Борис Соколов - Берия. Судьба всесильного наркома
А почему бы не предположить, что столь ценные для руководителя той эпохи качества Лаврентий Павлович не мог развить сам по себе, без оглядки на Сталина?
Ну только Судоплатов подтверждает, что Берия в работе над атомной бомбой широко использовал рыночные методы. Так, на уголовном объекте атомного проекта в Арзамасе-16 (ныне городу возвращено древнее название Саров), вначале именовавшемся для маскировки "Приволжская контора Главгорстроя, п/я 214", специальным постановлением Совмина были введены почти что капиталистические порядки. Было разрешено "выполнять строительно-монтажные работы без утвержденных смет и проектов; производить оплату по их фактическим затратам; вести финансирование строительства через Госбанк, без проектов и смет, по фактической стоимости; расходовать на премирование до 1,5–2 % от фактических затрат". С.В. Пестов следующим образом прокомментировал это аномальное явление для советского общества второй половины 40-х годов: "Строительство разрешалось вести не по планам, проектам, чертежам и массе других бумаг, а по указаниям Зернова (замминистра транспортного машиностроения. — /Б. С./) и Харитона, которые на месте выдавали задание проектировщикам.
Такая "анархия", неслыханное "святотатство", прямо-таки настоящий капитализм был разрешен, говорят, по настоянию Лаврентия Павловича (в этом нет ни малейшего сомнения, поскольку все правительственные постановления, касающиеся деятельности Спецкомитета, готовились Берией и его аппаратом. — /Б. С./). Потом, после смерти Сталина, Лаврентию припомнят попытки ввести в отдельно взятом регионе капитализм и назовут его "буржуазным перерожденцем", но в данный момент практичный и циничный Берия, наплевав на "идеологические ценности", шел по самому эффективному и короткому пути.
И хотя в феврале 1н947 года Зернов докладывает правительству, что ни одного производственного объекта первой очереди не закончено, строительство объекта идет, тем не менее, очень быстро, намного быстрее, чем это делалось бы в плановом порядке".
Если разобраться, ни о какой плановости в осуществлении атомного проекта речи быть не могло, и Берия это сразу понял. Ведь абсолютно невозможно было предугадать, какие именно идеи придут завтра в голову Харитону и Кикоину, Зельдовичу и Алиханову, какие сведения доставит вездесущая разведка из Америки и из Англии, а хот этого прямо зависело, что и как строить. Думаю, что как раз во время работы над созданием атомной и водородной бомб Лаврентий Павлович окончательно убедился в преимуществах капитализма над социализмом. Хотя в реализации атомного проекта причудливо сочетались рыночные механизмы с казарменным принуждением. Первые действовали среди высших эшелонов рабочей силы — от ученых до квалифицированных промышленных рабочих и касались общих принципов проектирования и финансирования Вторые — среди масс строителей и рабочих рудников шахт, значительная часть которых были люди подневольные — заключенные и солдаты, мобилизованные на оккупированных территориях, т. е. тоже народ второго сорта. Иного способа быстро направить большое число рабочих на осуществление грандиозных проектов в советской системе не существовало. Одарить сотни тысяч и миллионы добровольцев длинным рублем, обещать им в качестве стимула свободно устраивать свою жизнь, обогащаться, как говаривал покойный Бухарин, означало бы полностью подорвать партийную монополию на власть. Обогатившиеся захотят и землей владеть, и собственный бизнес завести И что тогда останется от общенародной собственности? Берия также понимал, что здесь плетью обуха не перешибешь, и предложить Сталину столь широкомасштабные реформы в государстве — значит, гарантированно повторить судьбу "любимца партии" Бухарина. Поэтому пусть лучше трудятся зэки да бойцы трудовой армии. Эти работники во многом напоминали подневольных строителей египетских пирамид. Но без них невозможно было в короткий срок возвести фундамент и нижние этажи атомного проекта, только опираясь на который можно было использовать бесценные данные разведки и могли творить те, кому предназначались премии и дачи, автомобили и ордена… Берия это тоже прекрасно понимал, и рассматривал как неизбежное зло. А строители, занятые на наиболее тяжелых работах, для него были расходным материалом.
Организованное Берией соединение социализма и капитализма, уникальных разведданных с талантом отечественных ученых ни инженеров в рекордные сроки принесло свои плоды. И вот настал долгожданный день первых испытаний советской атомной бомбы — 29 августа 1949 года. Взрыв произошел на полигоне под Семипалатинском. Вот как этот день запомнил Харитон:
"Бомбу поднимали на башню лифтом, людей хотели доставить туда отдельно, но Зернов не стерпел, стал рядом с бомбой, и так они вдвоем поднялись на вышку, потом туда прибыли Щелкин и Ломинский. Они же уходили последними.
На их пути было устройство, к которому надо было подключить провода, передававшие сигнал для срабатывания бомбы — был такой автомат, включавший устройство для подрыва инициаторов, расположенных по периферии заряда, чтобы образовалась сходящаяся волна. Кнопку этого устройства нажимал Щелкин, дальше уже все делалось автоматически — заряжались конденсаторы, в которых накапливалась энергия подрыва инициаторов, срабатывали детонаторы и т. д. И от этого момента нажатия кнопки до самого взрыва проходило, помнится, секунд сорок.
Ну вот, через эти сорок секунд все осветилось ярчайшей вспышкой. Мы ее наблюдали через открытую (с задней стороны) дверь наблюдательного пункта, расположенного в десяти километрах от эпицентра. А через тридцать секунд после вспышки пришла ударная волна, и можно было выйти наружу и наблюдать последующие фазы взрыва.
Берия тоже находился с нами, он поцеловал Игоря Васильевича (Курчатова. — /Б. С./) и меня — в лоб (Лаврентий Павлович понимал, что неудача — а была вероятность в 5–6 %, что устройство не взорвется, — могла сразу же сделать его, Харитона и Курчатова, "врагами народа" со всеми вытекающими последствиями. — /Б. С./). Ярчайший свет и мощная ударная волна лучше всего засвидетельствовали, что мощность взрыва была вполне достаточной.
Однако в "воспоминаниях" некоторых людей, которых там и в помине не было, описаны такие подробности, что просто диву даешься. Например, пишется, что в последние секунды вдруг начал увеличиваться поток нейтронов (это повышало вероятность того, что взрыва не произойдет. — /Б. С./), и все заволновались. Счетчик нейтронов действительно был, и он передавал сигналы на НП, но никакого усиления потока не было. Это все измышления, как и многие другие "детали" тех событий…"
Харитон явно имел в виду "Воспоминания" Головина, на испытаниях не присутствовавшего, но описавшего все происшедшее куда подробнее Юлия Борисовича, аж на семи страницах книжного текста. По принципу — все, что было не со мной, помню. Здесь я приведу лишь те фрагменты головинских "Мемуаров", которые непосредственно относятся к Берии, чтобы читатели могли проследить, как конструировался миф о Лаврентии Павловиче — злодее и дураке, ничего в порученном деле не смыслившем и оказавшемся на коне лишь благодаря героям-ученым и своим толковым заместителям из военно-промышленного комплекса, которым посчастливилось уцелеть после 53-го года:
«… Тележку с изделием медленно выкатывают через ворота во мрак ночи на платформу лифта. — Так и пойдет вверх без сопровождения? — восклицает Берия. — Нет, нет, — Зернов делает шаг, не предусмотренный графиком работ, встает на платформу лифта и, держась одной рукой за перекладину, в живописной позе уезжает вверх.
Давыдов уже начал отсчитывать минуты, когда пришел Берия со своим сопровождением. Курчатов взял себя в руки и остановился рядом с Флеровым, наблюдая фон нейтронов. Два-три нейтрона за пятнадцать секунд. Все хорошо.
И вдруг при общем молчании за десять минут до "часа" раздается голос Берии: — А ничего у вас, Игорь Васильевич, не получится! — Что вы, Лаврентий Павлович! Обязательно получится!" — восклицает Курчатов и продолжает наблюдать, только шея его побагровела, и лицо сделалось мрачно сосредоточенным.
На третьей минуте до взрыва вдруг фон нейтронов удвоился, на второй минуте стал еще больше Флеров с Курчатовым тревожно переглянулись — опасность хлопка вместо взрыва резко возросла. Но автомат пуска работает равнодушно, ускорить ничего невозможно, и во власти Курчатова только отменить взрыв (в действительности решение об отмене взрыва мог бы принять только Берия, и то только предварительно согласовав его со Сталиным. — /Б. С./). — Десять секунд. Пять секунд. Три, две, одна, пуск!
Курчатов резко повернулся лицом к открытой двери. Небо уже померкло на фоне освещенных холмов и степи. Курчатов бросился вон из каземата, взбежал на земляной вал и юс криком "Она!" широко взмахнул руками, повторяя: "Она, она!", — и просветление разлилось по его лицу.
