Василий Болотов - Лекции по истории Древней Церкви. Том IV
{стр. 237}
3. Монофиситский спор
Хронология [57]
441/2. — † Иоанн антиохийский. Домн.
— 444. 27 июня — † Кирилл александрийский. Диоскор.
446/7. 24 окт.? — † Прокл константинопольский. Флавиан.
* — 446/7. — Ириней рукоположен в митрополита тирского.
— 448. 17 февр.–18 апр. Указ императора о низложении Иринея.
— весною? — Жалоба Евтихия в Рим папе Льву I,
— 1 июня на которую Лев ответил покровительственным посланием.
— март — Движение против Ивы в Осроине.
11 апр. — Пасха.
— апр.–июнь — Переписка Диоскора с Домном.
— июнь–июль — Феодориту запрещено выезжать из Кира.
— 9 сент. (четв.) — Фотий рукоположен во епископа тирского.
— ? 26 окт. — Указ о пересмотре дела Ивы.
* — 8–22 ноябр. — Σύνοδος ένδημούσα: осуждение Евтихия.
* — 449. 1–25 февр. — Собор в Тире—Вирите—Тире: Ива освобожден от суда.
— 18 февр. — Лев В. на стороне Евтихия.
27 марта — Пасха.
— 30 марта — Сакра о созвании вселенского собора в Ефесе на 1 августа.
— 8–27 апр. — Пересмотр актов Флавианова собора.
— 12–18 апр. — Протесты против Ивы в Эдессе.
* — 21 мая — Лев В. убедился в заблуждении Евтихия.
* — 13 июня — Τόμος Льва В. (epistola XXVIII ad Flavianum): „Lectis dilectionis tuae litteris“.
На Ефесском соборе 449 года:
— 8 авг. — (понед.) Низложение Флавиана и Евсевия.
— 22 авг. — Низложение Ивы.
— ? — Низложение Даниила каррского, племянника Ивы, Иринея тирского, Акилина вивлского, предание суду Софрония константинского (двоюродного брата Ивы), низложение Феодорита кирского.
— ? — Низложение Домна антиохийского.
* — 13 окт. (четв.) — Римский собор объявляет ефесския деяния лишенными всякой силы.
{стр. 238}
— ? дек. — Анатолий поставлен во архиепископа константинопольского.
450. — март — Лев В. еще не знает, что Флавиан в Ипэпах (на границе Лидии и Асии).
" 16 апр. — Пасха.
" 28 июля — † Феодосий II.
* — 25 авг. (пятн.) — Восшествие на престол Маркиана.
451. — 8 апр. — Пасха.
13 апр. — Лев В. благодарит Пульхерию за перенесение останков Флавиана в храм апостолов, о чем Пульхерия извещала папу в своем послании, по-видимому, от 22 ноября 450 г.
* — 451. 17 мая — Сакра о созвании вселенского собора на 1 сентября 451 года.
Халкидонский собор 451 года:
8 окт. — I заседание: 6 πρόεδροι Ефесского собора взяты под стражу.
10 окт. — II: нормальные образцы вероизложения: символы никейский и константинопольский; послания св. Кирилла „Καταφλυαρούσι“ и ,,Εύφραινέσθωσαν“; „Τόμος“ Льва В.; вопрос о православии этого последнего памятника.
13 окт. — III: низложение Диоскора.
17 окт. — IV: Τόμος Льва В. признан православным; пять πρόεδροι без суда возвращены собору.
22 окт. — V: проект вероопределения.
25 окт. — VI: торжественное заседание в присутствии императора; вероопределение прочитано и подписано.
26 окт. — VII: собор утверждает добровольное соглашение между Максимом антиохийским и Ювеналием иерусалимским: каноническое начало иерусалимского патриархата (в трех Палестинах).
26 (sic) окт. — VIII: Феодорит оправдан; Амфилохий сидский анафематствует Евтихия.
27–28 окт. — IX, X: дело Ивы.
31 окт. — XV: правило 28 о правах константинопольского епископа,
1 нояб. — XVI: принято, не смотря на протест римских легатов: каноническое начало константинопольского патриархата (в трех диэцезахъ: Понте, Асии и Фракии).
{стр. 239}
История спора до четвертого вселенского собора
На развалинах несторианства возникало, таким образом, движение еще более опасное — монофиситство. Причины этой большей опасности были: а) внешние и б) внутренние.
а) Если несторианское направление и нашло себе известную опору на востоке, то нельзя сказать, что противники этого учения представляли силу меньшей значимости. Напротив, монофиситство выступило в истории под эгидою господствующей церковной и политической партии, тогда как его естественные и последовательные противники, «восточные», уже подорвали свою силу в течение несторианской смуты. Они оказались в положении лиц «оставленных в подозрении», и этот недостаток вселенского доверия к ним давал себя тяжело чувствовать и в ходе местной церковной жизни.
Из сказанного выше можно понять, что положение восточных было весьма нелегкое. Вступив в церковное общение с Кириллом, не нашли они для себя мира и покоя. Считаясь официально возлюбленными братьями и боголюбезнейшими сослужителями, они чувствовали, что и Кирилл и все его исконные сподвижники плохо верят в их православие, да те не стеснялись и давать им понять это. В сношениях с ними слышались полузатаенные укоризны, не было недостатка в мелких, но болезненных уколах. Недостаток этого вселенского доверия сильно колебал авторитет восточных у себя дома. Язычники, евреи, еретики гордо поднимали свои головы, дело доходило до открытых насилий над православными. Монахи, ревнители пресвитеры и диаконы позволяли себе брать своих епископов под оскорбительную опеку. Достаточно было какой-либо личной неприятности, и какой-нибудь благоговейнейший клирик, в добрую пору считавший себя счастливым, что ему позволяют оставаться незамеченным, отправлялся в Константинополь или Александрию — стенать пред сильными мира и церкви, что угнетено православие на востоке, что совсем не стало дерзновения благочестивым, что епископ такой-то и такой-то мудрствует нездраво. И такие жалобы без труда находили внимательных слушателей и добрую дозу доверия, a затем — неприятная переписка, а не то и объяснение символа, ясно предназначенное для поучения восточных, кото{стр. 240}рые не знают, как мудрствовали св. 318 отцов, и затем просьба к императору, чтобы восточным приказано было мудрствовать как св. отцы никейские, а от нездравых учений Феодора и Диодора отвращаться. Вообще эти бродячие клирики и монахи были для восточных епископов настоящею язвою, и неудивительно, что Халкидонский собор прикрепил их к месту, подчинив (пр. 4) монастыри надзору епископов и поручив (пр. 23) константинопольским экдикам выпроваживать из столицы клириков, являющихся туда не с позволения епископа, а поднимать смуту.
Но не отставали от клириков и некоторые епископы. Некий Афанасий перрский усвоил себе манеру без всякого законного предлога на вызов в суд не являться. Когда его пригласили в третий раз, он вместо явки подал отречение от кафедры, изъявляя желание возлюбить спокойствие. A затем отправился в Константинополь и наговорил там неописуемых ужасов, какие ему пришлось претерпеть от своего своевольного клира. По-видимому, ad captandam benevolentiam, этот же епископ позволил себе у министров наговорить о благосостоянии одной провинции, после чего последовало чрезмерное обременение её податями. В конце концов, епископ получил два рекомендательные письма от Прокла с собором и от Кирилла, которые отзывались несколько вмешательством во внутреннее диэцезальное управление епископа антиохийского.
Пока был жив Иоанн, отношения к восточным были еще несколько мягче. Но преемник Иоанна Домн не пользовался у Кирилла и этою долею авторитета. Именно Домну были адресованы оба послания в защиту Афанасия перрского. Другое послание Кирилла, по-видимому, к Домну же, уже прямо резко… На востоке знали, что Кирилл пишет против Диодора и Феодора, и со страхом ожидали, что от них вот-вот потребуют анафемы против этих учителей Нестория… Отношения были настолько натянутые, что не представляется совершенно невероятным, что на известие о смерти Кирилла в 444 г. на востоке с облегченным сердцем ответили: «наконец-то!», что, другими словами, известное послание, в актах V собора приписываемое Феодориту, вероятно подлинно. Впрочем, эта нехристианская радость, вырвавшаяся наружу в этой интимной переписке, очень скоро оказалась преждевременною.
{стр. 241}
Авторитет Кирилла был бесспорно сильным оплотом против разных темных ревнителей. Он прикрыл восточных своим соединительным посланием «Да возвеселятся небеса», и мощною рукою обуздывал слишком рьяных и сильным словом наставлял заблуждавшихся и извращавших его собственное учение. Он требовал от восточных немалого, но и на многое согласен был смотреть сквозь пальцы. Уже и то было немало, что он со снисходительною улыбкою смотрел на усилия восточных доказать, что они никогда не заблуждались несториански, а всегда были вполне православны, — и оставлял без внимания.
Несравненно труднее стало положение восточных, когда на кафедру Кирилла вступил его архидиакон Диоскор. Кирилл своим властным словом сдерживал неумеренную ревность своих почитателей; Диоскор сам стал во главе этих последних и хотел честно и грозно держать церковную славу своего предшественника и авторитет его имени. А что он воздвиг гонение на родственников Кирилла, то это находилось в зависимости от строя византийской империи. В Византии каждый префект претории считался таким авторитетом, что апелляции на его решения не могло быть. Можно было это сделать лишь спустя 2 года после смерти или отставки префекта. Когда после смерти Кирилла враги его стали подавать жалобы на его родственников, и префект выразил свое суждение по поводу их, то Диоскор — в силу вышеуказанного порядка — ранее 2-х лет не мог ничего сделать в пользу родственников Кирилла. Эта-то бездеятельность его и объяснена была в смысле гонения. Сильное при жизни Кирилла, обаяние его имени стало едва ли не выше по его кончине. За каждый неуважительный отзыв о Кирилле лично, который он игнорировал бы, теперь можно было требовать удовлетворения памяти почившего. Каждый оттенок мысли, не отвечавший крайнему выражению её у Кирилла, каждое проявление её самостоятельного направления, которое Кирилл мог согласить со своим догматическим воззрением, теперь можно было рассматривать как отступление от православия.
