И Петров - Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления)
Когда я спел весь ведущий басовый репертуар в Большом театре, мне как-то захотелось спеть еще что-то новое. Побывав на спектакле "Царская невеста", который шел у нас в филиале, я решил, что мог бы исполнить партию Собакина. Она очень певучая, довольно большая, а в конце оперы даже есть выразительная красивая ария. Вскоре я вошел в спектакль. И вот однажды в сцене помолвки Марфы и Лыкова я должен был выйти в кафтане, поверх которого накинута еще легкая шубка без рукавов, отороченная мехом. Но, когда режиссер пригласил меня на сцену, я забыл эту шубку надеть. Во время действия я заметил какое-то оживление в зале, а затем и в директорской ложе, и за кулисами, откуда мне непрерывно делали какие-то знаки. Наконец, в паузе я вышел за кулису, тут меня уже ждал костюмер, который быстро накинул недостающую шубку. Оказывается, передняя часть моего кафтана была сделана из настоящего дорогого материала и расшита парчой, а заднюю (ведь ее из-за шубки не видно) сшили просто из дерюги. Да еще жирным шрифтом, словно углем написали: "Царская невеста". Собакин. Петров" - что я и демонстрировал публике.
Чреватый серьезными последствиями инцидент произошел со мной перед "Фаустом", который шел в филиале Большого театра. Одетый и загримированный, я вышел из гримировальной комнаты и должен был спуститься по двум лестничным маршам, чтобы попасть на сцену. Ступени лестницы были хотя и гранитные, но, видимо, уже от времени сильно потертые, и, когда я ступил на первую ступеньку, моя нога скользнула вперед, я упал на спину и стремглав полетел вниз. Я понимал, что если не уцеплюсь за что-нибудь, то вылечу со второго этажа через окно прямо на улицу. Уже будучи на площадке, я успел схватиться за перила лестницы и затормозил. Придя в себя, я подумал, какой бы я произвел эффект на прохожих, если бы в костюме и гриме Мефистофеля под треск разбитого стекла приземлился со второго этажа на землю.
Этот полет вывел меня из равновесия, и когда я вышел на сцену и запел, то стал чуть ли не в каждой фразе ошибаться. Из-за пульта я увидел удивленный взгляд Мелик-Пашаева, который ничего не мог понять. Правда, после пролога я, видимо, успокоился, и все пошло нормально. Когда же в антракте ко мне за кулисы подошел Мелик-Пашаев, я ему все рассказал. Он очень мне сочувствовал, даже расстроился, но в конце концов лукаво, дружески улыбаясь, произнес: "Ваня, вы теперь по совместительству можете работать в цирке".
Вот такие были маленькие курьезы в Большом театре.
Конкурсы и фестивали
Важную роль в моей жизни сыграло участие в конкурсах певцов. Впервые я выступил на Всесоюзном конкурсе вокалистов в конце сороковых годов. Председателем жюри была Барсова, а членами - Катульская, Литвиненко-Вольгемут, Паторжинский, Александровская, Лемешев, Пирогов и многие другие певцы. На второй тур, который состоялся в зале Дома актера, я прошел легко. Публика на этом втором этапе соревнования принимала меня очень тепло, после каждой вещи долго аплодировала, и по окончании выступления ко мне подходили "болельщики" и говорили: "Вы, конечно, лауреат, у вас даже нет конкурентов".
Я ушел, довольный, появляюсь на следующий день в театре и встречаю Александра Степановича Пирогова. Он возмущается:
- Иван Иванович! Это разве жюри?! Я с ними переругался и больше туда не пойду. На черное говорят - белое, на белое - красное. Когда вы спели, мне говорят: "У него нет верхов". Я им отвечаю: "Как же он может без верхов петь Руслана?" - "У него нет низов".- "Но он поет в театре партию Рене, где нужно брать фа! Партию Гремина, где нужно брать соль-бемоль!" В общем, я с ними переругался и ушел,- опять повторил Александр Степанович.
И то же самое я потом услышал от Лемешева:
- Вы знаете, Ванечка, это было настолько возмутительно, что я подошел к Барсовой и сказал: "Валерия Владимировна, ну для чего же вы так делаете? Ведь певца нужно поддерживать за то, что он так спел". А на это она и Катульская ответили: "Он еще молод. Придет на следующий конкурс и будет лауреатом". На что Лемешев заметил: "Да плевал он на ваш конкурс и больше ни на какие конкурсы не пойдет".
Действительно, я дал себе зарок, и больше в наших Всесоюзных конкурсах не участвовал. Но случилось так, что через несколько месяцев состоялся конкурс вокалистов в Праге. Здесь я стал лауреатом без всяких обсуждений, в то время как все остальные кандидатуры вызывали большие споры. Когда я вернулся в Москву и увидел Барсову, то не удержался и сказал ей: "Валерия Владимировна, вот там жюри было более честное, чем у нас здесь".
Позднее меня приглашали на многие конкурсы уже в качестве члена жюри. Нужно сказать правду, некоторые их участники относятся к своим обязанностям недобросовестно. Они стараются протащить своих протеже, а то и просто исходят из такого правила: я помогу твоему ученику, а ты - моему. Но ведь это же нечестно! Некрасиво! И я потому об этом рассказываю, что считаю,такие вещи не должны допускаться!
В 1961 году я был приглашен и как член жюри, и как почетный гость (я должен был спеть в спектакле "Борис Годунов") на Второй международный фестиваль имени Джордже Энеску, основоположника румынской классической музыки.
Конкурс в Румынии был весьма престижным. Обычно на нем выступали одаренные певцы, которые в дальнейшем становились ведущими артистами оперных театров. В тот год, о котором я пишу, коллектив состязавшихся был очень сильный. Несмотря на это, наши певицы Эмма Саркисян, солистка Музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, и Людмила Симонова, тогда солистка Радиокомитета, заняли первое и второе места и стали лауреатами конкурса. Это было их большой удачей, так как наряду с ними выступало много талантливых певиц.
Юрий Мазурок занял третье место среди мужчин, а Сергей Яковенко четвертое. И это оказалось не случайным. Ведь в Румынии очень сильна именно баритоновая группа. Большой известностью пользовались тогда Николай Херля, Михаил Арнеуте, Штефан Гонга. А молодыми, впервые заявившими о себе певцами были Ладислав Кония и Дан Ярдохеску, поделившие первое место. Они являлись опасными соперниками для наших певцов, но и Мазурок, и Яковенко очень хорошо показали себя на этом конкурсе.
В дальнейшем Эмма Саркисян прекрасно спела Кармен в Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, а Людмила Симонова получила признание как тонкая и вдумчивая камерная певица. Сергей Яковенко также добился известности как камерный певец, а Юрий Мазурок стал ведущим солистом Большого театра.
Каждый из участников жюри фестиваля должен был продемонстрировать свое личное мастерство и выступал перед публикой, так что я получил огромное удовлетворение. Ведь среди членов жюри были замечательные скрипачи: Леонид Коган, Генрик Шеринг, Штефан Руха, а среди пианистов - наш потрясающий Рихтер, Анни Фишер, Альдо Чекаллини из Италии. Мне надолго запомнился и сэр Джон Барбиролли - дирижер из Великобритании. Он был уже немолод, выходил в мягких туфлях, напоминающих тапочки, но, правда, во фраке, крахмальной рубашке и с бабочкой, и около пульта ему ставили загородочку, чтобы он не упал со своего возвышения. Дирижировал он прекрасно, и оркестр под его управлением играл так, что можно было заслушаться.
Выступали там также дирижеры Александр Васильевич Гаук, Джордже Джорджеску, Лорин Маазель, тогда совсем молодой.
Первый раз мы встретились с Маазелем в Дании, и он несколько слов произнес по-русски. Он сказал, что только изучает русский язык, а по приезде в Россию будет говорить по-русски свободно. И действительно, когда он приехал на гастроли в Москву, мы изъяснялись с ним на моем родном языке. Маазель знал шесть или семь языков. Вообще, его феноменальная память поражала. Ведь он все дирижировал наизусть, без партитуры. И не только на концерте, но и на репетиции.
Оркестр радио и телевидения Румынии, которым Маазель дирижировал, встретил его вначале в штыки. И, как это часто бывает, музыканты стали фальшивить. Но он тут же останавливал оркестр и говорил, что на такой-то странице в такой-то цифре была взята другая нота. Все, конечно, были поражены его памятью и в конце концов покорены его талантом.
Мне очень понравился и прелестный пианист Альдо Чекаллини. Он играл все необыкновенно ажурно, и пассажи под его пальцами рассыпались, как серебро.
Мое выступление в роли Бориса Годунова прошло удачно. Эта опера очень хорошо поставлена в Румынии, как и вообще все спектакли, которые идут там на высоком профессиональном уровне. Декорации, режиссура, костюмы - все выдержано в прекрасном стиле. И дирижер Эжицио Массини (главный дирижер оперы в Бухаресте) провел спектакль с подъемом и в традициях русских опер. Замечательны были и все исполнители этой оперы, певшие с большим вдохновением. Роль Шуйского с мастерством провел Михал Штербей, обладающий хорошим голосом с прекрасным верхним регистром. Лжедмитрия - Константин Илиеску. Роль Марины Мнишек была поручена Елене Черней, много раз приезжавшей в Советский Союз, где ее с восторгом принимала наша публика. Высокая, красивая брюнетка, с большими выразительными глазами и очень красивым голосом, она завораживала слушателей.
