Доминик Бартелеми - Рыцарство от древней Германии до Франции XII века
На принца Людовика в то время «напали многие знатные бароны королевства», а прежде всего Вильгельм Рыжий. В ответ «мужество его геройского сердца воспламенилось, его доблесть смеялась над испытаниями». Ведь принцу противостоял противник, «искушенный в рыцарстве, жадный до славы и искавший громкого имени», который сражался с Людовиком «всеми средствами, какими мог» — или по крайней мере какие позволяли ему некоторые условности. Поскольку нельзя сказать, чтобы реки Сена, Сарта или даже Эпта или Юин превратились в потоки крови, как в одной «песне о мятежном бароне». Знать, видимо, здесь больше захватила пленных, чем убила врагов. В 1098 г. французы, отражая нормандское вторжение, убивали коней (очень дорогих) и щадили людей{457}.
В результате получалась смесь настоящей войны, с политическими целями, и почти спортивного соревнования, остроту которому придавало неравенство сил — различие в финансовом положении Вильгельма и Людовика. Сын Завоевателя располагал богатствами Англии и широко ими пользовался, чтобы «покупать и оплачивать рыцарей-наемников», тогда как Людовик, который был моложе и бедней, умел давать ему достойный отпор. «Лишенный денег, берегущий средства отцовского королевства, он привлекал к себе рыцарей только собственными достоинствами»{458}. Кто не видел с 1098 по 1100 г., как он проводит набеги, молниеносные операции с горсткой рыцарей (молодых, как и он) во всех землях, соседствующих с королевским доменом, тот не видел ничего. И все-таки самым прекрасным был момент, когда он противостоял самому Вильгельму, имея сил в двадцать раз меньше… Пьянящим! Даже если Сугерий в конечном счете признает, что успехи чередовались с неудачами, а Ордерик Виталий дает другое объяснение: бедных «французов» вдохновлял на бой размер выкупов, какие давали за нормандцев{459}.
«В подобных столкновениях, — продолжает Сугерий, — с обеих сторон брали много пленных» — значит, не убивали или убивали мало. Так, однажды и Людовик, и Вильгельм захватили по три знатных бойца, что принесло им важные очки, — графов или сеньоров замков. Но англо-нормандец заплатил наличными за освобождение своих людей, в то время как «французы испытали тяготы долгого плена», потому что Капетинг не мог их выкупить. И в конечном счете они вышли из положения за счет того, что примкнули к Вильгельму Рыжему: они поступили к нему на службу, принесли оммаж и отныне разоряли «королевство» (королевский домен). В другие времена кто-нибудь сказал бы, что капитализм тут одержал сокрушительную победу над рыцарской доблестью. Но феодальные войны всегда выигрывались за счет переманивания вассалов противника.
Это противоборство без особого ожесточения прекратилось с гибелью Вильгельма Рыжего в июле 1100 г. в результате несчастного случая. Тогда начался период конфликтов между обоими пережившими его братьями. В самом деле, Роберт Короткие Штаны возвратился из Первого крестового похода как раз вовремя, чтобы вернуть себе Нормандию в сентябре, но в Англии его младший брат Генрих Боклерк опередил его, став королем в августе. Очень скоро последний стал готовиться к войне, а главное, посылать агентов и плести интриги, чтобы отнять у уставшего брата в 1106 г. и Нормандию тоже. Что до молодого Людовика, для него началась стадия борьбы с мачехой (Бертрадой де Монфор) и сводными братьями, приведшая к феодальным войнам в королевском домене.
Ордерик Виталий поддерживает Генриха Боклерка, победившего при Таншбре в 1106 г. в сомнительном сражении, тогда как, пытаясь оценить правоту дела Вильгельма Завоевателя при Гастингсе и в Англии, он не скрывал растерянности. Но он не перегружает свою похвалу словесными украшениями в духе Гильома Пуатевинского. Заслуга этого монарха в том, что он навел в Нормандии порядок, не более того. Ордерик Виталий не из тех, кто стал бы делать из Генриха Боклерка образец изысканности, геройства, милосердия. Нет, он сообщает о многих низких поступках и жестокостях последнего. Так, Генрих без колебаний, преследуя свои интересы в истории с детьми-заложниками, велел ослепить собственных внучек (дочерей своей незаконной дочери Юлианы){460}. Он царствовал над феодальным обществом, еще далеко не усвоившим всех механизмов для обеспечения рыцарского поведения. Впрочем, может ли любой уважающий себя монарх поступать иначе, чем чередовать в зависимости от обстоятельств красивые жесты и дурные манеры?
ОТ ТАНШБРЕ ДО БРЕМЮЛЯ
Рассказывая о походах Генриха Боклерка, Ордерик Виталий занимает, скорей, позицию защитника: он показывает, что этот монарх, скорей, старался щадить как можно больше противников — при Таншбре 30 сентября 1106 г., потом при Бремюле 20 августа 1119 г., — чем был неумолимым. Но хронист дает понять, что подобная умеренность представляла собой не добродетель, а расчет, неизбежную уступку общественному мнению. В самом деле, сколько ни приводи оправданий, остается очевидным, что эти две победы позволили ему лишить наследства старшего брата, а потом племянника — которого в своем королевстве поддерживал король Людовик VI. В результате получается рассказ о сражениях с умеренной жестокостью, в традиции боев при Нуи и Сен-Мартен-ле-Бо в 1044 г.{461}
Чтобы сражаться с братом Робертом, столь благодушным и расточительным, у Генриха были деньги — он мог их брать как из своих накоплений, так и из Англии. В свой ост он набрал фламандских рыцарей на английские деньги и при поручительстве графа Фландрского (которое было дано в 1103 г.). Далее Ордерик Виталий показывает, что во время похода в Нормандию в 1106 г. Генрих тоже полностью следовал посткаролингским обычаям войны между братьями. Он ссылался на справедливость и общее благо с велеречивостью и апломбом, достойными сыновей Людовика Благочестивого времен их междоусобиц. Во всяком случае епископ Серлон Сеезский или даже сам Ордерик, в принципе согласный с последним, осмеливались использовать сильные выражения вроде «не впадать в грех применения оружия»{462}. Крестовый поход закончился не так давно, справедливая война имела все шансы на успех: победа Генриха увенчает «более чем учтивую войну, каковая велась ради мира»{463}. Герцог Роберт Короткие Штаны действительно был неспособен установить мир и обуздать свирепствовавшего в Нормандии тирана, друга своей юности Роберта Беллем-ского. Последний и граф Вильгельм Мортенский поддерживали его против Генриха Боклерка, властного нрава которого они опасались как магнаты, сознающие свои интересы.
Генрих Боклерк и его приверженцы демонстрировали серьезность, неприятие легкомыслия. Епископ Серлон Сеезский призвал их в 1104 г. как людей, служащих правому делу, обрезать волосы, отринув моду, неприличие которой можно обличать до бесконечности: «У вас всех женские прически. Что за непотребство для вас, сотворенных по образу Божию и призванных выказывать мужественность!» Так они приобрели облик улучшенного благочестивого рыцарства, хоть и не дошли для того, чтобы во время внутренней войны назвать себя крестоносцами, как один из них, Эли дю Мэн, посмел сделать в 1096 г. Тем самым противостояние двух группировок получило под пером Ордерика Виталия облик нравственной борьбы.
Кампанию 1106 г. Генрих вел с меньшей изысканностью, чем это делали в Мэне с 1098 по 1100 г. Вильгельм Рыжий и Эли де Ла Флеш, но не забыл предпринять некоторые меры предосторожности. Для Генриха Боклерка было важным победить, не совершив братоубийства, в отличие от Гарольда Годвинсона, убившего Тостига. Под Фалезом происходили только конные поединки (ни один из которых не имел смертельного исхода), но дело застопорилось из-за присутствия Роберта Короткие Штаны: чтобы между братьями не завязалось сражение, начали трудные переговоры, и, как всегда в таких случаях, имели место переходы из лагеря в лагерь, присоединения новых союзников и измены. При войнах между близкими атмосфера всегда немного гнилая, а немало знатных семейств, как и семейство Завоевателя, оказалось расколото. Правду сказать, еще худшей атмосфера была для крестьян, которые несли урон от пожаров и грабежей от Пятидесятницы до Михайлова дня{464}.
Генрих Боклерк осадил Таншбре, замок графа Мортенского. Роберт Короткие Штаны хотел снять осаду с этой крепости при помощи армии, где было меньше рыцарей, но больше пехоты. Однако сойтись в бою без новых обсуждений было невозможно, притом из армии Роберта происходили дезертирства. К тому же отшельник Виталий, сделав жест, несомненно, типичный для григорианской эпохи, о которой мы и рассказываем, выступил посредником; но, поскольку в те времена превозносили еще и справедливую войну, Генрих мог гнуть свое дальше — он сослался на решение Божьего суда не в пользу своего брата, коль скоро тот неспособен мстить за оскорбления, полученные им самим, или за несправедливости, перенесенные его подданными. Генрих сделал лишь несколько рассчитанных «рыцарских» жестов: освободил одного пленного, взятого в Сен-Пьер-сюр-Див, потому что это был человек его брата, дал обет отстроить это аббатство, которое он прежде сжег вместе с соседним замком.
