Верещагин Николаевич - О Совке
…За день — обычный, ничем не примечательный день — мы ухитрялись подвергнуть свою единственную жизнь смертельному без шуток риску дюжиной различных, в том числе самых идиотских способов. Родителям об этом мы не рассказывали. Кое-о чём они догадывались, кое-что узнавали случайно. Но «делиться как с друзьями» с ними мы не могли и не хотели, потому что ясно понимали — они нам не друзья, они — Мама с Папой, и их надо поберечь, им за тридцать, они уже старые. Кое-у кого на этот благородный мотив накладывался не столь благородный, но тоже понятный мотив заботы о своей единственной жопе, на которой приходится много сидеть — жаловаться на родителей, приди даже кому-то из нас в голову такая вывернутая мысль, было некому и бесполезно, за что я тоже благодарю СССР.
«Страдающих избыточным весом» среди нас не было. Те, кого мы дразнили «жиртрестами», на фоне современных жертв компьютера и фастфуда — стройны, как опытный танцор самбы. Остальных можно было поджаривать на медленном огне — и не извлечь из них ни капельки жира. При этом мы поглощали еду в таких количествах, что это уму непостижимо — при любой возможности и какую угодно, даже «условно съедобную». Но всё уходило на подзарядку мальчишеских аккумуляторов — начисто, без отходов.
Школа нас ничем привлечь не могла. Если за знания я школу искренне благодарю, то «воспитательный процесс» в ней был активным, всеобъемлющим и… бессмысленным. Школе мы не доверяли и любые её попытки вовлечь нас в «общественную работу», «организованный отдых» или ещё как-то повлиять на нас вне рамок «учебного процесса» нами или тихо игнорировались — или встречались откровенно в штыки. Мы её терпели, потому что иначе нельзя. Но уроки прогуливали очень часто, особенно — когда на улице тепло… Я с уважением вспоминаю о некоторых учителях, охотно признаю профессионализм почти всех остальных — мне лично безразличных или даже неприятных — но все взрослые-не члены семьи, которые на самом деле оказали на меня серьёзное влияние, к школе не имели никакого отношения: тренеры, инструктора из клуба… Кроме того, видимо, уже тогда мы — мальчишки — подсознательно всеми силами отталкивали от себя «школьно-бабское царство», которое заведомо не могло понять ни нашей тяги к риску, ни опасных игр и экспериментов, ни увлечений, мечтаний и стремлений мальчишки — увы… Мужчины и только мужчины формировали наш характер и мировоззрение — не всегда и не везде отцы, увы, но — мужчины. Помню, когда к нам пару раз приезжали московские мальчишки — мы поражались их ничем не обоснованной заносчивости и в то же время обычной бытовой беспомощности и, чего греха таить, туповатости, смешанной с нытьём и непривычной для тогдашнего пацана расчётливой подловатостью; они в наших глазах походили на «баб», в смысле — на худшие образцы женского пола. Не все были такие, но — большинство…
Средний же современный мальчишка, попади он в нашу тогдашнюю компанию, просто-напросто не выжил бы как личность. Мы ценили друг в друге умение «не выдавать своих», физическую силу и умение быть интересным. Если три эти качества сочетались — это вообще был Вождь. Если таких Вождей было несколько — это была наша компания.:-)
…«Иных уж нет — а те далече…»
Судьба не пощадила нас. Раскидала, покорёжила. Убила.
Многих убила.
Многих.
Бессмысленно. В каких-то идиотских «разборках», в не менее идиотских «войнах». Или просто походя. Или — хуже, чем убила… да — хуже!
Сейчас я иногда спрашиваю себя — а как же Арнис? Как же тот плотный мальчишка со смешным неисправимым акцентом, второй боксёр в нашем отряде — тот самый Арнис… капитан литовской армии А.Скалнис, который на псковском вокзале вышиб мне зуб в ходе нашей неожиданной встречи через много лет после того, как… как же он? Неужели и тогда — И ТОГДА! — он носил в себе ненависть к «оккупантам», среди которых жил?! Что он думал, сидя с нами у одного костра, переправляясь по канатам, которые он учил нас вязать, через лесные речушки, деля с нами хлеб — в самом прямом смысле слова?! Неужели носил, как камень за пазухой — НЕНАВИСТЬ?! Ко мне?! Но — за что?! За то, что его отцу и матери все три года командировки из ЛитССР в РСФСР платили чуть ли не вдвое повышенную зарплату?! За… за что?!
Ведь получается, что так… НЕТ! Не так.
Тот Арнис не ненавидел нас. Он был моим другом. Он был из «Норд-Севера», из наших. Потом его, наверное, обманули и заколдовали. Ведь он был смел и доверчив, как мы все. Заколдовали и заставили убить, принести в жертву каким-то чудовищным демонам пацана Арниса, который, когда смеялся, щурил голубые глаза и чуть откидывался назад. Который ни за что не предал бы никого из нас, потому что детство — не предают. Друзей не бросают. Никогда. Ни за какие коврижки, помазанные «независимостью» по рецептам из ООН.
Я тебя помню, Арнис. Я — и за тебя отомщу тоже. Клянусь тебе, побратим. Клянусь.
Пока я жив — я буду мстить за всех.
За всех. Я не прощу «лисбероидам» ничьей гибели — нелепой и страшной, как нелепа и страшна была гибель Союза…
…Я — совок. Неисправимый совок.
СОВОК
