Эдвард Томас - Будда. История и легенды
Именно попытка доказать слишком многое и составить подробную биографию — с рождения до старости — привела к скептицизму, распространившемуся и на само существование исторического Будды. Легенды, имеющие отношение к тому, что случилось со времени начала проповеди, развивались так же активно, как и легенды о предшествующих событиях. Отличие первых от последних состояло в том, что они появились в регионе, где, как считалось, случились описываемые в них события. Кроме того, фактическая основа преданий о второй половине жизни Будды намного больше заслуживает доверия. После основания общины существовали очевидцы реальных событий; существовала и возможность непрерывной передачи информации об этих событиях. Но они сохранялись в виде преданий, которые были особенно заметно модифицированы в позднейшей традиции, взявшейся привязать многие легенды к определенным годам (совсем не так, как это было сделано в санскритских текстах), и в большой конгломерации, известной под названием «Махапариниббана-сутта». В канонических рассказах о жизни Будды мы находим немногим больше свидетельств о проповедовании и о странствиях между разными городами, Раджагахой, Весали и Саваттхи, которые стали основными центрами нового движения.
Неудивительно, что практика соединения в один рассказ более привлекательных для читателя легенд (все они поздние) привела к скептицизму относительно целого, свойственному некоторым исследователям. P.O. Франке говорит: «Я бы не хотел, чтобы казалось, будто я уверен, что мы знаем хотя бы немногое об основателе этого учения. Естественно, какой-то человек (или люди) создал его, иначе оно не существовало бы. Но кем был этот человек, или, скорее, люди, у нас сведений нет»[395].
Тем не менее это не общепринятый взгляд. Чтобы придерживаться такого подхода, необходимо прежде доказать, что наиболее достоверной является теория, согласно которой все свидетельства представляют собой вымыслы (мифологические или какие-либо иные), чего, безусловно, никем сделано не было. Легенды показывают, что свидетельства о жизни Будды имеют общие черты. К первоначальным данным были сделаны дополнения, которые мы в некоторых случаях можем выявить. Встречается и отсутствие в легендах какого-либо исторического смысла при трактовке реальных событий согласно позднейшим представлениям. Такое случается, даже когда основные факты предания несомненны[396].
Но помимо легенд в Каноне и комментариев, существуют другие источники, которые позволяют отнести жизнь Будды к определенному отрезку истории Индии. Мы располагаем цейлонскими «Хрониками», которые с периода, современного Будде, и вплоть до времени Ашоки основываются на индийских источниках и касаются известного отрезка истории Индии. Параллельны им исторические элементы в пуранах и в джайнских текстах[397]. Сопоставление этих данных с «Хроникам» поддерживает предположение, согласно которому последние извлекали свои утверждения из старых комментариев, привезенных на Цейлон вместе с Каноном. Необходимый для изучения данного вопроса материал не был еще в полной мере проанализирован; он даже еще не полностью доступен западным ученым; кроме того, не найдена общая исходная точка для сторонников тривиальной квалификации преданий как старых или очень старых и для скептиков, считающих их лишь порождениями благочестивого воображения[398].
Все эти исторические проблемы сгруппированы вокруг еще более фундаментального вопроса. Можно ли сказать, что эта система, вдохновившая веру и надежды большего числа людей, чем любая другая, сохранила подлинные слова ее Основателя? В определенном смысле — да. Когда все традиционные материалы и все фрагменты, приписываемые учениками, исключены, у нас остается множество рассуждений, стихов и других высказываний, которые считаются собственными словами Будды. Нельзя на разумных основаниях сомневаться в том, что община начинала не просто с кодекса монашеских правил, разработанным Основателем, но и с корпуса теоретических высказываний. Желание сохранить каждое утверждение Будды могло привести к включению в Канон других текстов сангхой, которая продолжала распространять Учение и наставлять не только своих давших обет членов, но и мирян.
Уже ранние буддисты вскоре столкнулись с трудностями при определении того, что является подлинными словами Будды, и попытались установить правила для принятия решений по этому вопросу[399]. В дальнейшем мы находим свидетельства о спорах относительно того, действительно ли определенные фрагменты Писаний были собственными словами Будды или же они принадлежали всего лишь ученикам. Хотя мы вооружены более строгими методами критики, нам еще труднее провести четкую границу между тем, что могло быть включено в тексты постепенно, и первоначальным ядром. Но ядро существует, пусть даже мы можем никогда не преуспеть в его выделении или решить, какой могла быть его самая ранняя форма.
Были выдвинуты некоторые общие принципы выделения более ранних и более поздних элементов, но они не дали серьезных результатов. Представление о том, что только правильные прозаические проповеди могут притязать на то, чтобы быть первоначальными, идет от старой тенденции сравнения христианских Евангелий. Это простое недоразумение, поскольку Будда был не только народным проповедником, но прежде всего наставником сангхи. Поучительные стихи для заучивания наизусть или объяснение технической формулы могут с таким же успехом принадлежать к первоначальному корпусу текстов, что и обращение к деревне плотников. Считалось, что особые грамматические формы стихотворных пассажей указывают на их принадлежность к старейшей части литературы Типитаки, но абсурдность этой позиции увидеть легко. Стихи сохранили свою форму именно потому, что они стихи, и только в той степени, в которой требовал этого их метрический характер. Но прозаические пассажи такого же возраста могли полностью измениться, и они неизбежно изменялись, когда их заучивал кто-нибудь, говоривший на другом диалекте. В то же время нет причин сомневаться, что многие наставления Будды могли сохраниться в стихах. Это было обычной индийской практикой, и некоторые стихотворные пассажи очень похожи и по форме, и по содержанию на раннюю поэзию «Упанишад». Даже некоторые сутты, принимающие формы комментариев, не могут быть сочтены поздними только по этой причине. Вероятно, доказать их древность нельзя, поскольку комментарии всегда выглядят вставками в текст, но нет внутренней причины, по которой Будда не мог бы наставлять так своих учеников наедине с ними[400].
На этих страницах мы излагали содержание учения, не подлаживаясь к презумпциям западного сознания, в том виде, в каком оно содержится в древнейших свидетельствах, и следуя тому, как понимали его самые ранние последователи. В учении раннего буддизма содержатся типично индийские представления, в том числе теория повторяющихся циклов развития и распада вселенной, доктрины о карме, о предыдущем существовании и перерождении индивидов. В буддизме существует и собственная психологическая теория. Вероятно, большую часть этих элементов можно отбросить как незначительный или легендарный материал, но без него невозможно понять, как возникло Учение и что оно значило в качестве этапа истории индийской религии и философии. Как и все индийские системы, оно остается по сути своей религией, путем к спасению. Оно предлагает интерпретацию опыта, однако фундаментальный опыт, признаваемый им, — это эмоциональный опыт, и, пока в индивиде не появилась эта эмоция, пока не возникло ощущение, что чувственные удовольствия преходящи и поэтому существование в мире мучительно, он не сделал даже первого шага по направлению к пути освобождения.
Глава 17. Буддизм и христианство
Уже во времена святого Иеронима проявилась тенденция к сравнению жизни Будды с евангельской историей. Еретик Иовиниан был настолько безрассуден, что утверждал, будто девственность — состояние не более высокое, чем брак, и святой Иероним, чтобы показать, насколько девственность почитали даже среди язычников, сослался на некоторые их рассказы о рождении ребенка девственницей. Один из этих примеров касается Будды. Об источнике этого утверждения неизвестно ничего, хотя была предпринята попытка подкрепить его текстами намного более поздних монгольских книг. Сенар повторяет ее и говорит: «Догма девственности матери Будды, существование которой несомненно подтверждено святым Иеронимом, особенно присущая монголам, в зародыше содержится во всех версиях легенды»[401].
Пожалуй, Сенар не имел в виду, что сказанное святым Иеронимом является доводом в пользу существования этой легенды у монголов. Он мог полагать, что слова Иеронима свидетельствуют лишь в пользу существования догмы, как таковой. Но какие доводы приводит сам Сенар? Он ссылается на Кеппена (i, 76, 77). В этом месте Кеппен пишет следующее: документы говорят лишь о том, что мать Будды до него не рожала детей и что она задолго до этого не сожительствовала со своим мужем. «Монголы, тем не менее, самые простые и верующие буддисты, придают большое значение девственности царицы Капилавасту». Кеппен не рискует делать самостоятельный вывод и добавляет: «Это утверждает, по крайней мере, А. Чома, As. Res. xx, 299». Мы обращаемся, к Чоме и обнаруживаем, что он говорит: «Я не нахожу в тибетских книгах никаких упоминаний о девственности Майи Дэви, на которое так упирают монгольские повествования».
