Сергей Степняк-Кравчинский - Россия под властью царей
В течение последних нескольких лет, говорится в докладе черниговского земства за 1881 год, инспекция наших школ стала более строгой и менее педагогической. Среди новых инспекторов начальных школ едва ли найдется хоть один с высшим образованием или хотя бы со свидетельством о праве преподавания. Некоторые из них просто феноменальные невежды. Об одном, некоем Янковском, в отчете бердянского земства упоминается, что он во время публичных экзаменов, происходивших в присутствии губернатора, проявил абсолютное незнание простейших правил арифметики, известных детям младшего возраста.
Чем же вызвана реакционная политика царского правительства в отношении народною образования? Доводить полицейский надзор за школьным учителем до такого абсурда кажется не чем иным, как бессмысленной прихотью власти. Это все равно, что сжечь дом, дабы избавиться от мышей. Однако имеется достаточно явная, хотя и совершенно несостоятельная, причина. Школьные учителя - это обычно молодые люди, юноши и девушки, а так как молодые более восприимчивы к новым и неведомым идеям, чем пожилые, заражение их чумой нигилизма, разумеется, более вероятно. Ибо нет никаких сомнений, что репрессивные меры правительства направлены именно против молодых учителей, даже с риском вообще уничтожить начальное образование или сделать его бесполезным до никчемности.
Это заключение само по себе правильное, но оно не объясняет, почему управление школами отнято у земства. Такое противоречащее здравому смыслу решение не может быть продиктовано политическими соображениями. Даже самому подозрительному из министров никогда не приходило в голову, что земство способно превратить школы в центры социалистической пропаганды. Земские деятели - это помещики, священники, купцы и старшины, притом никто из них не находится в расцвете молодости, и даже одаренный самым поразительным нюхом полицейский чин не учуял бы у этих людей симпатий к социалистическим идеалам. Действительно, земцы не одобряют существующего строя. Каждый земский деятель, если он не предатель своего дела, непременно должен желать самоуправления и свободной инициативы общества и поэтому более или менее широких политических свобод. С другой стороны, не было такого случая, чтобы земство использовало школы для пропаганды, скажем, конституционных идей. В течение двадцати одного года существования тридцати четырех земств им ни разу не было предъявлено подобных обвинений.
Итак, мы приходим к заключению, что реакционные меры правительства продиктованы его инстинктивной неприязнью к образованию; власти исходят при этом из собственных интересов и стараются помешать тому, что они называют слишком быстрым просвещением народных масс. С первого взгляда такой вывод покажется столь же нелепым, как и другие неизбежные выводы, касающиеся побуждений царского правительства. Но надо вменить ему в заслугу, что оно откровенно до цинизма, - такие факты имеются в избытке.
Положение 1874 года строго ограничивает рамки образования, получаемого в народных школах. В других странах существует так называемый образовательный минимум, обязательный для всех детей. В России, напротив, имеется максимум, за пределы которого не дозволено выходить. Строго запрещено давать крестьянским детишкам больше, чем элементарное знание катехизиса и Священного писания, чтения и письма, а также четырех правил арифметики.
Земство все снова и снова ходатайствовало перед министерством о дозволении хоть немного расширить этот скудный учебный план и дать ребятам, из которых многие очень способны и жаждут учиться, представление о геометрии, десятичных дробях и географии родной страны. Но все напрасно. Ответом на просьбы было либо презрительное молчание, либо безапелляционное "нет". Не чем иным, как мракобесием, нельзя объяснить отказ разрешить пользоваться в народных школах Финляндии, Украины и Польши не только русским, но и родным языком, хотя крестьяне в этих странах знают один только свой родной язык. Вследствие этого дети большей частью не выучиваются ни русскому языку и вообще ничему другому, то есть происходит как раз то, чего власти, вероятно, и добиваются.
Управление школами при нынешней системе из рук вон плохое, как всегда бывает, когда бюрократия начинает вмешиваться в местные дела, требующие особых знаний. Расходуемые на 112 инспекторов средства, которых вполне хватало бы на содержание 700 новых школ, просто выброшены на ветер. Каждый из 112 чиновников имеет на своем попечении 122 школы, а так как начальные школы открыты всего 156 рабочих дней в году, то уездный инспектор в течение этого времени может уделить каждой школе не более одного дня, то есть мог бы, если бы все они находились на близком расстоянии одна от другой. Но школы обычно рассеяны на территории, равной половине Ирландии, и не сообщаются железной дорогой, а только очень плохими проселками, поэтому совершенно очевидно, что ни один инспектор, каким бы он ни отличался усердием, не может посвятить каждой из подведомственных ему школ более одного часа в год, даже если он будет скакать галопом по всему уезду.
Кроме того, инспектора, по уши занятые школьной работой, завалены еще огромным количеством канцелярских бумаг. Они всегда пишут письма и отвечают на письма, составляют отчеты и заполняют формуляры. Когда земство пожаловалось, что белоозерский инспектор никогда не появляется в их школах, он страшно возмутился: как, мол, могут они ожидать от него другого, если он в течение года обязан отправлять две тысячи ведомственных и других бумаг. В 1879 году новгородское земство пожаловалось, что у инспекторов нет времени посещать даже образцовые школы уезда или присутствовать на экзаменах. Это создает постоянные затруднения, ибо никто, кроме инспектора, не может делать распоряжений и представлять отчеты. Подобные же жалобы постоянно поступают от саратовского, черниговского, екатеринославского и других земств. И хотя они неоднократно предлагали назначить дополнительных инспекторов за свой счет, им не удалось добиться согласия министерства на столь разумный выход из создавшихся затруднений.
* * *
В конечном счете школы оставлены без надлежащего учебного надзора (в отличие от политического надзора) и какого бы то ни было управления. Инспектора сами не руководят и другим не дают. Земские деятели стоят перед выбором: либо смотреть, скрестив руки, как гибнет их любимое детище, или ввязаться в нескончаемую борьбу с представителями государства. В итоге мы видим полный упадок начальных школ, с одной стороны, и беспрестанные передряги с инспекторами - с другой. Злосчастная история наших народных школ представляется нам в виде непрерывной войны между непримиримыми элементами, и в этой войне инспектора при поддержке министерства всегда побеждают. Кроме того, в стране, столь привыкшей к деспотическому правлению, споры совершенно неизбежно принимают характер чистейшего вандализма.
Примечательным примером этому является происшествие, случившееся в Бердянске.
Бердянск заслужил особую репутацию большими достижениями в области народного образования. В этом просвещенном уезде - он славится лучшими школами во всей просвещенной Таврической губернии - только одна из 88 народных школ получала государственную субсидию, остальные содержались местными обществами. В уезде не было своего школьного инспектора. Чиновник, исполнявший инспекторские обязанности, имел под своим началом еще два уезда и, естественно, не мог уделять много внимания ни одному из них. Поэтому земство, не надеясь получить разрешение назначить собственного дельного инспектора, решило добиться передачи инспекторских полномочий одному из местных чиновников.
Министру было послано ходатайство, причем земство предложило платить чиновнику жалованье из собственных средств. Целых пять лет на неоднократно повторяемое скромное прошение не обращали никакого внимания и не ответили на него. Но упорство делает чудеса, и на пятом году земство обрадовали назначением некоего Гарусова - милость, за которую земские деятели выразили министру свою глубочайшую благодарность.
Но прошло немного времени, и они обнаружили, что совершили такую же большую ошибку, как лягушки, попросившие короля и получившие аиста. Новый инспектор повел себя как в завоеванной стране. Он отменил все распоряжения и правила дирекции школ, не заменив их новыми, и это немедленно вызвало страшную неразбериху. А когда через некоторое время появились правила и предписания Гарусова, то они настолько противоречили прежним, что учителя не знали, что им делать и чьи указания выполнять. Затем он принялся без всякого благовидного предлога увольнять и перемещать с места на место лучших учителей. Преследуемые угрозами Гарусова быть "выброшенными на улицу одним росчерком пера", учителя бросились бежать из уезда. А когда Гарусов для устрашения предъявил некоторым из них политические обвинения, абсолютно ложные, как впоследствии выяснилось, учителей охватила настоящая паника.
