Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
Образованное 24 июня под началом Щербакова Советское информационное бюро (СИБ), одним из направлений деятельности которого стала «организация контрпропаганды против немецкой и другой вражеской пропаганды»[560], должно было в первую очередь нейтрализовать демагогию нацистов об их миссии «освободителей народов России» от гнета «жидокоммунистов». Для начала Эренбург предложил Щербакову поместить в центральной печати статью какого-нибудь известного русского общественного деятеля (М.А. Шолохова или А.Н. Толстого) с разоблачением «басни» о том, что «гнев Гитлера направлен только на евреев»[561]. Однако в советских верхах решили максимально упростить себе задачу и стали изымать из открытой печати и радиопередач всякое упоминание о зверствах, чинимых фашистами в отношении советских евреев. В редких случаях (когда надо было произвести впечатление на западных союзников) советское руководство позволяло себе нарушать это правило. Выступая 6 ноября 1941 г. по случаю очередной годовщины Октябрьской революции, Сталин, пожалуй, единственный раз за годы войны публично осудил нацистов за массовый антиеврейский террор, да и то довольно своеобразным образом: уподобив гитлеровский геноцид евреев с не идущими с ним ни в какое сравнение черносотенными погромами в царской России[562]. Больше других советских руководителей еврейской трагедии уделял внимание В.М. Молотов, поскольку как нарком иностранных дел отвечал за сотрудничество с союзными державами. В подписанной им 6 января 1942 г. ноте НКИД германские власти осуждались за массовые убийства евреев в Бабьем Яру в Киеве, во Львове, Одессе и других городах Украины. Но в преамбуле следующей ноты Молотова (от 28 апреля 1942 г.), где подчеркивалось, что гитлеровцы поставили себе задачей «истребление советского населения… независимо от… национальности», уже не говорилось прямо о целенаправленном истреблении евреев оккупантами, а использовалась обобщенная формулировка об уничтожении нацистами «мирных жителей» в Таганроге, Керчи, Минске, Витебске, Пинске. Так введение термина «мирные советские граждане» стало своеобразным способом замалчивания гитлеровского геноцида евреев.
Однако нежелание советских властей посвящать население в то, как гитлеровцы осуществляли план «окончательного решения еврейского вопроса», мотивировалось не только, так сказать, рациональным резоном не лить воду на мельницу нацистской «антижидокоммунистической» пропаганды. Имея в виду, что начиная со второй половины 1942 года на курируемой Щербаковым агитпроповской ниве дали обильные всходы семена посеянного перед войной государственного антисемитизма (материал об этом приведен ниже), можно утверждать, что замалчивание фактов Холокоста советскими средствами массовой информации происходило еще и по этой причине. Этот второй фактор наглядно проявился в практике информационной работы Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников (ЧГК), созданной 2 ноября 1942 г. Из семи опубликованных в 1943 году ЧГК официальных сообщений о гитлеровских зверствах только в одном были упомянуты евреи. Это исключение, лишь подтверждавшее общее правило, стало возможным благодаря авторитету члена ЧГК писателя А.Н. Толстого, который лично руководил близ Минеральных Вод вскрытием рва, куда фашистами были свалены трупы более шести тысяч евреев, в том числе видных представителей ленинградской интеллигенции, эвакуированной на Северный Кавказ в начале войны. Потрясенный писатель написал об увиденном им наяву кошмаре статью. Она была опубликована в «Правде» 5 августа вместе с очередным сообщением ЧГК, в котором уже нельзя было не сказать об истреблении евреев на Ставрополье[563]. В следующем году составители сообщений ЧГК продолжали скрывать факты массовой гибели советских евреев. И лишь в отдельных случаях (сообщение об уничтожении минского гетто в «Правде» от 20 сентября) препарированная и урезанная информация о еврейской трагедии все же проникала сквозь завесу умолчания. Правда, в самом конце 1944 — начале 1945 года вдруг неожиданно появились полноценные и довольно подробные сообщения ЧГК об антиеврейских зверствах фашистов во Львовской области и Латвии, причем на сей раз национальная принадлежность жертв террора не маскировалась ставшим уже привычным выражением «мирные советские граждане»[564].
Такой информационный «прорыв» стал возможным, очевидно, вследствие некоторого цензорского благодушия, наступившего в преддверии окончания войны, тем более что в это время главный партидеолог А.С. Щербаков — наиболее ярый противник «выпячивания» еврейской темы в пропаганде — отошел от дел вследствие серьезного недуга. Но в период кратковременного улучшения самочувствия он, видимо, попытался исправить свое упущение. Именно тогда, в начале мая 1945 года, появилось сообщение ЧГК о лагере смерти Освенцим, в котором о евреях не было сказано ни слова[565].
Будучи весьма осторожной в предании гласности антиеврейских преступлений гитлеровцев, советская пропаганда тем не менее пыталась противодействовать стремлению геббельсовского ведомства разжечь вражду между народами СССР, в том числе и посредством психологической обработки населения «восточных территорий» разглагольствованиями о «гнете большевистско-жидовской клики», «единстве коминтерновского еврейства и международной сионистской плутократии» и т. п. Однако не все попытки такого рода можно назвать успешными. В 1941 году московское издательство литературы на иностранных языках выпустило книгу австрийского коммуниста и работника Коминтерна Эрнста Фишера «Фашистская расовая теория», в одной из глав которой («Вопрос о еврействе») наряду с осуждением зверской нацистской юдофобии имелись и неуместные доводы, в какой-то мере ее оправдывающие: утверждалось, скажем, что провоцирует антисемитизм «сохранение средневекового мира и даже древности в иудаизме». Даже Г.Ф. Александров, которого трудно было заподозрить в филосемитизме, вынужден был назвать эти положения книги «спорными». Правда, при этом он похвалил автора за критику сионистских призывов к еврейскому переселению в Палестину и за утверждение, что еврейский вопрос нашел решение только в Советском Союзе, «где большие массы евреев предпочли полностью слиться с русскими или другим советским народом, к которому они с давних пор принадлежат»[566].
Впрочем, можно привести примеры и более удачной деятельности советской контрпропаганды. Так, чтобы нейтрализовать попытки нацистов представить великого русского писателя Ф.М. Достоевского кем-то наподобие Ф. Ницше[567], Агитпропу, ранее откровенно третировавшему отечественного литературного гиганта, пришлось существенно перестроиться в оценке его творчества. В результате в 1942 году в «Большевике» появилась статья Ярославского «Ф.М. Достоевский против немцев», в которой по дореволюционному изданию собрания сочинений русского классика[568] воспроизводились следующие его мысли:
«А за русский народ поручиться можно: о, он примет еврея в самое полное братство с собой, несмотря на различия в вере, и с совершенным уважением к историческому факту этого различия, но все-таки для братства, для полного братства»; «…когда и чем заявил я ненависть к еврею, как к народу: так как в сердце моем этой ненависти не было никогда, и те из евреев, которые знакомы со мной и были в сношениях со мной, это знают, то я с самого начала и прежде всякого слова с себя это обвинение снимаю раз и навсегда…»[569].
Тем же пафосом была проникнута и опубликованная примерно тогда же статья Эренбурга, утверждавшего:
«Напрасно немцы науськивали наши народы на евреев. В каждом полку есть бойцы-евреи, которые вместе с другими бойцами отважно защищают общую родину, а там, где пролита общая кровь, бессильны чернила клеветы»[570].
Но все же всенародную популярность Эренбург заслужил прежде всего исполненными гнева хлесткими обличениями вторгшегося в родные пределы врага. В 1942 году, когда на всю страну прозвучал его призыв «Убей немца!», в одной из сочиненных им армейских листовок были и такие порожденные самой героической и самой жестокой в истории войной грубые слова ненависти:
«Немцы рвутся вперед. Они торопятся. За их спиной — призрак расплаты. Немцев нужно остановить. А немецкую дворню пора высечь. Довольно макаронники с петушиными перьями топтали русскую землю. Все знают, что итальянцы — мастера бегать, пора им об этом напомнить. Пора добить вшивых румын: довольно они грабили нашу землю… Пришли к нам пьяные венгры. Один венгерский журналист утверждал, что он произвел раскопки и убедился, что вся Россия некогда принадлежала мадьярам. Этих пьяных нахалов необходимо убрать. Они раскапывают. А мы их закопаем. Но главное ни на минуту нельзя забывать о немцах. Их необходимо остановить. Их необходимо перебить»[571].
