Элен Каррер д’Анкосс - Александр II. Весна России
Последний прожил довольно долгую жизнь, хотя время, отведенное ему для распространения своих идей, и оказалось слишком коротким для того, чтобы он успел стать крупной фигурой в развернувшихся в России политических прениях. Однако репрессии, рано на него обрушившиеся и превратившие его на четверть века в изгоя, создали вокруг него ореол мученичества, сделали героем, на которого ссылалась русская молодежь. Яркая личность, знавший классические науки и те, которые он считал полезными — историю, естественные науки, экономику — Чернышевский размышлял на самые разные темы, в особенности те, что касались устройства общества или намечали пути для прогресса. Маркс уделял пристальное внимание его работам и выучил русский отчасти для того, чтобы иметь возможность их прочесть. С 1862 г. Чернышевский обосновался в редакции «Современника», возглавляемого Белинским, найдя здесь трибуну для выражения своих идей.
До 1861 г. Чернышевский разделял взгляды, характерные для подавляющего большинства интеллигенции, о необходимости проведения крестьянской реформы, но как только она была реализована, заявил, что она принципиальным образом не изменила ни положение крестьян, ни политическую систему России, и с этих пор «Современник» его усилиями превратился в орган радикальной пропаганды. Чернышевский придал ему направление мысли, чуждое терпимости, которое разделяли как он сам, так и все нигилисты, участвовавшие в дебатах о «полезности» и не признававшие никаких других идей, кроме собственных. Эта нетерпимость привела его к постепенному разрыву с писателями, которые в конце концов от него отвернулись: первыми это сделали Тургенев и Толстой, которые не смогли принять мысль о том, что во имя политического проекта, можно отречься от литературы, искусства и всего того, что составляло мир культуры.
По поводу Чернышевского и Добролюбова Тургенев писал: «Эти господа являются Робеспьерами в литературе. Они, не раздумывая ни секунды, отрубили бы голову поэту Андре Шенье». А Чернышевский, говоря о столь утонченных русских писателях, признавался, что «своими пустыми и бесполезными рассуждениями» они лишь «нагоняли на него сон». Однако не менее жестоко он критиковал Герцена, которого обвинял в том, что тот лелеял беспочвенные мечты о реформах, уповая на мнимое мессианское предназначение России, и заключал свою обвинительную речь следующими словами: «Только крестьянский топор может нас спасти». Статьи Чернышевского, становившиеся все более резкими, все более нетерпимыми по отношению к России, но при этом отсылавшие читателя к примерам из зарубежной истории (особенно вдохновлял автора итальянский Рисорджименто), воспринимались просвещенной частью русского общества с большим интересом, если не сказать с восторгом. Тот факт, что «Современник» в 1860-е гг. выходил все увеличивавшимися тиражами, свидетельствовал о растущей популярности идей, излагаемых на его страницах. Журнал читали даже при дворе. Стоит ли удивляться, что, несмотря на меры предосторожности, принимаемые автором с целью избежать цензорских купюр, его статьи скоро были признаны недопустимыми? В 1862 г. Чернышевский опубликовал настоящий манифест, озаглавленный «Барским крестьянам от их доброжелателей», в котором объяснял, что дарованное им освобождение было обманом, и призывал одураченных крестьян организовывать тайные собрания, объединяться с государственными крестьянами и солдатами и готовить во главе с ним, Чернышевским, всеобщее восстание. Это было уже чересчур — его арестовали. Сначала он, как и было положено, содержался в Петропавловской крепости, из стен которой в 1864 г. вышла его книга «Что делать?», ставшая библией для целого поколения и позднее послужившая источником вдохновения для Ленина.
По форме книга представляет собой роман с литературной точки зрения довольно посредственный. Но по существу она являлась своего рода руководством к действию для интеллигенции 1860-х гг., восставшей против бесплодных мечтаний Обломова и ему подобных и полагавшей, что ей суждено сыграть историческую роль в рождении нового мира. Рахметов, главный герой романа «Что делать?», напоминает тургеневского Базарова, но стоит выше его, поскольку не ограничивается критикой, а призывает молодежь взять в руки исходный человеческий материал и вылепить из него человека по его, Рахметова, образу и подобию.
Первый вопрос, который ставит автор и на который сам же дает ответ: как должен жить нигилист? Он должен быть аскетом! У него нет ни вещей, ни нужды в чем и ком бы то ни было. Ему неведомы личные чувства. Он должен довольствоваться малым, жить в строгости и готовить свое тело к тому, чтобы оно могло вынести всевозможные испытания, лишения, заточение, пытки. Ибо Рахметов, представляющий собой идеальный тип, подготавливает себя такой жизнью к единственному делу, достойному человека, — служению народу, а выражаясь более ясно, к революции. Автор со всей откровенностью пишет о том, что Рахметов — это «тот человек, в котором нуждается Россия. Последуйте его примеру, и если у вас достанет силы, пойдите по его пути, ибо он единственный, кто может повести нас к цели, которой мы должны достичь».
Чернышевский не ограничился только тем, что поставил четкий вопрос — «Что делать?», а ответил на него; он решил собственной жизнью явить пример для тех, к кому обращался с призывом следовать по намеченному им пути. Едва он написал в заточении «Что делать?», катехизис для целого поколения, как власть приговорила его к гражданской казни. Мрачная церемония прошла в самом сердце столицы, где под серым небом и проливным дождем, он стоял на эшафоте с непокрытой головой, закованный в кандалы, держа у груди дощечку с надписью, на которой было начертано: «государственный преступник»; приговор гласил что он ссылается на принудительные работы (каторгу) в Сибирь. Но узник улыбался толпе, в которой стояли молодые люди, навсегда сохранившие в своих сердцах ужасную картину этой варварской церемонии и восхищавшиеся невозмутимым спокойствием осужденного. До 1870 г. Чернышевский отбывал наказание в Сибири, встречаясь с другими осужденными, особенно с теми, кто был направлен сюда после покушения на царя 1866 г., и ведя с ними бесконечные разговоры о революции. По истечении срока каторжных работ Чернышевскому, считавшемуся особо опасным, было запрещено возвращаться в европейскую часть России, и это положение сохранялось до того момента, когда в результате кровавой развязки окончилось правление Александра II. Только в 1883 г. он смог покинуть маленькую якутскую деревню, где продолжалась его ссылка, и переехал в Астрахань, а позднее в 1887 г., в год своей смерти, наконец, вернулся в город своего детства Саратов. Так закончилась ссылка, длившаяся четверть века и положившая конец его революционной деятельности, но не трудам на писательском поприще и тем более не покончившая с тем влиянием, которое со всей силой проявит себя в XX в.
Однако нигилисты в эти годы были не единственными элементом картины политической жизни России.
На службе народу
Молодежь хотела быть полезной, желала служить народу, она требовала, чтобы о народе заговорили, и готова была ради этого пойти за новыми предводителями. Герцен в 1861 г. призвал ее «идти в народ». Петр Лавров показал ей, как претворить эту идею в жизнь.
Лавров являлся выдающимся представителем народничества, которое, если в очередной раз процитировать Бердяева, было «столь же характерным русским явлением», как нигилизм и анархизм. Бердяев совершенно справедливо причислял к сторонникам этого движения Герцена, Достоевского, Толстого и Бакунина, примыкавших к нему в разное время и на различных основаниях. Всех их объединяла вера в русский народ, под которым подразумевалось прежде всего крестьянство. Все были обеспокоены существованием разрыва между народом, солью России, и интеллигенцией, чья историческая миссия состояла в том, чтобы вести за собой народ. И сами они осознавали, что не были частью этого народа, не принадлежали к нему. Лаврову удалось сформулировать имеющиеся противоречия и выводы, которые из них надлежало извлечь интеллигенции.
Петр Лаврович Лавров довольно поздно ввязался в идеологические баталии, разворачивавшиеся в России. Математик по образованию, он преподавал в артиллерийском училище, позднее обратился к философии, чтобы сформировать теоретическую базу для своих политических размышлений, и с середины 1850-х гг. начал принимать участие в дебатах о необходимости реформ, охвативших тогда различные круги общества. Находясь под надзором полиции, он был арестован после покушения Каракозова и через девять месяцев заключения отправлен в ссылку в отдаленную провинцию. В этой ссылке, которая длилась четыре года и откуда он бежал в Париж, он написал «Исторические письма», ставшие впоследствии библией народнической интеллигенции, или, как отмечал он сам, «революционным евангелием». В «Письмах» Лавров спорил с радикальной и утилитаристской мыслью Писарева и его друзей-нигилистов, отводя важное место ценностям культуры, морали и отдельно взятой личности.
