в греческом стане принимал участие Иоанн Цимисхий, то теперь в русском лагере в работе посольского совещания принял участие Святослав, Так руссы и греки и вели переговоры то в русском, то в византийском лагере, и в этом следует усматривать не простую случайность, а стремление сторон, и в первую очередь потерпевшей поражение Руси, поставить переговоры на равноправную основу.
Здесь, в Доростоле, и был выработан проект нового русско-византийского договора. Однако его утверждение произошло все-такн в греческом стане, и это ясно говорит о том, что проигравшей стороной была Русь. Вот они, первые слова нового договора: «Равно другаго свещанья, бывшаго при Святославе, велицемъ князи рустемь, и при Свеналъде, писано при Фефеле синкеле (при Феофиле) и к Ивану, нарицаемому Цемьскига, царю гречьскому в Дерестре (Доростоле), месяца июля, индикта 14, в лето 6479 (в 971 году)».
Они ясно указывают, что проект договора был выработан в стане Святослава с участием самого русского князя, что Свенельд и епископ Феофил были руководителями своих посольств на этих переговорах, что окончательное утверждение договора состоялось все-таки в стане Иоанна Цимисхия. Но изначальный текст договора был составлен на русском языке. И это не случайно.
В этом договоре, идущем от лица русского великого князя, содержатся лишь конкретные обязательства Руси, а в отношении всего остального сказано весьма лаконично, но выразительно: «...да схранимъ правая съве-щанья», т. е. обе стороны обязались хранить в непоколебимости прежние договоры, выработанные Русью и Византией в прошлом. И в этой фразе заключен основной смысл всего соглашения. Все, что говорится в договоре 907 года об уплате Византией дани Руси, все, что имеется в виду в договоре 944 года по поводу политических, экономических, юридических взаимоотношений двух стран, их подданных, остается в силе. А это значит, что Русь сохранила свои завоевания в Приазовье, Поволжье, удерживала позиции в устье Днепра, как это сформулировано в договоре 944 года.
Практически это был возврат к тем рубежам, от которых Русь начала движение в Подунавье в 967 году.
От остальных завоеваний Святослав был вынужден отступиться.
Договор составлен от первого лица, от имени самого русского великого князя: «Азъ Святославъ, князь руский, яко же кляхъся, и утвержаю на свещаньесемь роту (клятву) свою». А далее Святослав, повторив, что Русь и Византия возвращаются к «миру и любви» прошлых лет, излагает те свои обязательства, которые являются отражением уже новой, изменившейся военной ситуации. Он клянется Иоанну Цимнсхию и двум другим его официальным соправителям — юным императорам Василию и Константину, сыновьям Романа II,— не приводить ни на Византию, ни на другие страны, находящиеся «под властью гречьскою», ни на Херсонес и его владения, ни на Болгарию «языка иного». И это обещание русского князя, вырванное у пего епископом Евха-итским, воскрешает в памяти те дни, когда вместе с венграми Святослав явился на Дунай летом 967 года, а через три года в ореоле своей военной славы вел по полям Фракии и Македонии объединенное войско руссов, болгар, венгров и печенегов. Воспоминания об этих ужасных днях, видимо, серьезно беспокоили византийских политиков. Тогда они проиграли в главном — отдали внешнеполитическую инициативу в руки руссов, позволили создать им военную коалицию, в чем всегда были так сильны сами, не сумели перекупить печенегов, упустили из-под своего влияния болгар, не нейтрализовали венгров — и теперь они заклинали Святослава не повторять этих нашествий. И он соглашался с требованиями победителей, как будто такого рода обязательство действительно могло помешать ему собрать новых союзников для нового нападения на своего врага, если для этого созреют необходимые условия. Уже теперь в осажденном Доростоле он мечтал о тех днях, когда соберет «вой множайша» и снова двинет их на Константинополь.
Но сегодня Подунавье, северокрымские, близкие к Херсонесу владения были потеряны. И возможно, климаты греческого топарха вновь отошли под протекторат Византии.
Другим важным обязательством, данным Святославом грекам, было обещание по-прежнему оставаться верным союзником Византии: «Да аще инъ кто помыслить на страну вашю, да и азъ буду противенъ ему и борюся с нимъ». При этом неясно, остается ли Византия также союзником Руси. Если нет, то в этом пункте очевидно ущемление русских интересов по сравнению с равноправным военно-союзным соглашением 944 года. Но такова могла быть плата за поражение в военной кампании 971 года. Но если в договоре не пересмотрено военно-союзное обязательство империи в отношении Руси, то по существу и этот пункт договора 944 года остается в силе.
На этом основные статьи договора исчерпываются, а далее следует обычная в таких случаях клятва. Поскольку документ идет от имени великого русского князя, то и клянется он один. И вновь появляются имена Перуна и Волоса, вновь грозит себе и своим потомкам русский князь быть посеченными собственным оружием, если Русь нарушит договор с греками и не сохранит «прежереченыхъ» (прежних) соглашений.
Договор был запечатан личной печатью Святослава. По всей видимости, эта процедура, как и клятва на договоре русского князя, была произведена Святославом в Доростоле в присутствии все того же Феофила Евхаит-ского.
Но это, повторяем, вовсе не значит, что договор был односторонней грамотой русского князя. Это было двустороннее межгосударственное соглашение, потому что оно по всем основным линиям отношений двух стран вновь и вновь возвращало их к прежним договоренностям.
Оно восстанавливало статус-кво в отношениях между странами, за исключением тех пунктов, которые касались итогов военной кампании 970—971 годов. Судьба Белобережья, устья Днепра, Поднестровья, русских территорий в Северном Причерноморье, результаты продвижения Руси в Приазовье, Поволжье оставались неизменными. Даже, напротив, обойдя молчанием все эти животрепещущие территориальные вопросы, греки согласились с теми завоеваниями Руси в этих регионах, которые были осуществлены в 40—50-е годы X века. Во всяком случае, совершенно очевидно и по русской летописи, и по «Записке греческого топарха», что Русь уже имела свои круглогодичные поселения в спорных районах устья Днепра и Белобережья, но договор 971 года, грамота Святослава, хранит и по этому поводу полное молчание.
Как только договор был заключен, епископ Феофил Евхаитский отправился к печенегам хана Кури. Епископ вез в степь дорогие подарки и предложение Иоанна Цимнсхия о заключении между печенегами и Византией"
договора о дружбе и союзе. Император просил печенегов более не переходить Дунай, не нападать на принадлежащие теперь Византии болгарские земли. Иоанн Ци-мисхий, по сообщению хрониста Скилицы, обратился к степнякам с просьбой беспрепятственно пропустить русское войско на родину. Тот же хронист записал: «Они (печенеги) согласились на все условия Иоанна, кроме одного — пропуска руссов через их земли».
Здесь следует сделать небольшое отступление. Византийский хронист сообщил об этом факте спустя несколько десятилетий, опираясь на прежние записи. Лев Дьякон, писавший, так сказать, по горячим следам событий, либо не знал об этом ничего, либо умолчал об отказе печенегов. Но факт остается фактом: Святослав шел к устью Днепра, а потом вверх к порогам, где его ожидало большое войско печенегов, в полной уверенности, что епископ Евхаитский выполнил обещание греческой стороны и договорился с печенегами о пропуске русского войска. Но можем ли мы в этом случае полностью верить византийским историкам? Вряд ли. Известны многочисленные случаи дипломатических предательств греков, их невероятный прагматизм, умение использовать подкупленных степняков в борьбе со своими противниками-—болгарами, Русью, Хазарией. И на этот раз не случайно в степь был послан большой мастер политической интриги, опытный дипломат Феофил Евха-итскип. Можно не сомневаться, что вокруг вопроса о пропуске русского войска на родину разгорелась еще одна дипломатическая баталия. Можно не сомневаться и в том, что Святослав, обычно не доверявший грекам, постарался включить в состав греческого посольства и своего представителя, а за его спиной епископ сговорился с печенегами о нанесении Святославу последнего, решающего удара.
