Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814
Комиссию интересовало все: от конституции будущего германского союза до создания армии. Много споров вызывало то, какие именно права и свободы должны быть включены в новый основной закон. На первом месте стояли, конечно, гарантии свободы прессы, вероисповедания, передвижения, выбора университета для получения образования. Один австрийский делегат жаловался, что у него на рабочем столе набралось сорок шесть вариантов текста конституции.
Одной из самых острых была проблема отношения в новой германской конфедерации к еврейским меньшинствам. Их положение в германских государствах и княжествах различалось, в тех регионах, которые подверглись французской оккупации или какому-либо влиянию, еврейские общины находились в лучших условиях. Прежние дискриминационные законы были аннулированы и введены новые постановления, гарантирующие равенство. Теперь, после поражения французов, многие города и государства настаивали на ликвидации французских порядков. Оказались под угрозой разгула реакции Вестфалия, Франкфурт, ганзейские города.
Восемь месяцев представители еврейских общин лоббировали свои интересы главным образом закулисно, в салонах, как, например, у Фанни фон Арнштейн. Поборниками прав евреев были и посол Гумбольдт, и канцлер Гарденберг. Они и прежде взаимодействовали в решении этой проблемы. Гумбольдт еще в 1809 году написал трактат о гражданском равенстве. Гарденберг в 1812 году ввел в действие закон об эмансипации прусских евреев. Король Пруссии, особо не интересовавшийся этой проблемой, не мешал реформам.
Еще 4 января 1815 года канцлер Гарденберг, отложив горящие дела по Саксонии, подготовил обращение, призывая предоставить евреям гарантии полного равенства. Он привел убедительные доводы, аргументируя свою позицию: от гуманизма до национальных интересов. Евреи внесли свой вклад в войну с Наполеоном, «проявляя истинное мужество, пренебрегая опасностями» и терпя такие же лишения и бедствия. Евреи, доказывал Гарденберг, играют важную роль в кредитных и коммерческих учреждениях в германских государствах. Возврат к репрессиям приведет лишь к тому, что они начнут уезжать, забирая с собой свои таланты и состояния.
Евреи могли рассчитывать и на содействие Меттерниха и других австрийцев. Их «правой рукой» на Венском конгрессе, похоже, был Фридрих фон Генц: судя по его дневниковым записям, он той весной регулярно с ними встречался. В отличие от Меттерниха и Гумбольдта, не принимавших подарки в виде колец и серебряных подносов за услуги, Генц не был столь щепетилен. От Симона Эдлера фон Лемеля из Праги он получил, например, сначала так называемый великолепный сувенир, потом 1000 дукатов, а затем еще 2000 дукатов, что привело его к выводу о том, что его «финансовые дела складываются неплохо». В защиту евреев активно выступали Ротшильды и на Венском конгрессе, и в Лондоне: семейство играло важную роль в материальной поддержке британского участия в войне и финансировании субсидий, выдаваемых правительством Британии врагам Наполеона.
Но у евреев было и немало противников среди делегатов конгресса, особенно из таких мест, как Бавария, Вюртемберг, Франкфурт, и бывших ганзейских городов Гамбурга, Бремена и Любека. Им не симпатизировал и босс Якоба Гримма граф Дорофей Людвиг Келлер из Гессен-Касселя. Когда в конце мая вопрос о правах евреев официально поставили на германской комиссии, баварский делегат граф Алойс фон Рехберг от души рассмеялся, а вслед за ним захохотали и другие участники совещания.
Тем не менее после долгих пререканий победили Гумбольдт, Гарденберг, Меттерних и их единомышленники, и в новую германскую конституцию было решено включить статью, гарантирующую права евреев. Статья XVI обязывала будущую конфедерацию изыскать возможности для защиты еврейских меньшинств. Сохранялись все существующие привилегии. Венский конгресс положил начало практике обсуждения проблем прав человек на международных мирных конференциях. К сожалению, осталась незамеченной одна неточность, подорвавшая успех правозащитников.
Представитель Бремена сенатор Иоганн Шмидт добился внесения небольшой поправки в статью: формулировку «все права, гарантированные в отдельных государствах» изменили на «все права, гарантированные отдельными государствами». Эта поправка имела далеко идущие последствия. Германские государства начали толковать ее по-своему: дескать, эта конституционная гарантия исключает законы, введенные внешними силами, например французами. Уже через год после конгресса некоторые государства стали открыто игнорировать конституционные права евреев, а такие города, как Бремен и Любек, начали изгонять еврейское население.
Делегатов издательств и книготорговцев тоже ожидало разочарование. В октябре их обнадежили, но с того времени так ничего и не было сделано. На меморандум Карла Бертуха, который он подготовил 14 апреля, никто не обратил внимания. А теперь, когда вплотную встал вопрос о создании германской конфедерации, появились предложения отложить принятие решения по прессе и интеллектуальной собственности до образования союза, который и рассмотрит эту проблему позднее во Франкфурте.
3 июня кто-то внес поправку в статью XVIII относительно свободы прессы и охраны авторских прав. Авторам и издателям обеспечивалась защита от пиратов, но положение о гарантиях свободы прессы изымалось. Его заменили обязательством унифицировать правительственные постановления на этот счет, то есть ввести общие правила «игры в свободу слова». Неизвестно, кто именно выступил с такой инициативой.
* * *Лидеры конгресса тем временем задумали подготовить общий договор, который бы инкорпорировал все решения, принятые на конференции. Это должно было усилить впечатление единства и согласия. Потенциальному агрессору будет труднее иметь дело с блоком держав, чем с отдельными странами или группами стран.
Поручили возглавить подготовку документа Фридриху фон Генцу, герцогу Дальбергу и лорду Кланкарти. Двое последних были введены в состав редакционной комиссии после того, как от этой чести отказались представитель России граф Анштетт и помощник Талейрана граф де ла Бенардьер. Граф Анштетт мучился подагрой, а французский граф переживал из-за конфискации своей собственности Наполеоном.
Задача перед комиссией стояла колоссальная. Предстояло учесть все решения и резолюции бесчисленных совещаний и переговоров, прошедших за восемь месяцев, и свести их в один документ. А ввиду поразительных успехов Наполеона им надо было спешить.
Кроме того, возникла масса возражений против принятия единого документа. Не свидетельствует ли это о существовании разногласий между державами и не приведет ли к дезертирству отдельных стран? И если даже удастся сохранить единство, то разве война, всегда чреватая неожиданностями, не создаст новые условия, которые превратят договоренности в пустые слова? Мирный договор потеряет свою актуальность сразу же после его подписания.
В конце концов уполномоченные делегаты решили рискнуть исходя из того, что договор в любом случае будет полезен для будущего Европы. Двадцать шесть секретарей, вооружившись перьями, день и ночь трудились над текстом документа, вместившего в себя сто двадцать одну статью.
Долгое время не могли найти нужное определение договора. Вначале его называли просто «договором», «Европейским договором» или «Большим Европейским договором», хотя далеко не все европейские страны в нем участвовали, а некоторые из них не имели ни малейшего понятия о его содержании. Предлагалось назвать его и «Новой хартией Европы». В итоге остановились на «Заключительном акте», что, по мнению Генца, отражало главный смысл всей конференции — подвести итоги победы над Наполеоном.
9 июня 1815 года делегаты конгресса собрались в зале приемов императорского дворца подписывать Заключительный акт — на церемонию, более или менее похожую на реальную конференцию. Но и тогда это не был в полном смысле конгресс: далеко не всем делегатам было позволено участвовать в подписании документа. Подписывали его только представители «комитета восьми», остальные должны были «присоединяться к нему по отдельности». Это решение раздражало и оскорбляло тех, кого снова лишали права голоса.
Не присутствовали на церемонии и многие ключевые участники конгресса. Его хозяин император Франц отбыл на поля предстоящих сражений. Две недели назад уехали царь Александр и прусский король Фридрих Вильгельм. Давно покинул Вену лорд Каслри, а герцог Веллингтон находился где-то под Брюсселем. Из главных персонажей конгресса договор подписывали лишь Меттерних и Талейран. Французский посланник смог поставить свою подпись только благодаря тому, что манкировал приказами короля и задержался в австрийской столице.
Кардинал Консальви еще раньше обозвал конгресс «Вавилонским столпотворением». Начав с прекрасных намерений, его участники не смогли найти общий язык. Теперь Консальви выразил формальный протест по поводу того, как конгресс обошелся с папой. Хотя папские владения и были восстановлены, его святейшество не получил ни Авиньона, ни Феррары.
