Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой)
- С Формозы?
- Найдется достаточно общих границ: Корея, Индия, Вьетнам...
- Вы намерены уничтожать своих собственных покупателей?
- Что делать! - сокрушенно проговорил Баркли. - Если мы не хотим потерять всю Азию, нужно временно пожертвовать частью. И лучше временно, чем навсегда. Пройдет время, эпидемия в Китае будет ликвидирована. Подрастут новые покупатели, которые будут помнить, к чему привела их родителей строптивость.
Баркли еще некоторое время развивал эту мысль, потом передал Мэй ключ от церкви:
- Думаю, что теперь вы самая могущественная женщина в мире: в этой руке жизнь многих миллионов людей.
- Да, - в раздумье произнесла Мэй, - страшная ответственность... Самая большая, какая когда-либо выпадала на мою долю... Вы не боитесь возложить ее на меня?
- Лишь бы не боялись вы.
- Я-то в себе уверена.
- Думаю, что еще укреплю эту уверенность, сообщив, что на ваш счет в Нью-Йорке уже внесено обусловленное вознаграждение.
- О, это далеко не последнее дело, - с усмешкой сказала Мэй и взглянула на часы. - Пожалуй, пора переодеваться к ужину.
12
Цзинь Фын успела только подойти к окраине, когда раздался сигнал полицейского часа. После этого сигнала никого из города и в город без специального пропуска не пускали. Патруль стоял у того места разрушенной стены, где раньше были ворота, и проверял пропуска. Справа и слева от пролома в стене поле было огорожено несколькими рядами колючей проволоки. Девочка в отчаянии остановилась: она опоздала в миссию!
Обдав Цзинь Фын пылью, по направлению к воротам промчался военный грузовик. В отчаянии она взмахнула рукой и закричала.
Она была уверена, что шофер не слышит. А если случайно и услышал бы, то ни за что бы не остановился. Но, к ее удивлению, грузовик заскрипел тормозами. Из кабинки высунулся солдат. Когда Цзинь Фын, запыхавшись, подбежала к грузовику, шофер сердито крикнул:
- Что случилось?
Цзинь Фын и сама не знала, что умеет так жалобно просить, как она просила солдата взять ее с собой. Она с трепетом вглядывалась в лицо шофера, и все ее существо замирало в ожидании того, что он ответит. От нескольких слов, которые произнесет этот солдат, зависела ее судьба. Нет, не ее, а судьба товарищей в миссии, судьба порученного ей важного задания. Девочка видела, как губы шофера растянулись в улыбку и вместо окрика, которого она ожидала, произнесли:
- Садись. Ты не так велика, чтобы перегрузить мою машину.
Не помня себя от радости, девочка залезла в кузов и в изнеможении опустилась на наваленную там солому. Несколько придя в себя, она разгребла солому и зарылась в нее. Ей стало душно, в лицо пахнуло терпкой прелью, жесткие стебли больно кололи лицо. Но зато теперь-то Цзинь Фын была уверена, что жандармы у переезда ее не заметят. И едва эта успокоенность коснулась ее сознания, как сон накатился на нее темной, необозримой стеной.
Она очнулась оттого, что грузовик остановился. Сквозь скрывавшую Цзинь Фын солому было слышно, как шофер пытался уверить жандармов, что они не имеют права его задерживать, так как он едет по военной надобности. Он ссылался на пропуск, выданный комендатурой, и грозил жандармам всякими карами, ежели они его не пропустят. Но караул наполовину состоял из японцев; они заявили, что на сегодняшний вечер, именно на этой заставе, отменены все пропуска. По этому шоссе никого не велено пропускать. А если шофер будет еще разговаривать, то они его арестуют, и пусть он сам тогда объясняется с начальством. Цзинь Фын почувствовала, как грузовик повернул и покатил обратно к городу. Она вылезла из-под соломы и постучала в оконце кабины. Шофер оглянулся.
- Что тебе?
- Остановитесь, пожалуйста. Я вылезу.
- Что?
- Мне надо туда, - и она махнула в сторону переезда.
- Тебя не пустят.
- Мне надо.
- Живешь там?
- Живу, - солгала девочка.
- Все равно не пустят. Завтра пойдешь. А сейчас положу тебя спать. Не так уж ты велика, чтобы места нехватило.
- Благодарю вас, но мне очень надо туда, - сказала она, вылезая из кузова.
Еще несколько мгновений она постояла в нерешительности и пошла на юг. Но только на этот раз она шла не к разрушенным воротам, где стоял караул, а в обход, к развалинам стены.
- Проволока там, не перелезешь! - крикнул ей шофер, но она не ответила и продолжала итти.
- Постой! - шофер нагнал ее и крепко схватил за плечо. Она хотела вырваться, но он держал ее. - Ты и вправду хочешь туда итти?
Она подумала и сказала:
- У меня мать там.
- Через проволоку не пролезешь. А вот что... - он поколебался. - Тебя одну они, может быть, и пустят вот с этим, - и он сунул ей в руку деньги. Ее первым движением было вернуть их. Она не знала, кто этот человек. Раз он служит у врагов, значит он дурной человек. Попросту говоря, изменник. И деньги у него, значит, нехорошие. Нельзя их брать. Но тут же подумала, что эти деньги - единственный шанс миновать заставу, добраться до миссии и выполнить задание. Она взяла деньги.
- Спасибо...
Душа в ней пела от радости, что задание будет выполнено. Если она еще не опоздала, товарищи в миссии не попадутся на уловку провокаторши, может быть даже схватят ее и отомстят ей за убийство парашютистки.
Цзинь Фын забыла об усталости, о голоде. Забыла даже о том, что теперь уже нет надежды помочь больному доктору Ли. Все заслонила радость исполненного долга. Она побежала к воротам.
- Эй ты! - крикнул жандарм и толкнул ее прикладом в плечо. - Может быть, и у тебя тоже есть специальный пропуск?
- Будьте так добры, возьмите его, - уверенно ответила девочка и протянула ему деньги.
Жандарм схватил бумажки и стал их пересчитывать в свете карманного фонарика, а девочка успела уже перебежать за насыпь из мешков, когда дверь караулки внезапно отворилась и упавшая оттуда полоса яркого света залила жандарма с деньгами в руке и девочку.
В дверях караулки стоял японский офицер. Вероятно, он с первого взгляда понял, что произошло, так как тут же крикнул солдату:
- Эй-эй, давай-ка сюда!
Оглянувшись, Цзинь Фын еще видела, как солдат взял под козырек и протянул деньги офицеру. Но она не стала ждать, что будет дальше, и пустилась во весь дух по дороге прочь от города.
Она уже не видела, как японец одним взглядом сосчитал добычу, как было уже сунул ее в карман и как при этом взгляд его упал на что-то блеснувшее на земле. Офицер поспешно нагнулся и поднял фонарик, оброненный девочкой.
- Если эта девчонка не будет задержана, вас всех расстреляют! - крикнул японец сбежавшимся жандармам.
Тотчас ослепительный свет прожектора лег вдоль дороги. Цзинь Фын бросилась в канаву и окунулась в воду так, что снаружи осталось только лицо.
Сверкающий белый луч ослепил ее на мгновение и пронесся дальше. Девочка выпрямилась и села в канаве, так как чувствовала, что еще мгновение - и она упадет в воду и захлебнется. И вдруг, прежде чем она успела опять окунуться в воду, луч прожектора ударил ей в лицо. Девочка вскочила и бросилась в поле. Трава хлестала ее по глазам. Она проваливалась в ямы, в канавы, поднималась на корточки, ползла, бежала. Снова падала и снова бежала. В ней жила уверенность, что жандармы за нею не угонятся. Она успеет скрыться вон в тех кустах, что темным пятном выделяются на бугре. За кустами овраг, а там снова густой кустарник. Только бы добраться до кустов на бугре! Девочка бежала на эту темную полосу кустов и не видела ничего, кроме этого спасительного пятна.
А жандармы и не думали ее преследовать. Справа и слева от девочки землю взрыли пули. А вот захлопал и автомат японца, отрезая струею свинца путь к кустарнику.
Цзинь Фын продолжала бежать. Падала, вскакивала и снова бежала. До тех пор, пока толчок в плечо, такой сильный и жаркий, словно кто-то ударил раскаленной кувалдой, не швырнул ее головой вперед. По инерции она перевернулась раз или два и затихла. Несколько пуль цокнули в землю справа и слева, и стрельба прекратилась. К девочке бежали жандармы. А японский офицер стоял на шоссе с автоматом наготове.
Цзинь Фын пришла в себя и проползла еще несколько шагов, но силы оставили ее, и она опять упала головой вперед, ударилась лицом о землю и больше не шевелилась. Жандармы добежали до нее. Один взял ее за ноги, другой - подмышки. Японец посветил фонарем. В ярком свете белело ее бескровное лицо и смешно торчала вбок потемневшая от воды красная бумажка, которой были обмотаны косички.
Когда Цзинь Фын положили на пол караулки, японец нагнулся к ней и, увидев, что она открыла глаза, с размаху ударил ее по лицу. Но она не почувствовала этого удара, другая, более страшная боль растекалась в ней от раненого плеча. Сквозь багровое пламя, заполнившее ее мозг, она не видела японца. Вместо японца перед нею стояло лицо ее командира - бледное, суровое и ласковое. Такое, каким она видела его всегда.
В комнате становилось душно. Прохлада ночи, заполнявшая сад, не проникала в окна, заслоненные стальными шторами.
