Робин Локкарт - История изнутри. Мемуары британского агента.
°б&?о^^ "РИТесГол~
ко дней в Москву. У меня было с ним несколько ин
тервью, и он мне понравился. Это был приветливый старый джентльмен, который был падок на лесть и мог проглотить ее в любом количестве. Его знания за преле лами банка и покера были весьма ограниченны. У него была дорожная плевательница — странное сооружение с педалью, с которой он никогда не расставался. Когда он
хотел придать особую выразительность своим словам
бант — нажим педали, и затем следовал исключительной ловкости плевок. Во время его пребывания в Москве с ним произошел случай, который не уступает рассказу приписываемому Дюма, о любовниках, обменивающихся клятвой под развесистой клюквой.
Однажды днем Норман Армор, действительный се кретарь американского посольства, вошел в комнату посла.
Господин начальник, — сказал он, — не хотите ли вы пойти в оперу сегодня вечером?
Нет, — последовал ответ, — я думаю сыграть в покер.
Я вам советую пойти, гн начальник, сказал Ар мор. Жаль пропустить такую вещь. Сегодня «Евгений Онегин».
— Какой Евгений? — спросил посол.
— О, но вы, конечно, слышали, — сказал Армор, — Пушкин и Чайковский?
Педаль плевательницы выразительно хлопнула.
— О! — воскликнул посол. — Сегодня поет Пушкин! Седьмого мая я пережил большую неприятность. В
шесть часов вечера Карахан позвонил мне с просьбой прийти к нему. Он рассказал мне необыкновенную исто рию. Днем неизвестный британский офицер явился к кремлевским воротам и заявил, что он хочет видеть Ленина. Когда его спросили о его полномочиях, он зая вил, что он послан Ллойд Джорджем со специальным поручением узнать из первоисточника о целях и стремле ниях большевиков. Британское правительство было не удовлетворено донесениями, которые посылал я. На него была возложена обязанность исправить дефекты. Ленина он не увидал, но у него было интервью с БончБруевичем, русским, из хорошей фамилии, ближайшим другом боль шевистского вождя. Карахан желал узнать, не был ли этот человек самозванцем. Имя этого офицера, он сказал, было Рейли. Я был поставлен в тупик и, не допуская мысли что этот человек мог быть действительно уполно
моченным, чуть не выпалил, что это какойнибудь пеое одетыи русский или просто сумасшедший. Горький опыт приучил меня, однако, ко всяким сюрпризам, и, не обна руживая перед Караханом своего замешательства яага зал ему, что наведу справки и сообщу ему результат В тот же вечер я послал за Бойсом, начальником конттгоаз ведки, и рассказал ему эту историю. Он сообщил мне что это был новый агент, только что приехавший из Англии Я пришел в страшное негодование, и на следующий день офицер пришел ко мне для объяснений. Он поклялся мне что все, что рассказал Карахан, была ложь. Однако он потвердил, что он был в Кремле и видел БончБруевича Отчаянная смелость этого человека поразила меня. Я инстинктивно чувствовал, что Карахан в данном случае сказал правду. Теперь на мне лежала неприятная и щвт рискованная обязанность спасать британского агента, ко торый, если я отрекусь от него, может скомпрометиро вать меня, и за чью безопасность, хотя бы ни в коей мере не был мне подчинен, я чувствовал себя до некоторой степени ответственным.
Хотя он был много старше меня, я отчитал его со строгостью школьного учителя и пригрозил отправить в Англию. Он принял мой выговор покорно, но спокойно, и так остроумно оправдывался, что в конце концов рас смешил меня. Мне удалось уладить дело с Караханом, не вызвав в нем чрезмерных подозрений.
Человек, который так драматически ворвался в мою жизнь, был Сидней Рейли, таинственный агент британ ской контрразведки, известный теперь свету как искусней ший британский шпион. Мой опыт в войне и в русской революции привел меня к очень невысокому мнению о работе разведки. Несомненно, она имеет свои выгоды и свои функции, но в политической работе она не сильна. Покупка информации поощряет к фабрикации сведении. Но даже сфабрикованные сведения менее опасны, чем честные донесения людей, которые, как бы они ни были смелы и талантливы в качестве лингвистов, часто неспо собны составить правильное политическое суждение. 1ем не менее методы Сиднея Рейли были высокой марки, что вызывало мое восхищение. Вам еще придется услышать о
нем в моей повести. _ , и
Приблизительно в это же время был таинственный визит ко мне некоего высокого гладко выбритого рус ского.
— Роман Романович, — обратился он ко мне.
Я смотрел на него с недоумением. Насколько я пом нил, я никогда не видал его раньше.
Вы не узнаете меня? — сказал он.
Признаться, нет, — отвечал я.
Он прикрыл подбородок и рот рукой. Это был Фабри кантов, эсер и близкий друг Керенского. Когда я видел его в последний раз, он носил бороду. Он был в ужасном затруднении. Керенский был в Москве и желал выехать из России. Единственный возможный для него путь был через Мурманск или Архангельск. Фабрикантов уже был у Вардропа, британского генерального консула, с целью получить необходимую визу. Вардроп отказался сделать это без предварительного донесения в Лондон. Ответа пришлось бы ждать несколько дней. Сейчас представлял ся удобный случай переправить Керенского с отрядом сербских солдат, возвращавшихся на родину через Мур манск. Каждая минута его пребывания в Москве подвер гала его опасности быть выданным большевикам. Если англичане откажутся дать ему визу, они могут оказаться ответственными за его смерть. Что мог я предложить по этому поводу?
Я стал быстро соображать. Я не решался позвонить по телефону Вардропу из боязни, что наш разговор мо жет быть перехвачен. Если он не считал себя полномоч ным дать визу без запроса в Лондон, вряд ли он переме нит свое мнение. У меня не было времени пойти к нему. Я не мог также отпустить Фабрикантова в отчаянии и подвергать его опасности предложением зайти еще раз. У меня не было полномочий давать визы. Я был отвержен цем, измаэлитом, которого британское правительство признавало или не признавало по собственному усмотре нию. У меня не было уверенности, что моя виза будет принята британскими властями в Мурманске. Однако мы жили в странные времена, и я готов был пойти на многое, чтобы не подвергать опасности жизнь несчастного Керен ского.
Итак, я взял сербский паспорт, которым заручился Керенский, поставил визу и приложил к моей подписи штампованную печать, которая должна была сойти за нашу официальную печать. В тот же вечер Керенский, переодетый сербским солдатом, отправился в Мурманск. Только через три дня, когда можно было быть уверен ным в его безопасности, я телеграфировал в Лондон и
моем поступке и руководавших мною мотжмх. я &ОШЯР9 чТо у большевиков был ключ к вещему шичЬо»
Мои подозрения на этот счет не былм^шшеим векто
рых оснований. Карахан сам признавался мне, что боль шевики делали всяческие попытки раздобыть немецкий шифр. Они инсценировали нападение на вемсвдогсГтье ра. Карахан даже предлагал мне снабдить меня копит немецких телеграмм, если у нас найдутся зксоергы кодисты, чтобы расшифровать их. Я подозреваю тто своей популярностью у большевиков я обязав тлшу'фак ту, что из моих телеграмм им было известно, что я противник всякой формы интервенции без бодьпкввст ского согласия.
Между 15 и 23 мая Кроми дважды приезжал вз Петер бурга посоветоваться со мной. Ов опасался за Черномор ский флот, который, ввиду немецкого наступления вдоль Черноморского побережья, подвергался серьезной опас ности захвата. Мы вместе отправились к Троцкому. За время пребывания Кроми у меня было несколько ин тервью с наркомом по военным делам, и, хотя у него были теперь всякие подозрения относительно союзников, он успокоил нас насчет флота и отнесся дружески. После нескольких дней переговоров он сообщил мне, что отдав приказ об уничтожении Черноморского флота. Несколь ко позже он действительно был взорван. Это было мое последнее интервью с Троцким. С тех пор двери его для меня были закрыты.
Следующий день (24 мая) был день рождения молодо го Тем пли на, которому исполнился 21 год, и мы устрои ли для него обед в «Стрельне», загородном ресторане, в котором выступала Мария Николаевна со своим хором цыган. Не знаю, каким образом это место избежало бдительности большевиков, но мы повеселились там вдоволь.
Мы были в несколько приподнятом настроении. Все инстинктивно чувствовали, что нашему пребыванию в России наступает конец, и эта маленькая оргия так, мне кажется, следует назвать всякий ужин с цыганами — была для нас приятным развлечением после тяжелого напряжения предшествующих недель. Мы выпили бесчи сленное количество «чарочек», в то время как Мария Николаевна пела для нас так, как она, может быть, никогда до сих пор не пела. ..
Она тоже знала, что дни ее царствования сочтены.
10255
Одну за другой она исполняла наши любимые старые песни: «Две гитары», «Эх, раз», «На последнюю пятер ку», «Черные очи». р"
![Ксения Лазорева - Ненужный принц. История Сая Валентайна [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
