Михаил Ишков - В рабстве у бога
Я не верил глазам — все происходившее напоминало рисованную иллюстрацию, сцену из детского фильма… Для полноты впечатления не хватало только музыкального сопровождения — чего-нибудь звучно-героического, бравурного. Фанфар наконец.
Георгий между тем укрупнился до своей сказочной величины, меч его достал небольшое перистое облачко. Рассек его… Царевич, ломая ногами лед, сокрушая ивняк, двинулся навстречу дракону. В этот момент до меня донеслись едва слышимые аккорды. Я прислушался — это же марш дальней бомбардировочной авиации нацистской Германии. Полет валькирий!.. Бой с драконом все отчетливее обретал признаки театральной постановки. Инопланетный режиссер упустил только одну деталь — у рыцаря не было коня. Этим скакуном всегда был я. Теперь царевичу предстояло сражаться пешим.
Что-то во всей кутерьме было не так. Зачем музыка? Неужели фламатер даже на таком расстоянии способен улавливать мои мысли? Он и теперь руководствуется ими, спасаясь от прибывших на вертолете загонщиков? Облава приближается к закономерному концу? Еще несколько минут и стрелк(-хранители, спрятанные в засаде, откроют огонь? Это будет последний бой фламатера? Тогда синклит ди выбрал неверную тактику. За каких же варваров он нас принимает, если решил устрашить людей драконовой ипостасью! То ли дело танковая атака! Раздавить их гусеницами!..
В следующее мгновение очертания дракона дрогнули, смазались. Его тело вновь распалось на шары, которые резво раскатились по заснеженному склону. Внезапно обзавелись гусеницами, орудийными башнями, ощерились дулами пушек. Сходство с «тиграми» было потрясающим. Более того, в разворачивающемся для атаки строю нашлось место и тридцатьчетверкам, и Т-70-ым.
Меня трясло как в лихорадке, я не мог справиться с нахлынувшим торжествующим ликованием. Танки — это пустяки. Даешь боевые роботы! Гусеничные машины на мгновение остановились, начали подрастать, облекаться в уродливые человеческие формы, обзаводиться конечностями. Вот первый механический монстр задрал правую лапу — оттуда ударил лазерный луч, выжег пятно на снегу.
Между тем я различил, как гневно исказилось лицо Каллиопы. Она приняла божественный вид, взмахнула рукой. Ужас пробрал меня — здесь, в окрестностях Джормина, ей был подвластен каждый камешек, каждая струйка воды. Каждый корешок, семя, веточка… Я вмиг прозрел — она была готова на все и, сообразуясь с передаваемыми мной ментальными картинами, была способна в мгновение ока покончить с фламатером. Стоило прервать пуповину, связывающую яйцо с утопленным в гранитные слои ядерным реактором, и пришельцы будут обречены. В этом смысле было достаточно небольшого локального сотрясения почвы, смещения подстилающих пород…
Волна тоски накатила на меня, неподдельной, презирающей слова. Мне было знакомо подобное состояние — я испытал его в темные глухие ночи, когда чьи-то кошмарные, прерывистые сны бродили по заиндевелым подземным коридорам. Я улавливал их обрывки, искал в них ответы на глупейшие вопросы, на которые был способен мой опрощенный рассудок, пытавшийся докопаться до «истины».
Истина была совсем рядом, просто в неё было трудно поверить, поверить себе, своим ощущениям, древнему началу, которое было заложено в нас. Я имел дело с одряхлевшим до предела существом. Шесть с половиной миллионов лет не шутка даже для подобного могучего организма. Ему давным-давно следовало отправиться на покой, перестать менять ипостаси, обзавестись сподручной для подобного возраста внешностью, поселиться в уютном домике, ковыряться в саду, похваливаться перед соседями урожаем каких-либо диковинных фруктов. Посещать встречи ветеранов, на досуге заняться мемуарами, время от времени перезваниваться с капитаном, знахаркой, начальником вооружений, спорить с библиографом.
Вместо этого фламатер и синклит до сих пор находились в строю. Даже теперь, когда очевидной стала угроза их уничтожения или, что ещё страшнее, захвата плоти изнывающими под бременем молодости и энергии дикарями, они не могли покинуть окоп. Фламатер из последних сил отбивался от нас, насылал пугающие картинки, прятал шифровальные коды, технические диковинки, крал людей — пытался сохранить верность присяге. Он не имел права живым попасть нам в руки! Кто знает, что ещё предпримут эти ненасытные варвары? На какую хитрость они способны. Он уже приготовился к смерти, потому что самым страшным наказанием для него был плен. Этого унижения он не мог перенести…
Каллиопа уже вовсю начала размахивать волшебной палочкой, вычерчивать в морозном воздухе магические фигуры. Я с замиранием сердца наблюдал за ней. Еще несколько мгновений — и ветеран в недрах горы сколлапсирует, сожмется в безжизненное пупырчатое ядрышко. Это было так унизительно бессмысленно погубить старика. Не в состоянии справиться с собой я бросился к картине…
Крашенная поверхность расступилась. Лопнула на миг затуманившая глаза пленка. Я обнаружил себя на вершине волшебной горы, уже в волчьей шкуре. Взревел так, что люди внизу на снежном поле опять попадали. Каллиопа замерла — гора подо мной уже ощутимо тряслась.
— Остановитесь! Цечешище, сомкнись!..
В ту же секунду боевые роботы обернулись россыпью слизистых, едва перекатывающихся по снегу шаров. Кое-как они слепились в цельную структуру, затем в подобие бесцветного облака, которое в конце концов обрело очертания человеческой фигуры. Контур медленно, с трудом переставляя ноги, побрел по снегу в сторону сопки.
Я скакнул с площадки. В несколько прыжков одолел расстояние до людей, здесь внезапно перекувырнулся, вновь обрел человеческий образ, замахал руками на Каллиопу.
— Все, хватит! Они здесь! Георгий, убери меч, все закончилось.
Потом мы развели костер, и я подробно рассказал им о найденных картинах. Фламатер между тем помалкивал. Я настоял, что пока его не следует тревожить. Ваша задача — добраться до Усть-Неры, забрать полотна и вернуть их Очагову. Для этого необходимо выйти на заведующую клубом и сторожа…
Скоро прилетел вертолет, я спрятался в кустах, чтобы не вводить в оторопь пилотов — каким образом в тайге обнаружился ещё один пассажир? Каллиопа предлагала заворожить летчиков — они, мол, ничего не заметят. Будут смотреть на тебя, как на пустое место. Я засмеялся — не бери на себя слишком много, Каллиопушка, не считай других слепцами. Зачем тревожить покой честных людей? Зачем смущать их чудесами?
— А как же ты доберешься до Усть-Неры? — поинтересовался Георгий. Вообще, как ты оказался здесь?
— Это долгая история. Как-нибудь на досуге я расскажу тебе. А может, раньше…
Как только они улетели, началась пурга. Фламатер по-прежнему помалкивал — видно, сначала решил замести следы. Когда я уже окончательно озяб, черная тень мелькнула в вечернем небосводе. Бесшумно скользнула к подножию скалистого мыска, легла на обнажившийся лед. Я загасил разведенный костерок и нырнул в образовавшееся отверстие. Прошелся по рубке — знакомому до слез, в половину овала помещению, которое даже на первый взгляд казалось значительно просторней, чем весь койс. Ни единой кнопки, никаких клавиш, мигающих сигнальных лампочек — я не говорю уже о рычагах, педалях, рычагах — здесь не было. Никакого привычного пульта управления. В стене прозрачный, с округлыми краями экран. Это сероватое обширное пятно могло перемещаться по всей длине окружности и давало возможность наблюдать за любым сектором внешнего пространства и в любом масштабе. К тому же оно одновременно являлось и демонстрационным полем для навигационных схем, чертежей, схем, диаграмм. Нижняя грань экрана граничила с полом — это изменение было сделано по моей просьбе. Я испытывал удивительные ощущения, когда, устроившись в кресле, разглядывал звезды под ногами… Теперь насчет кресла — оно, как собачонка, бегало за хозяином. Его можно было подозвать мысленно или поманить пальцем. Оно именно бегало — перебирало ножками, а не подкатывало. Цвета в рубке были теперь другие — что-то среднее между темной сиренью и теплым фиолетом. Управление осуществлялось с помощью мысленных команд, либо голосом. В большинстве случаев решения принимались после взаимного обсуждения с койсом. Он рассчитывал варианты, из которых выбирался наиболее приемлемый, причем — я был уверен в этом! — иерархия в этом вопросе соблюдалась строжайшим образом. При определенных обстоятельствах никаких словопрений не допускалось и более высокий, чем «вернослужащий» чин, мог обращаться с койсом, как с бездушным механизмом. Для этого существовала особая система паролей и мысленных команд. Подобные властные полномочия мне никогда не передавались. Мне и в голову не приходило их потребовать — я просто не был готов управлять такой разумной машиной, как «Быстролетный». Может, поэтому мы с ним так близко и сошлись. Мне пришлась по сердцу его незамысловатая жизненная логика, опытом он обладал колоссальным, много рассказывал о прошлом Земли. О тех временах, когда сутки на Земле составляли шесть часов, и планетарная ось указывала на другие созвездия, очень далекие от Малой Медведицы. Географические полюса занимали тогда иное положение, а магнитные с тех пор несколько раз успели поменяться местами. По его рассказам выходило, что это была совсем другая, совершенно неизвестная и чуждая нам планета.
