Тур Хейердал - Фату-Хива
Мы ни с кем не простились. Все были пьяны, а после встречи с тысяченожками нам стало ясно, что Наполеону и его приятелям лучше не знать о нашем намерении уйти.
Отойдя подальше от моря, мы решили подождать рассвета, чтобы не заблудиться на камнях в гибискусовых зарослях. Главное было сделано, мы убрались вовремя: когда пьяницы полезут в нашу хижину, они обнаружат, что она пуста.
Как только начало светать, мы продолжили путь вдоль русла. Маи-маи отбивался, будто выдернутый из реки лосось, и громко визжал. Я нес его под мышкой, на плече, на груди, за пазухой - визжит да и только. А тут еще солнце стало припекать. Пришлось извлечь Маи-маи из пледа, хотя руки тотчас вспотели от живой ноши.
Переправляясь через речушку, я окунул поросенка в воду, чтобы немного охладить. Маи-маи завизжал пуще прежнего, хоть уши зажимай.
Проводник прибавил ходу и скрылся впереди с нашим багажом. Вот и подножие Тауаоуохо, пошла трава теита в рост человека, а провожатого все не видно. Как сквозь землю провалился. Пришлось нам самим отыскивать в траве начало горной тропы.
Здесь кончалась долина Уиа, начинался серпантин по накаленным солнцем скалам. Ни одного деревца, ни единого клочка тени, и полное безветрие... Палящие лучи без помех пронизывали сухую теиту. От назойливого визга Маи-маи зной казался еще невыносимее, и я робко предложил отпустить поросенка. Лив решительно запротестовала.
- Бедняжка изжарится на раскаленных камнях, - сказала она.
Медленно продвигались мы вверх, где на двух ногах, где на четвереньках. Крутая тропа становилась все уже, потом и вовсе пропала, мы с трудом различали какие-то смутные следы на песке между кочками. В конце концов уперлись в бараньи лбы. Дальше ходу не было. Я опустился на колени, тщательно осмотрел следы, которые привели нас сюда. Дикие свиньи... Мы заблудились.
Пробиваться вверх в высокой траве было нелегко. Еще хуже - возвращаться по собственным следам. Поднимаясь, мы примяли длинные стебли, и теперь они встречали нас штыками, острые, словно край открытой консервной банки. Страшная мысль пришла нам в голову: мы попали в западню... Может быть, парень, который скрылся с нашим имуществом, преследует нас во главе шайки пьянчужек. Надо спешить! Скорей отыскать тропу. Скорей выбраться на плато, где можно спасаться бегством. Здесь мы в тупике.
Мы совсем обессилели, когда наконец выбрались на тропу. Воздух кругом был такой же неподвижный и горячий, как скалы; жар точно в печи. Солнце немилосердно жгло бесчисленные ссадины и порезы; пыль и пот законопатили все поры.
Мокрый распаренный поросенок не давал нам ни минуты покоя. Исступленный визг пронизывал до костей; меня так и подмывало сбросить в пропасть отбивающегося мучителя.
Над нами вздымались отвесные кручи, мы не прошли еще и половины пути до плато. Без отдыха вообще не дойти. А какой же отдых на солнцепеке... Песок и камни раскалены, и только сплетенные Лив и Момо из листьев пандануса широкополые шляпы спасали нас от солнечного удара. Вдыхаемый воздух нисколько не освежал легкие.
Надо подниматься выше, туда, где есть хоть какой-то ветерок. Мы наметили причудливое скальное образование, которое запомнилось нам во время перехода из Омоа в Уиа. Два лавовых шпиля, напоминающих троллей из норвежской сказки, словно два окаменевших стража, озирали долину и море. Между их широко расставленными ногами зиял короткий туннель - единственное тенистое место на всем этом склоне. В прошлый раз проводник говорил нам, что даже в самый тихий и жаркий день в туннеле дует слабый ветерок.
Казалось, прошла вечность, прежде чем расстояние до каменных троллей стало заметно сокращаться. Под конец Лив совсем изнемогла. На каждом шагу она спотыкалась, то и дело приходилось обмахивать ее шляпой. Маи-маи при этом довольно хрюкал, но стоило мне перестать махать, как этот негодяй принимался визжать громче прежнего.
Каким блаженством было очутиться в темном прохладном туннеле под могучими, троллями. Подъем еще не кончился, но во всяком случае мы видели сверху, что нас никто не преследует. Сиди хоть до темноты, пусть даже проводник унес приготовленный Лив провиант- кокосовое молоко и жареные корни таро.
Из туннеля тропическая долина под нами казалась ослепительно белой в ярком свете полуденного солнца. Маи-маи мирно похрюкивал, потом и вовсе уснул на руках у Лив. Ветерок освежил и осушил кожу, и часа через два мы почувствовали, что не усидим больше. Хотелось скорее выбраться на плато. Мы вышли из туннеля на солнце и продолжали подъем.
В одном трудном месте мне, чтобы освободить руки, пришлось повесить на спину плед с завернутой в него фотокамерой и четвероногим крикуном. Вскоре поросенок притих.
- Ему там нравится, в темноте, - сказал я, радуясь, что найдено решение.
Но Лив настояла на том, чтобы заглянуть внутрь пледа. И обнаружила, что поросеночек лежит недвижимо, как на рождественском столе. Она поспешно извлекла Маи-маи из мешка, и, очнувшись, он снова принялся голосить.
Наконец мы добрались до перевала. Перед нами простиралось внутреннее плато. На последнем этапе нас догнал ветер, теперь бы только до воды добраться...
Мы пили из каждого родника и ручья на нашем пути. Первый глоток показался нам вкуснее шампанского со льда. Маи-маи разделял нашу радость. Несмотря на голод, мы не спешили спускаться в Омоа. Незачем островитянам знать, где мы находимся.
Ночь застигла нас в небольшой расщелине. Сразу стало холодно. Мы стучали зубами и мечтали о костре. Пока Лив при свете догорающей зари собирала папоротник для постели, я добывал огонь трением. Палочка почернела, запахло дымком, но и только. Когда рука совсем онемела, я сдался. Однако холод заставил меня возобновить попытку. Снова дымок... Лив тотчас подошла с трутом, но силы оставляли меня. Придется померзнуть под открытым небом... Эх, сейчас бы хоть одну спичечку! Или хотя бы огниво Теи. Мне явно попалась неподходящая древесина. Внезапно на трут упала искорка. Словно крохотная звездочка. Лив тихонько подула. И когда трут охватило живое пламя, я ощутил такую гордость, словно в моих руках была лампа Аладдина. Я был волшебником, способным разогнать окружающий мрак и сотворить тепло в холодной горной ночи. Для защиты от тысяченожек и диких псов я сделал целый круг из маленьких костров. Тем временем Лив устроила мягкую зеленую постель прямо на тропе - другого ровного места не нашлось.
Мы легли и укрылись пледом, наслаждаясь видом на миллионы медленно вращающихся над нами звезд и созвездий. Угрюмые скалы обрамляли картушку вселенского компаса.
Но Маи-маи на руках у Лив визжал так отчаянно, что не давал нам спать. Мы уже установили, что наш поросеночек женского пола, и я дал ему новое, более подходящее имя - Сирена.
В конце концов даже Лив устала от такого шумного компаньона. Я предложил привязать Сирену гденибудь за пределами слышимости. Лив согласилась, но поставила условие, чтобы невинный мучитель получил наш единственный плед: второй унес провожатый. Отойдя на изрядное расстояние, я привязал плед с завернутой в него Сиреной к большому камню. Теперь только шелест ветра нарушал ночную тишину, и мы уснули в кольце догорающих костров.
Среди ночи нас разбудил топот тяжелых копыт. Он отдавался и в воздухе, и в земле, на которой мы лежали. Костры давно потухли, я окоченел от холода, но сразу ожил, увидев при свете луны, что прямо на нас скачут две дикие лошади. С развевающимися хвостами и гривами они мчались во весь опор по тропе.
Я сел и громко закричал. Поздно. Первая лошадь не успела притормозить, но, слава богу, могучим прыжком перемахнула через нас. Вторая круто остановилась, вздыбилась и поскакала в обратную сторону.
Вскочив на ноги, мы принялись шуровать в углях и подбросили хворосту, чтобы разогнать темноту и согреться.
- Сирена, - коротко заметила Лив.
Ну, конечно. Идя по тропе, лошади разбудили поросеночка. Он завизжал и заметался в пледе этаким привидением и основательно напугал лошадей. Сам того не ведая, маленький негодяй подверг нас смертельной опасности.
На другой день голод вынудил нас сдаться. В поисках пищи мы спустились в долину Омоа. Горная тропа кончалась на мысу в конце залива, и здесь мы, к своему удивлению, застали Вилли. Он сидел с таким видом, будто дожидался нас. Мягко улыбаясь, Вилли сообщил, что второй плед и прочее имущество, которое нес наш провожатый, лежат у него в доме. Он увидел парня, когда тот спускался по тропе, и забрал вещи к себе на хранение.
Мы как-то успели забыть, что у нас в Омоа есть еще один друг Вилли был скорее европейцем, чем островитянином, и не участвовал в кознях, которые затевали против нас другие жители деревни. Однако его замкнутость и стеснительность мешали нам наладить с ним более тесные отношения.
Основательно подкрепившись тушенкой и забрав свое имущество, мы с чувством глубокой благодарности к Вилли вышли из его дома. Куда теперь податься? Решили прежде всего навестить наших старых друзей Пакеекее и Тиоти.
