Сергей Соловьев - Наблюдения над исторической жизнью народов
Скоро оценили выгоду охотиться за человеком, добывать его с оружием в руках и торговать им. Но кроме захвата и купли число рабов увеличивалось и другим способом: обеднение от голода или другого физического бедствия, лишение семьи или рода, бессемейность и безродность, страшное бедствие в древнем обществе, где человек мог держаться самостоятельно только с помощью первоначального кровного союза,- все эти бедствия должны были принуждать человека просить принятия в чужую семью или род для получения средства к существованию; но единственное условие, при котором он мог быть принят, это - работа, рабство; молодой человек для получения руки девушки должен был работать будущему тестю несколько лет, как мы это видим в истории патриарха Иакова.
Рабство продолжалось и в новом, христианском мире; мы с ним хорошо знакомы; но все же в христианстве, поднявшем личное значение человека как храма Духа Св., существа, искупленного кровию Спасителя, мы все более и более отвыкали от представления о рабе, господствовавшего в языческой древности. В древности мы видим, например, такое явление: жена дает в наложницы мужу рабу свою, и когда раба родит ребенка, то госпожа в восторге принимает его на колени и говорит, что Бог дал ей сына. Поймем ли мы теперь это явление?
Оно объясняется только таким представлением, что раб не имеет совершенно никакой личности и составляет часть господина, имеет с ним совершенно одно существование.
Знаменитый наблюдатель над общественными явлениями древнего мира Аристотель приходит к нам на помощь; он говорит: "Раб есть одушевленная собственность и как бы орган. Собственность есть как бы часть, ибо часть есть не только часть другого, но имеет с ним одно существование. Подобно тому и собственность; поэтому раб не только есть раб своего господина, но и имеет с ним одно существование". Это уяснение представления древности о рабе поможет нам объяснить и некоторые другие явления древней жизни. Если человек, сделавшийся собственностью, считался частью, имевшею одно существование с целым, с господином, то при отсутствии прав личности дети, обязанные существованием родителям, естественно составляли их собственность, часть, не могли иметь никаких прав, находились к родителям совершенно в отношении рабов.
Между китайцами, как народом мирным и земледельческим, сначала не было рабства; но оно явилось, когда вследствие тяжких бедствий родителям позволено было продавать детей своих.
2. ЕГИПЕТ
Мы переходим в Африку. Здесь, на северо-востоке, по берегам большой реки Нил, находим государство, подобное китайскому, такой же пчелиный улей или муравейник, но имеющее некоторые замечательные особенности. Египет с двух сторон окружен морем, и одно из этих морей - Средиземное историческое море древности по преимуществу; несмотря на то, египтяне питают отвращение к морю; страна их долго остается замкнутою, подобно Китаю. Народонаселение припало к своей реке Нилу, дающему своим разливом необыкновенное плодородие стране, припало, как ребенок к груди матери, и ожирело, остановилось в своем развитии. Нил, заботы, с целью воспользоваться богатыми следствиями его разлива, поглотили все внимание народа.
Опять, как в Китае, мы имеем дело с народом земледельческим, рабочим по преимуществу, народом, который славился своею мудростью. Было время, когда и Китай славился в Европе мудростью своих учреждений и ставился в образец. Отцам-иезуитам особенно нравился китайский быт как соответствующий их общественному идеалу, нравилась огромная фабрика под строгим полицейским надзором, толпа людей, преданных в тишине материальной работе, не рассуждающих; нравился народ, похожий на труп или на палку в руках старика, и отцы-иезуиты прославили Китай в Европе.
Хотя заблуждение насчет превосходства китайского быта и не было продолжительно в Европе, однако и теперь еще есть люди, которым нравится кое-что китайское, которые, видя в китайских религиозных воззрениях условие отсутствия религиозного принуждения, восклицают: "Сколько времени, сколько фаз развития было необходимо, чтобы народ мог достигнуть до такого состояния, до такой терпимости!" Эти господа забывают, что для человека и народа, живущего не о едином хлебе, сильно принимающего к сердцу нравственные интересы, готового на все пожертвования для проведения своих убеждений, надобно долго жить и пройти много фаз развития, чтобы достигнуть убеждения в необходимости свободы для чужих убеждений.
Но человеку или народу, думающему только о хлебе, равнодушному к нравственным интересам, можно очень легко и скоро достигнуть религиозной терпимости; да ему и не для чего достигать ее, он с нею родится. Разве вы замечаете в ребенке религиозную нетерпимость? но попробуйте не накормить его вовремя!
Народ, который остановился на этой ступени, и будет отличаться религиозною терпимостью.
Но если заблуждение насчет китайской мудрости было непродолжительно в новой Европе, если вместо мудрого старца в Китае увидали едва лепечущего ребенка, то что же удивительного, что в древности сохранялось уважение к египетской мудрости. Древность народа, древность его муравьиной или пчелиной цивилизации, громадные постройки, исчерченные какими-то таинственными, никому не понятными знаками, фокусничество жрецов - все это воспламеняло воображение, заставляло видеть и предполагать чудеса.
Чудес не было, но все же Египет представляет любопытное явление. Прежде всего мы не видим здесь китайского равенства, не того равенства, которого достигает живой народ, прошедший строгую политическую школу, выдержавший долгую борьбу, ознаменовавший себя гражданскими подвигами, но равенства младенческого, господствующего в первоначальном обществе, не знающем движения, подвига. В египетской истории мы должны предположить движение, подвиг, поведший к выделу из массы лучших людей, более способных к подвигу, иначе мы не можем объяснить происхождения каст; притом же памятники указывают нам на различие племен, господствующего и подчиненных.
Произошло движение, произошло развитие, выдел различных органов из сплошной прежде массы, и вот уже работа для историка - узнать, в каком отношении находились эти органы между собою. Мы упомянули слово "касты", под которым разумеются части народонаселения, живущие в совершенной отчужденности друг от друга при невозможности перехода для членов их из одной в другую.
Различие племен и завоевание одного другим объяснят нам происхождение высших и низших каст, но не объяснят происхождение высших каст, жрецов и воинов, принадлежавших к одному господствующему племени.
Здесь, разумеется, прежде всего мы должны обратить внимание на экономическое положение частей народонаселения, являющихся нам в виде каст. Высшие касты, жрецов и воинов, по самому характеру своему должны получать содержание, обеспечивающее их в исполнении их обязанностей. В государстве первоначальном, земледельческом они должны быть наделены земельными участками. И действительно, в Египте мы видим этот надел для воинов и жрецов; они были помещиками на этих участках, которые таким образом были тесно соединены с исполнением известных обязанностей; переход из одной землевладельческой части народонаселения в другую произвел бы смуту в землевладении и потому не мог быть допущен.
Этому содействовало религиозное уважение к раз установившемуся, к старине, господствовавшее в древней жизни; для древнего человека идеал был назади, в далеком прошедшем, которое было ближе к царству богов и богоподобных людей; в Египте сначала царствовали боги, отсюда нарушение старых, установившихся отношений было делом греховным. Такое религиозное освящение и неподвижность установившихся отношений, разумеется, более всего зависели от жрецов, а жрецы находили в них свою выгоду, потому что в их руках находилась большая часть земельной собственности, чем у воинов.
Когда народонаселение раздроблено на такие резко отделенные друг от друга части, или касты, то понятно, что для достижения государственных целей, для общего направления деятельности оно нуждается в объединяющей силе; таким образом, касты необходимо уже предполагают большую власть в руках царя. Действительно, египетский царь, или, как мы привыкли называть его, фараон (фра - солнце), имел в руках своих обширную власть, которая основывалась на землевладении: ему принадлежала третья часть всей земли; две трети ее были поделены в неровной, как мы видели, мере между жрецами и воинами. Фараон не упускал случая усиливать свои средства на счет землевладельческой касты воинов.
"Иосиф собрал все серебро, какое было в Земле Египетской, за хлеб, который покупали, и внес Иосиф серебро в дом фараонов. И серебро истощилось в Земле Египетской, и пригоняли они к Иосифу скот свой. И пришли к нему на другой год и сказали ему: "Ничего не осталось у нас, кроме тел наших: купи нас и земли наши за хлеб". И купил Иосиф всю Землю Египетскую для фараона, только земли жрецов не купил. И сказал Иосиф народу: "Я купил теперь для фараона вас и землю вашу; вот вам семена, и засевайте землю. Когда будет жатва, давайте пятую часть фараону"".
