Тимофей Грановский - Лекции по истории позднего средневековья
Эти записки писал секретарь его, пользовавшийся его доверенностью, человек образованный. Они носят совершенно характер того времени; тогдашние отношения мужчины к женщине высказаны здесь превосходно в рассказе о первой любви герцога. Здесь есть что–то необычайно чистое, целомудренное. Тот же характер носят записки Баярда, писанные также секретарем его: Memoires du chevalier sans peur et sans reproche.
Но в XVI столетии мы видим уже другое: строгая и чистая жизнь, одиноко развивавшаяся в замках, прошла безвозвратно. В отношении к женщине проникло несравненно более жизни и образованности, зато сюда вкралось много разврата и посреди него воспитывалось часто направление грубое и кровожадное. Самым разительным примером может служить маршал de Tavannes, один из главных участников Варфоломеевской ночи; его мемуары составлены по его бумагам сыном. Tavannes с ранних лет вступил в военную службу, участвовал в походах короля, промежутки времени проводил в Париже и участвовал во всех забавах сына короля, Орлеанского герцога, умершего еще прежде отца. Мы видим из его записок, что рыцарская вежливость и изящное отношение к женщинам исчезли; он рассказывает с удовольствием о том, как они отомстили одной даме, снявши мертвого висельника и положивши к ней на постель. Они часто с сыном короля, обнажив шпаги, караулили прохожих и грабили их; по крышам часто приходилось им спасаться от преследований полиции. Смерть человека ни во что не вменялась; дуэли сделались чем–то обычным: в них тысячами гибло молодое дворянство Франции. Они так усилились к концу XVI столетия, что в царствование Генриха IV, в какие–нибудь 18 лет, было убито на дуэлях более 4000 дворян. Король пытался также создать национальную пехоту французскую. Начало этой пехоты, мы знаем уже, заложено было еще Карлом VII. Но преемники его предпочитали, и не без основания, туземной пехоте наемников. Франц I хотел снова ввести туземную пехоту и образовать из нее 7 легионов, каждый состоял из 6000 человек. Но французская пехота оказалась несостоятельной перед швейцарской, и потому лучшая пехота все–таки и при нем состояла из наемников. Только конница жандармов состояла из туземцев и пользовалась славой.
Замечательно еще законодательство, изданное им, которого некоторые статьи и теперь еще имеют силу. Но главной заслугой Франца было это действительно великодушное его покровительство искусствам и наукам. Франция извлекла из итальянских войн совсем не те выгоды, на которые надеялись короли ее: на этой классической почве она впервые познакомилась с классической древностью и почерпнула отсюда интересы, дотоле ей чуждые. Сам Франц, одаренный живым воображением, довольно образованный и от природы очень талантливый, получил уважение к литературе и искусствам Италии. Ему приписывают учреждение College de France противоставленного Парижскому университету. Университет оставался еще с средневековым направлением; здесь господствовал Аристотель, искаженный схоластиками, и старый еще догматизм: но в College de France, преподавание приняло более широкий характер; здесь началось обширное преподавание древней и восточной философии, математики и естественных наук; сюда явились представители гуманизма; сюда король звал Эразма, предлагая ему епископство. Далее, Франц основал королевскую типографию — это знаменитое заведение, откуда вышло так много превосходных творений и с таким великолепием. Наконец, относительно искусства, не имея времени входить в подробности, укажем на краткое и отчетливое изображение тогдашнего состояния искусств во Франции у Henri Martin. Одним словом, движение, обнаружившееся в умах, было чрезвычайно значительно. В нем приняли участие сам король, сестра его Маргарита Наваррская и многие из знатных лиц в государстве. Но результат этого движения, можно сказать, весь выразился в знаменитых творениях Rabelais. Его Histoire de Gargantuaetde Pantagruel известна большинству публики более по названию; редкие теперь имеют и читают ее (прим. Русские переводы романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» появились впервые в конце XVIII в. (см. Франсуа Рабле. Повесть славного Гаргантуаса, страшнейшего великана. СПб., 1790).). Причина такого невнимания к одному из самых остроумнейших и гениальных произведений находится в трудности языка и беспрестанных намеках, которыми исполнено сочинение и которые непонятны читателю; потому к его сочинению издано уже несколько ключей, и все они оказались более или менее недостаточны, так что, несмотря на остроумие их, чтение их составляет большой труд. Не входя в подробности, укажем на главный характер Rabelais. Вы видите, с одной стороны, человека, стоящего совсем на иной почве, чем средневековые писатели. Он глубоко знаком с писателями классическими и с древностью в обширном значении этого слова. Он знаком не только с поэтами, ораторами, историками, он знаком с древними натуралистами, он медик, он богослов. У него чрезвычайно ясный и верный взгляд на многие стороны жизни, например, на воспитание; доселе немногие так ясно сознали задачу воспитания, как выразил ее он, рассказывая о воспитании своего героя. Но за этой серьезной стороной скрывается другая, не только насмешливая, но, можно сказать, исполненная презрения ко всему существующему. Он проводит пред читателем не только современные события и произведения, но самые понятия современные и глубоко смеется над ними. В смехе его есть что–то циническое, злобное; для него не было ничего святого. От того–то таковы были отношения его к современным ему партиям: он был равно ненавистен католикам и протестантам. Можно наверное предположить, что он неизбежно пал бы их жертвой, в особенности жертвой католических преследований, несмотря на весь свой индифферентизм, если бы его не поддерживали король и даже папа, уважавшие в нем гениальность. Это одно покровительство дало ему возможность умереть спокойно священником в Медоне. Что эти античные идеи имели влияние не на одну только форму литературных произведений, что они порывались вырваться и проникнуть в жизнь и действие, видно из следующего события. Тотчас после смерти короля в Гиэни началось восстание из–за огромных поборов с жителей края: народ избил королевских сборщиков, но после первого взрыва, опамятовавшись, испугался своего поступка, смирился и выдал зачинщиков, которые были казнены; одним словом, край снова успокоился. Но Генрих II не был этим удовлетворен. Он послал туда маршала Монморанси, того самого, который выжег весь Прованс во время войны с Карлом V. Он был известен своей жестокостью: но поступки его превзошли общее ожидание.
Тысячами казнил он людей, участвовавших сколько–нибудь в восстании, и если не участвовавших, то не сопротивлявшихся восстанию. Казни были ужасны: людей четвертовали, привязывали к колоколам вместо языков и звонили ими, одним словом, Монморанси показал здесь большую изобретательность. Но реакция не замедлила сказаться в умах: под впечатлением этого страшного события 20-летний юноша из Бордо Стефан ла Боэси написал книгу La servitude volontaire, всю проникнутую античными понятиями о государстве. Эти понятия, конечно, были неприложимы, но тем не менее то был крик глубоко оскорбленной души, поверявшей тогдашний порядок вещей другими идеалами, заимствованными из древности.
Таково было состояние Франции в эпоху, когда на престол вступил Генрих II. Ему было уже 29 лет; он был храбрый и добродушный государь, но лишенный больших способностей. Его окружали Монморанси, Гизы; наконец, всего более влияния на него имела его любовница Diane de Poitiers. Под этими влияниями прошло все его царствование, ознаменованное, правда, некоторыми удачами, сначала в войне 1552 г. с Карлом V, вследствие союза с Морицем Саксонским, когда Франции достались Мец, Туль и Верден; но потом, при Филиппе II, войны, прерванные на время перемирием, возникли снова. Французы потерпели два значительные поражения, при St. Quentin (1557) и при Gravelingen (1558 г.); коннетабль Монморанси и St. Andre попались в плен. Но Филипп II не воспользовался своими победами. Зато, с другой стороны, французы действовали успешнее. Англичане владели еще городом Кале, последним остатком их завоеваний, сделанных во Франции в XV столетии; отсюда они могли постоянно грозить Франции: Кале был отнят у них Францем Гизом благодаря неразумному вмешательству королевы Марии в дела своего супруга Филиппа, воевавшего тогда с Францией. Как бы то ни было, мир, которым кончилась эта война, не был все–таки выгоден для Франции (1558), Gateau Сambresis. Переговоры ведены были коннетаблем Монморанси и St. Andre, пленниками, старавшимися поскорей освободиться. Потому справедливо говорили, что они дали за выкуп свой более, тем Франц I в Мадриде. Положено было с той и другой стороны возвратить завоеванные места; посему со стороны Франции было возвращено 120 укрепленных городов, занятых в Савойе и Пьемонте, с правом только держать свои гарнизоны в некоторых городах. Для скрепления этого мира Генрих II отдал дочь свою за Филиппа II; но окончательная сделка совершена была 3 года спустя, в 1562 г. В делах внутреннего управления деятельность Генриха не представляла ничего особенно важного; здесь важны только отношения к протестантам. Их партия чрезвычайно усиливалась. В 1530 г. во Франции была только одна протестантская церковь; в последние годы жизни Франца II, то есть спустя 29 лет, церквей протестантских здесь было уже 2000. Протестантизм распространялся здесь не между массами городского народонаселения, где католическое духовенство имело большое влияние, поддерживая фанатизм и ненависть ко всем иноверцам; между крестьянами новое учение не находило также большого сочувствия; но оно принималось ревностно образованной частью среднего сословия и мелкими дворянами. Последние, отброшенные своей бедностью, лишенные влияния, принимали протестантизм как знамя для оппозиции, как сигнал к борьбе, в которой они могли бы восстановить права свои. Это была религиозная оппозиция для свободы от политического унижения. В ее рядах находились люди смелые, с неукротимой волей, что всего яснее можно видеть в Essais de Montaigne, где он рассказывает о воспитании своего отца. К этой же партии пристало много людей, которые пристают ко всякой партии в надежде тревог или смут. Еще при Франце I началось гонение на протестантов. При Генрихе II число наказаний и казней увеличилось. Нельзя сказать, чтобы поводы к гонению были основываемы здесь на одном религиозном или политическом соображении: Диана Пуатье часто здесь имела свои цели, пользуясь конфискованными у протестантов имениями. Но протестанты не робели. В 1558 году они решились в Париже торжественно исправлять свое богослужение. Однажды ночью такое сборище окружено было толпою раздраженного католическим духовенством народа: протестанты смело вышли на улицу, дворяне, шедшие во главе их, мечом проложили себе дорогу; но лица низшего сословия были схвачены, многие пытаны и казнены. Надо было правительству думать о более общих мерах к уничтожению такого рода действий, и действительно, одной из статей Камбрейского мира была следующая: Генрих II обязывался с Филиппом II действовать вместе для пресечения ереси и высказал намерения ввести для этой цели инквизицию. Парламент высказал против этого сопротивление; король явился лично сам в парламент, чтобы личным присутствием своим подействовать на его решение; но в его присутствии двое из членов, Дюфор и Дюбур, высказали резко оппозицию, намекнув даже в словах своих на неприличную жизнь самого короля. Не выходя из парламента, король велел их арестовать и предать суду вместе еще с шестью человеками. Они приговорены к смерти. Но Генрих не дожил до исполнения этого приговора. По случаю праздника при дворе, выдачи дочери короля (прим. Здесь неточность: празднество было дано по случаю двойного бракосочетания, происходившего одновременно, — дочери и сестры Генриха П.), была карусель; король остался несколько раз победителем; к концу карусели в последний раз бился он с Montgommery; у Montgommery сломалось копье, осколком попало в глаз королю и тот чрез два дня умер. Для Франции начались новые отношения.
