Евгений Федоров - Большая судьба
Рассматривая кинжал, Аносов угадывал секрет: вероятнее всего, булат этот был получен путем прямого восстановления железа.
"Каким образом убедиться в этом?" - думал Павел Петрович.
Притихший и молчаливый, взялся он на другой день за новый опыт, а старые тревоги и волнения продолжались. Была проведена сто тридцать восьмая плавка, когда Аносов смог записать:
"Смешивая железную руду с графитом, можно получить непосредственно из руд ковкий металл. Эти опыты заключают в себе открытие важное по многим отношениям: во-первых, потому, что до сих пор из руд в тигле никто еще не получал ковкого металла, в полном смысле этого слова; во-вторых, потому, что сим способом можно получать превосходный булат, если первые материалы будут высокого качества; в-третьих, потому, что он ведет к предположению, что древний и потерянный более шестисот лет способ приготовления булата, известного под названием табан, едва ли не состоял в плавлении графита с железной рудой; и, наконец, оно ведет к новым открытиям, которые могут послужить и к сбережению горючего материала в доменных печах и к улучшению качества самого чугуна в тех заводах, где графит находится близко; ибо, если он может восстанавливать железо, то он, без сомнения, заменит и часть угля, потребного для сей цели, а соединяясь с железом, улучшит чугун и приблизит его к состоянию более ковкому или увеличит в нем вязкость, что в особенности может принести пользу при отливке орудий".
Особенно задумался Павел Петрович над последним опытом. Вместе со Швецовым они получили королек в тридцать два золотника и отковали из него нож. По вытравке он оказался весьма хорошим хорасаном.
В этот вечер Аносов долго ходил из угла в угол.
"Игра не стоит свеч! - огорченно думал он. - Что из того, что последний способ заманчив; он весьма убыточен. А между тем требуется при этом высокое качество руд и графита... Надо оставить затею!"
Всю ночь он страдал от дум. Ворочался, лежал с открытыми глазами, пока не занялось утро; на рассвете отправился в цех. С темными кругами под глазами он подошел к горнам. Швецов уже возился с тиглями.
- Вернемся к опытам с графитом! - решительно сказал Аносов. - У нас остался только один путь!
- Долог, долог этот путь! - опечаленно покачал головой литейщик. Однако, Петрович, зашли мы далеко, и возвращаться нам теперь поздно.
Снова потянулись месяцы. Татьяна Васильевна всё ждала радости, но муж целиком ушел в свои дела. Казалось, всю жизнь заволокло густым, тяжелым туманом. Когда же просвет?
...Он, наконец, наступил.
Стоял ясный погожий день. Над Златоустом голубело небо, солнце заливало золотыми потоками горы.
Аносов стоял у распахнутой двери, и теплый ветер ласкал его лицо. Позади на каменном полу стыл только что выплавленный металл. Еще одно разочарование или удача? Быстрыми шагами Аносов подошел к слитку и не поверил своим глазам: на поверхности сплава струились знакомые продолговатые узоры булата!
Немедленно сковали из него шпажный клинок. Его закалили, обточили, подвергли испытанию. В цех набилось множество народа. Все взволнованно следили за действиями старого мастера. Швецов согнул клинок под прямым углом и отпустил. Легко пружиня, издавая чистый высокий тон, булат быстро выпрямился. Сын литейщика, ловкий и сильный Павел, взял добрую английскую саблю и стал рубить подставленный клинок. Удары были могучие, высекались тонкие искры, но когда осмотрели златоустовский клинок, на нем не нашли зазубрин. Бросили над ним газовую ткань: едва коснувшись лезвия, она распалась на двое.
- Ещё не всё! - волнуясь, сказал Швецов.
Он зажал клинок в особый станок и на конце его повесил тяжелую гирю, - булат не сломился. Освобожденный от тяжести, клинок принял прежнее положение.
Тайны булата не стало!
Аносов с любовью взял в руку шпагу.
- Вот теперь, наконец, вижу, что мы создали свой, русский булат. Это и есть, без сомнения, предел совершенства в упругости, которая в стали не встречается!
Ч А С Т Ь П Я Т А Я
Глава первая
НА ЗОЛОТЫХ ПРИИСКАХ
В начале XIX столетия на Верхне-Невьянском заводе, на Урале, разыгралась тяжелая драма. Тринадцатилетняя крестьянская девочка Катя Богданова нашла золотой самородок. Произошло это неожиданно и просто. Ночью в горах разбушевалась гроза, маленькая горная речонка Мельковка, приток Чусовой, вздулась и целую ночь с ревом лезла на берега, размывая пески, кручи, рвала корневища и валила вековые деревья. Утром гроза стихла, выглянуло солнце, и кругом всё заблестело: умытые листья, травы и берега веселой Мельковки. Сколько редких сверкающих камешков выбросила на берег разыгравшаяся речушка! В воде и на песке блестели хрусталинки, ярко-красными разводами горела яшма, из-под камешков выглядывал малахит. Были тут и опалы, синие, как небо, камешки. Крикливые ребята радовались находкам. И вот среди них Катя Богданова нашла необыкновенный камешек, очень тяжелый по весу.
Отец девочки и демидовские рабочие долго рассматривали находку и, наконец, признали в ней золото. Простодушный крестьянин сейчас же доложил обо всем заводскому управителю Ивану Полузадову. Вместе с самородком к нему доставили на смерть перепуганную девочку.
Верхне-Невьянские заводы принадлежали Демидовым на посессионном праве, и открытие золота могло привести к изъятию завода в казну. Полузадов рассвирепел и велел высечь девочку розгами. Несчастную затащили в конюшню и так избили, что она не перенесла этого издевательства и помешалась в рассудке.
Много лет спустя Катя выздоровела. И когда Гумбольдт проезжал через Урал, он пожелал увидеть девушку, открывшую золото. Ему представили красивую, крепкую женщину. Она с охотой обо всем рассказала ученому.
Находка Катей Богдановой золотого самородка заставила горное ведомство отнестись к россыпям с большим вниманием. Опытный уральский штейгер Брусницын, проживавший на Березовском заводе, прознав о находке на поверхности земли, стал внимательно исследовать пески на Березовских промыслах. Труды штейгера оправдали себя: он напал на золотоносные пески и, наладив правильную промывку их, в течение сорока дней добыл около трех фунтов золота. Это окончательно всколыхнуло горное ведомство, которое занялось разработкой россыпей в районе Березовского завода, а затем и в других местах. Успех Брусницына вскружил головы уральским заводчикам, началась "золотая лихорадка". Этому способствовало и то обстоятельство, что в 1812 году правительство разрешило заводчикам поиски золота в их собственных дачах. Лихорадочные поиски и добыча золота постепенно охватили округ Верх-Исетских, Невьянских, Гороблагодатских, Нижне-Тагильских, Сысертских, Кыштымских заводов, а также район Златоуста и Миасса. В 1799 году в Миассе, задолго до приезда Аносова на Урал, отстроили золототолчейную фабрику и начали разработку золотоносных руд. Драгоценный металл выделяли из руд при помощи ртути. Работа была кропотливая, вредная, и такая добыча золота обходилась очень дорого. Ко всему этому, россыпи в бассейне речки Ташкатургана вскоре были истощены и добычу забросили.
Казалось, что всё будет предано истории. Но совершенно неожиданно старатели, промышляя на свой страх и риск, открыли на берегах Ташкатургана новые россыпи. Начальник Златоустовского округа заложил там прииски.
Прошло немного времени, когда из Миасса в Златоуст прискакал гонец и сообщил сказочную новость: в один из дней на прииске, который в честь царя назвали Царевониколаевским, из ста пудов песка намыли до пуда золота. Казалось, золотой песок неиссякаем: каждый день попадались крупные самородки, а весной 1826 года откопали золотой самородок весом более двадцати четырех фунтов!
Однако этот "золотой поток" продолжался лишь десять лет. Затем добыча резко снизилась, и большие затраты пропали даром.
Между тем министр финансов Канкрин проводил денежную реформу, для которой требовалось увеличение золотых запасов. Из Санкт-Петербурга в Златоуст полетели настойчивые требования расширить добычу золота, и Аносов энергично занялся геологическими изысканиями. К этому времени в Миасс для работы прибыл инженер-майор Лисенко. Небольшого роста, очень подвижной, горный офицер сразу пришелся по душе Павлу Петровичу. Аносов с увлечением рассказывал ему об Ильменях, о долинах уральских рек и тайнах гор. Оба они были влюблены в свое дело и могли часами разглядывать образцы горных пород.
А когда подули теплые весенние ветры, партии разведчиков тронулись в горы. Верхом на низкорослых лошадках Аносов вместе с Лисенко проехал долину Ташкатургана... Хороши в эту пору ночи в горах: вверху - звездная россыпь, рядом шумят боры, и торопливый Ташкатурган ревет и уносится в таинственную мглу. У костра тепло, уютно. Золотые рои искр рассыпаются над рекой.
Глядя на звёзды, Павел Петрович задумчиво спросил:
- Отчего шумит Ташкатурган?
![Огюст де Лиль-Адан - Будущая Ева [Ева будущего]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
