Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)
Аллахом. Гак должен был размышлять уповающий сильно на Божию милость хищинк,
и, может быть, этим размышлением предрасположил себя к бегству из-под Берестечка.
В то время, когда король вступал в лагерь под Сокадем, хан стоял уже над Днепром.
Там отдыхал он три дня и разделил Орду на три войска. Первое войско, распадавшееся
на две половины, составляло правое и левое крыло главного иолчшца, заключавшего в
себе две трети Орды. Во время пути, главный корпус шел в ровной линии с крыльями,
делая шесть миль ежедневно, без остановок, но каждый час все войско
приостанавливалось на 15 минут, чтобы копи перевели дух. В это время Татары
сходили с лошадей и, исправив, что кому было нужно, летели „гневом Божиим
саранчою" дальше.
Но мере того как Нелам-Гирей приближался с востока, Хмельницкий подвигался к
северу, чтобы заслонить Орду от панских подъездов и сойтись в походе с союзниками.
Когда таким образом Татары достигли Винницы, он подвинулся на Колодииское поле и
сделал там свою главную квартиру. Оттуда двинулся он с частью войска к Вишневцу, из
Вишневца протянул свои посты до Казимирова, и распустил чаты к Стыру. В это самое
время передняя стража татарская, под начальством султан-нуредднна, пришла к
Вишневцу. Хмельницкий выехал из Вишневца со всеми полковниками приветствовать
хапа, встретил его под Лябишином, и вместе с иим въехал в татарский кош при
восклицаниях Орды. Загребатель жару чужими руками был счастлив: 100.000 отборных
Татар готовы были к его услугам. Оставалось только выкурить польских пчел и
выбирать мед, как под ГГилявцами. Кони и люди были у Татар в наилучшем виде,
повиновение беям и мурзам полное, в батовах большой запас провизии, и по пути не
сделали они в козацкой области никакого грабежа. Словом, татарский хан явил свою
орду образцом и для козацкой, и для панской орды.
На пространстве между Сокалом и Колодным стояло теперь три силы готовые к
бою: образцовый хан с двумя братьями соправителями своими, с отборною Ордою, с
беями, агами, мурзами;
220
.
козацкий гетман со всем, что мог вывезти из Украины соблазном и террором, и
король с министрами, с большею половиною светских сенаторов и почты со всей
коронной шляхтою; а бой предстоял теперь уже не за козацкия вольности, давно
завоеванные, не за татарский гарач, возмещенный с лихвою, а за две христианские
веры, из которых одну предоставлялось магометанину возвысить, а другую унизить.
Обезпечив себя Татарами, Хмельницкий имел все шансы для торжества над панами
в небывалом еще богословском диспуте; но, прп всей своей радости, скоро почуял, что
играет в рискованную игру. Ислам-Гирей дал сму заметить, что между ними нет
прежнего согласия. Хану была не по сердцу дружба Козаков с Турками: козаки, чего
доброго, могли сделаться уздою на Татар в руках Дивана. Падишах уж слишком
настоятельно погнал его, перекопского и крымского царя, на помощь панским
бунтовщикам. По мнению Ислам-Гирея, Чингисхаповичам, а не Османам следовало бы
царствовать и в самом Стамбуле. Если не обман со стороны Хмельницкого в походе на
Москву, обещавшем хану так много, то помыканье крымским величеством чрез
посредство турецкого султана, одно из двух, превратило дружбу татарского хапа с
хапом козацким в тайную боязнь и следовательно в ненависть•
Ища выхода из своей запутанной роли, Хмельницкий перебрал меру в
разнообразных заискиваньях, и теперь видел, что у иобратима Татарина что-то
недоброе на уме. Не успокоило его и лестное обещание Ислам-Гирея посетить
союзника в козацком таборе. Весь рассчет па успех основывался теперь у Козацкого
Батька на уверенности, что Татары запугают своими лыками его детушек и принудят к
отчаянному бою. Но и этот рассчет сделался сомнительным от приема, какой он сделал
„Крымскому Добрбдею* у себя в таборе, поддавшись обычному своему пьянству, в
котором находил лекарство от удручавшей его грусти.
Чтобы маскировать свое охлаждение к гетману, хан возвратил ему визит на другой
день. Ислам-Гирей приехал в сопровождении князей и баронов Крымского юрта, на
дорогих, богато украшенных лошадях, в легких фригийских шапках, в длинных
ходщевых епанчах. Загремело 60 пушек, зазвонили колокола, загудели бубны и сурмы;
но гетман хаиа не встретил: он лежал пьяный. Невозможно было скрыть это от
царственного гостя. Гетманский наказами Джеджалла должеп был объявить своимъ
221
соплеменникам правду. Хан оскорбился странным приемом, и не скрывал своего
отвращения к пьяпице.
После взаимного пересмотра войска, оказалось, что у Хмельницкого было 90.000
регулярной пехоты, 12.000 конницы и более
100.000
затяжцев мужиков. Пехота была вооружена так-называемыми
семипядиыми пищалями. Конница имела такие же самопалы, но сидела на плохих
лошадях, которые служили ей прикрытием во время пешей пальбы. Мужики были
вооружены, кто как мог: дрекольем, вилами, набивными цепами и самопалами, как их
описывает козацкая Илиада:
Который козак шабли булатної Пиидали семипииднои Не має,
ТОЙ КИЯ на плечи забирае,
За гетьмаиом Хмелыииицькпм у поход поспишає.
На военной раде козаки и Татары решили—притвориться отступающими к Киеву,
согласно носившейся до прихода хана молве, 25 (15) июня двинуться весьма
таинственно к Берестечку и дать Ляхам битву. Хан и Хмельницкий, сь 12.000 Татар и с
таким же количеством козацкого комонника, должны были явиться первые под
Берестечком для обозрения поля битвы, и еслибы король, как они надеялись, двинулся
к Дубну, напасть на него в походе. За ними должна была идти Орда~иГполк Богуна, а
потом пойдут все таборы и батовы, войска и козацкия гармата*).
Когда козаки и Татары готовились к нападению, паны, не получив от подъезда
Чернецкого никакой верной вести и думая, что неприятель отступает к Киеву, решались
идти к Дубну.
27 (17) июня лагерь снялся с места. Уже некоторые возы выехали в поле; пехота и
конница стояли наготове; королевский отряд сидел перед навесом и ждал окончания
мши, чтобы выступить вместе с королем, как из пбдъезда титулярного козацкого
гетмана Забугского прискакал гонец с донесением, что хан и Хнель-
*) Фальшивые Греки, агенты Гоасаеа, интриговавшие, как и он сам, перед царем в
пользу Хмельницкого и турецкого султана, доносили в Москве, будто бы „с киями, как
бывало преж сего, в (козацком) войске никого нет); но это опровергается польскими
известиями, а Поляки всячески возвышали одоление Козаков под Берестечком.
222
.
ницкий уже в походе, а Богун, с несколькими десятками тысяч народной стражи,
достиг уже реки Горышш, чтобы занять переправы.
Вслед за гонцом Загубского, от подъезда князя Иеремии Вишневецкого пришло
известие, что неприятель двинулся с Колодииекого поля и залег по сю сторону
Вишневца в лесах, чтоб ударить на королевское войско при переправе через Икну.
Гетманы стали убеждать короля, чтоб дозволил войску остаться в лагере еще один день,
как пбдъезды прислали языка, ишепно шесть Козаков и одного нона, которые показали
единогласно, что два неприятельские полка стоят уже под ИИеренятнныы, в нолуторе
милях от Версстечка, и намерены в тот же день напасть на королевское войско.
Немедленно отправили Чернецкого вернуть возы в лагерь; войску велели занимать
валы; выслали сильные отряды для занятия всех проходов и переправ; инженеры
принялись поправлять оконы и шанцы.
Не было никакого сомнения, что козаки и Татары приближаются. Ежеминутно
прибывали новые вестники наступающей грозы. ИИанские пбдъезды, столкнувшись с
татарскими, прятались в лагерь; поенолитакн торопливо переправлялись; возы
возвращались в оконы; а к вечеру далекое зарево па горизонте и глухой гул в воздухе
давали знать о приближении 300.000-го войска.
Пехота и челядь сыпали целую ночь шанцы. Всс войско стояло под оружием, и
было запрещено, под смертною казнью, отдаляться оть лагеря. Но дерзкая челядь,
Зборовские герои, несмотря на запрещение, выгнали несколько тысяч лошадей на
пашу, и все эти лошади сделались добычею татарских чат.
Разсчитывая на походное двшкеиие панских ополчений ИИ не встретив никакого
похода на своем пути, Хмельницкий остановился в недоумении в полугоре милях от
панского лагеря. Ночыо, со вторника на среду 27 (17) июня, стал он исрсиравдять свое
войско и табор, устроив переправы в двух местах. На одиой из них наткнулся па него
подъезд князя Вишпевецкого, под начальством Бепдковского, и был совершенно
