Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 3. От конца правления Мстислава Торопецкого до княжения Димитрия Иоанновича Донского. 1228-1389 гг.
Мстислав, приехавши после похорон и поплакавши над братним гробом, спешил разослать засады (гарнизоны) по всем городам, боясь Льва и Юрия. Страх его не был напрасен: на юге не все так охотно исполняли завещания князей своих, как на севере, и Мстиславу дали знать, что Юрьева дружина уже сидит в трех городах: Бресте, Каменце (Литовском) и Бельске. Еще во время болезни Владимировой жители Бреста поклялись признать своим князем Юрия, и тот сейчас же после дядиной смерти приехал в Брест и стал здесь княжить. Но бояре Мстиславовы, старые луцкие и новые владимирские, начали говорить своему князю: «Господин! племянник осрамил тебя, отнял то, что дал тебе бог, брат, молитва отцовская и дедовская; можем и с детьми положить за тебя свои головы, ступай, возьми сначала Юрьевы города – Бельз и Червень, а потом пойдешь к Бресту». Мстислав отвечал: «Не дай мне бог пролить кровь неповинную; я исправлю дело богом и благословением брата своего Владимира», – и послал сказать племяннику: «Племянник! добро бы ты не был сам на том пути и ничего не слыхал, а то сам слышал и отец твой и вся рать слышала, что брат Владимир отдал мне землю свою и города все, при хане и при его вельможах, и мы оба, я и Владимир, вам об этом объявляли: если ты чего хотел, то почему тогда ничего не сказал мне при хане? теперь объяви мне: сам ли ты сел в Бресте своею волею или по приказанию отца своего? не на мне будет кровь, а на виноватом; я пошлю за татарами, а ты сиди, пожалуй, не поедешь добром, так злом поедешь». Потом отправил епископа владимирского к брату Льву сказать ему: «Жалуюсь богу и тебе, потому что ты мне больше всех по боге, брат ты мне старший; скажи мне правду: своею ли волею сын твой сел в Бресте или по твоему приказанию? если по твоему приказанию, то объявляю тебе прямо: я послал за татарами и сам собираю войско; как меня бог с вами рассудит». Лев испугался, потому что еще у него не сошла оскомина после Телебугина нашествия, говорит летописец, и велел отвечать брату: «Сын мой это сделал без моего ведома, своим молодым умом, и об этом, братец, не беспокойся, я пошлю к нему, чтоб он выехал из Бреста». И действительно, послал сказать Юрию: «Ступай вон из города, не погуби земли: брат послал за татарами; если же не поедешь, то я сам буду помогать брату на тебя и отрешу тебя от наследства, все отдам брату Мстиславу, если меня, отца своего, не послушаешься». Юрий поехал из Бреста с большим позором, взявши с собою главных крамольников, которых поклялся не выдавать дяде, пограбивши все дома дядины, и не осталось камня на камне ни в Бресте, ни в Каменце, ни в Бельске. Мстислав приехал в Брест и наказал его жителей тем, что заставил их содержать ловчих княжеских, и тем, что известие о крамоле их велел внести в летопись.
Покончив так удачно с родственниками, Мстислав был одинаково счастлив и в отношениях литовских: двое тамошних князей отдали ему свой город Волковыйск, чтоб только был с ними в мире. Со стороны Польши не могло быть также никакой опасности: в то время, когда Конрад Семовитович мазовецкий был в Луцке у Мстислава, в Любомль к больному Владимиру приехал лях из Люблина и объявил, что ищет Конрада, потому что Лешко Черный краковский умер, и люблинцы послали за Конрадом, хотят, чтоб он княжил в Кракове. Владимир велел дать гонцу свежую лошадь, и он нагнал Конрада во Владимире; тот сильно обрадовался краковскому княжению и, взявши у Владимира воеводу волынского Дуная, чтоб было почетнее приехать в Люблин, немедленно отправился туда, но нашел ворота городские запертыми. Остановившись в монастыре, он послал сказать гражданам: «Зачем же вы привели меня, когда теперь город передо мною затворили?» Те отвечали: «Мы тебя не приводили и не посылали за тобою, голова нам Краков: там воеводы наши и бояре большие; если ты станешь княжить в Кракове, то и мы будем твои». После этого вдруг разнеслась весть, что рать идет литовская к городу: Конрад переполошился и вбежал в башню к монахам; но оказалось, что рать была не литовская, а русская; привел ее князь Юрий Львович, хотевший овладеть Люблином, но граждане не приняли его, стояли вооруженные на стенах и кричали ему: «Князь! плохо ездишь, рать с тобою малая, придет ляхов много, позор тебе будет большой». Юрий должен был удовольствоваться опустошением окрестностей краковских и отправился назад с добычею; поехал назад и Конрад мазовецкий, взявши себе позор великий, так что лучше было бы ему умереть, говорит летописец.
Шляхта краковская позвала себе на престол старшего брата его, Болеслава Семовитовича; но княжение Болеслава не могло быть продолжительно и спокойно, ибо если прежде в Польше на княжеские отношения обнаруживали сильное влияние вельможи я прелаты, то теперь сюда присоединилось третье сословие, не туземное, как в Европе Западной, так называемое среднее сословие, выступившее тогда на сцену вследствие известных обстоятельств, но иностранное, немецкое. Немцы краковские, сендомирские и из других городов, которым не понравился новый князь Болеслав, обратили свои взоры на Генриха IV, князя силезского-вратиславского (бреславского), Пяста, но совершенно онемеченного, который сочинял немецкие любовные песни (Minnelieder) и был вассалом немецкого императора. Генрих принял предложение краковских граждан, часть шляхты приняла также его сторону, и он успел выгнать Болеслава. Но тот не думал еще уступать ему: он собрал войско и призвал на помощь родного брата Конрада и двоюродного Владислава Локетка, собственно законного наследника Кракову по родном брате своем, Лешке Черном. Мазовецкие князья пошли на Генриха, и тот выехал в Бреславль, поручивши охранять краковскую крепость немцам, лучшим мужам своим, задобрив их обещаниями даров и волостей и оставя им много съестных припасов. Немцы объявили, что сложат за него свои головы, а крепости не сдадут, и сдержали слово: Болеслав вошел в город (посад), но крепости взять не мог; при этом граждане отказались биться с крепостным гарнизоном, говоря: «Кто будет княжить в Кракове, тот наш и князь». Целое лето стояли мазовецкие князья под крепостью; наконец на помощь к ним явился Лев Данилович галицкий, стал ездить около крепости, стращая гарнизон, но приступить ниоткуда нельзя было: вся она была каменная, утверждена пороками и самострелами, большими и малыми, которые поворачивались во все стороны. Видя невозможность взять крепость, Лев послал войско в Силезию, к Бреславлю, пустошить наследственную волость Генрихову, и галицкая рать взяла множество добычи, потому что никакое другое войско до нее не входило так глубоко в эту область. Удовольствовавшись этим, Лев окончил поход и поехал на свидание к чешскому королю Вячеславу; очень вероятно, что при этом свидании была речь и уговор насчет Краковского княжества, ибо, когда по смерти Генриха силезского (1290 г.) за Краков подняли вражду Пршемыслав великопольский, внук Владислава Одонича, с Владиславом Локетком мазовецким, краковцы послали к Вячеславу с предложением ему короны, и Вячеслав согласился принять ее. Ни Пршемыслав великопольский, ни Владислав Локетек мазовецкий не хотели сначала отказаться от прав своих в пользу чужеземца, следствием чего была усобица: кому из них помогали русские князья Лев и Мстислав Данииловичи – неизвестно, известно только то, что они во время этой усобицы входили в Сендомирскую землю и опустошили ее. Наконец, по смерти Пршемыслава Вячеславу чешскому удалось утвердиться в Кракове: Пясты, княжившие в других польских областях, должны были признать свою зависимость от него, как от короля всей Польши, а сам Вячеслав был вассал императора немецкого (1300).
Кроме потомков Романа Великого на западной стороне Днепра упоминаются еще другие князья из других племен: так, под 1289 годом упоминается Юрий, князь поросский, служивший волынским князьям – Владимиру и потом Мстиславу; под 1292 годом помещены известия о смерти пинского князя Юрия Владимировича и степанского князя Ивана Глебовича, после которого стал княжить сын его Владимир.
Из князей на восточной стороне Днепра мы встретили опять Романа брянского с сыном Олегом; этот Роман известен не по одной борьбе своей с Литвою: в 1286 году он приходил под Смоленск, пожег окрестности, посад, приступал к крепости, но, не взявши ее, ушел прочь. Из других черниговских Ольговичей упоминаются Олег, князь рыльский и волгорский, и Святослав, князь липецкий, по поводу следующего происшествия. Был в Курске ханский баскак, именем Ахмат, сын Темиров; он откупал в Орде всякие дани Курского княжества, и тяжко было от него и князьям, и черным людям; мало того, он построил себе две большие слободы во владениях князя Олега рыльского и волгорского и князя Святослава липецкого. Олег и Святослав были родственники между собою, но, как обыкновенно тогда водилось, то жили в мире, то воевали друг с другом; нападали они и на Ахматовы слободы, враждовали с ним и опять мирились, так что в Орде ничего об этом не знали. Но скоро князьям нельзя стало более терпеть у себя этих слобод, которых народонаселение увеличилось беглецами отовсюду, и окрестным жителям стало от них уже слишком тяжко. Олег и Святослав начали думать, как помочь злу, и решили, чтоб Олег шел с жалобою в Орду, к Телебуге. Хан решил дело в пользу князей, велел им разорить слободы и жителей их вывести в свою волость; князья исполнили приказ ханский. Тогда Ахмат, видя, что Телебуга принял сторону русских князей, обратился с жалобою на них к сопернику Телебугину, Ногаю. «Князь Олег и родственник его, князь Святослав, – говорил он Ногаю, – именем только князья, а на самом деле разбойники и тебе неприятели; если не веришь, то испытай: есть в Олеговой волости много ловищ лебединых: ты пошли своих сокольников, пусть наловят тебе лебедей, и князь Олег пусть с ними же ловит, а потом пусть они позовут его к тебе: если Олег послушается, придет к тебе, то я солгал, а Олег прав». Ногай сделал по Ахматову, послал звать к себе Олега, и тот не пошел: он боялся, что хотя сам он и не грабил слобод Ахматовых, но люди его и князь Святослав липецкий грабили; к этому можно прибавить также, что пойти к Ногаю, признать над собою его суд и власть значило рассердить Телебугу. Сокольники возвратились и объявили Ногаю, что Ахмат прав, а Олег со Святославом разбойничают и не слушаются хана. Ногай рассердился и послал вместе с Ахматом войско для опустошения волости Олеговой и Святославовой. Татары пришли к городу Ворголу в январе месяце, в сильную стужу; Олег, услыхав о Ногаевой рати, бросился бежать в Орду к своему хану Телебуге с женою и детьми, а Святослав бежал в Рязанское княжество, в леса воронежские; бояре Олеговы побежали было вслед за своим князем, но были перехвачены татарами, в числе одиннадцати человек. Двадцать дней стояли татары в Рыльском и Липецком княжествах, воюя повсюду и складывая добычу в слободах Ахматовых, которые наполнились людьми, и скотом, и всяким богатством. В числе пленников находились и купцы иностранные, немецкие и цареградские, которых привели закованных в железа немецкие; но татары, узнавши, что они купцы, освободили их и отдали им все товары, сказавши: «Вы купцы, торгуете, ходите по всяким землям, так рассказывайте всюду, что бывает тому, кто станет спорить со своим баскаком». Бояр Олеговых Ахмат велел перебить и трупы их развешать по деревьям, а в слободах оставил двух своих братьев с отрядом войска из татар и русских.
