Ефим Черняк - Химеры старого мира. Из истории психологической войны
Иезуиты отлично сознавали различие между тактической (рассчитанной на быстрые частные успехи) и стратегической (преследующей дальние цели) пропагандой. Они понимали, что ближайшие и конечные результаты могут иногда вступать в конфликт друг с другом. Учитывая это, орден порой демонстративно отказывался от участия в тактической пропаганде, поручая это занятие отдельным своим членам. «Общество Иисуса» формально соблюдало нейтралитет в борьбе между Генрихом III и Католической лигой. Такая тактика позволяла ордену сохранять непосредственное влияние на политику Генриха, королевским духовником которого оставался иезуит Эдмон Оже. Это не мешало разведке «Общества Иисуса» осуществлять важнейшие поручения лиги и ее закулисного вдохновителя — испанского посла дона Мендоса, а иезуитские проповедники настраивали парижское население против короля, склоняющегося к соглашению с гугенотами.
Узнав об убийстве Гиза, фанатизированная парижская толпа громко потребовала свержения с престола Генриха III. Пропаганда иезуитов и их союзников снова принесла свои плоды. Для парижского населения, подвергшегося этой длительной идеологической обработке, вопрос был решен: убийство герцога Гиза лишало Генриха III прав на престол. При этом король должен был быть низложен не за многочисленные кровавые злодеяния, которые совершил в союзе с тем же Гизом, а только за умерщвление главы Католической лиги, за то, что он отказывался стать целиком игрушкой в руках сил, прямо покушавшихся на государственный суверенитет Франции. Под «святое» дело подведена была и теоретическая база.
7 января 1589 года на торжественном заседании теологического факультета парижского университета — Сорбонны было принято решение» «После зрелого и свободного обсуждения и заслушивания мнения всех профессоров, после того, как были приняты во внимание, большей частью дословно приводимые, многие и разнообразные доводы, вытекающие из священного писания, канонического (церковного) права и папских установлений, декан факультета без возражений постановил: во — первых, что народ этого королевства освобождается от присяги на верность и от послушания, оказывавшегося королю Генриху, далее, что французский народ без отягощения своей совести может объединяться, вооружаться, собирать деньги для утверждения римско — католической апостольской религии против гнусных мероприятий названного короля».
Проповедники в церквах громко прославляли богоугодное дело — возмездие королю — тирану. В такой накаленной атмосфере за убийцей дело не стало. Под внушением святых отцов молодой доминиканский монах Жак Клеман отправился в Сен — Клу, где находился двор. Клеману, уверявшему, что он является тайным гонцом от сторонников короля в Париже, удалось добиться приема у Генриха. Клеман подошел к королю, якобы передать важные бумаги, и вонзил ему нож в живот. Монах не пытался бежать, надеясь на обещанное ему чудесное избавление. Прибежавшие солдаты подняли убийцу на пики. Через сутки, 2 августа 1589 года, последний представитель династии Валуа Генрих III скончался.
Убийство Генриха III было широко использовано лагерем контрреформации в пропагандистских целях, в том числе и для восхваления таких убийств в будущем. В церквах служили благодарственные молебны, передавали слова папы, сказанные по поводу покушения: «Бог все‑таки не покидает свою Францию». Испанский иезуит Мариана открыто провозгласил, что Клеман «вечная краса Франции», что его «чудный, великий подвиг должен послужить уроком всем монархам» [8].
Очень интересно отметить, что политические теории и пропаганда сторонников Католической лиги — лигеров весьма напоминали политические взгляды гугенотов. Подобно своим противникам, лигеры выступали защитниками идеи гражданской свободы, первоначального договора между подданными и государями, против утверждения о том, что монарх обладает абсолютной властью и ответствен только перед богом. Однако в идеологии лигеров был один характерный пункт: они считали национальное государство лишь частью чего‑то более целого — католического христианства. Этой ссылкой на старую средневековую теорию «христианского мира» лигеры оправдывали свою политику подчинения Франции политическим планам испанского короля. Лигеры в своей пропагандистской литературе доказывали, что религиозная общность является главным объединяющим началом государства, нарушение ее еретиками (особенно монархом, не принадлежащим к католической церкви) является изменой против бога и основ общественного порядка [9].
Преемником последнего Валуа стал король Наваррский под именем Генриха IV.
Религиозные войны длились до 1594 года и окончились тем, что умный политик Генрих IV перешел в католичество, после чего Париж открыл ему свои ворота.
Победу Генриха IV обусловили различные причины: опасения господствующих классов, что окончательное расшатывание государственной власти снимет узду с народных масс, общее стремление предотвратить полное экономическое разорение страны и сила французского патриотизма, обратившаяся против попыток включения страны во вселенскую империю Габсбургов. В результате все более теряла эффективность и психологическая война контрреформации. Конечно, власть католической церкви над умами людей отнюдь не была подорвана — до этого было еще очень далеко. Исчезла не система идеологического принуждения: используемая феодальным классом для удержания своего господства, она продолжала действовать. Потерпела неудачу психологическая война, с помощью которой внешние силы долгое время стремились использовать религию в целях, прямо противоречивших национальным интересам Франции. И потерпела неудачу именно потому, что эти цели находились в прямом противоречии с неодолимыми тенденциями общественного развития.
После 1594 года Сорбонна быстро изменила свою позицию, ее профессора принесли присягу верности Генриху IV и даже выступили с резкой критикой иезуитов, которые еще недавно говорили их устами. Французские иезуиты некоторое время пытались маневрировать, не защищая открыто свои прежние теории, но и не думая отказываться от них. Орден явно рассчитывал, что очередной ход в тайной войне позволит снова развернуть наступление в психологической войне и восстановить утраченные политические позиции.
Проповедник Жан Коммоле, рассказывая своим слушателям историю, взятую из библейской книги Судей, о том, как Аод убил моавитянского царя, восклицал: «Нам нужен новый Аод, нам необходим второй Аод, будь он из монахов, воинов или пастухов» [10].
27 декабря 1595 года, когда Генрих IV принимал своих придворных, к нему приблизился какой‑то юноша и попытался поразить кинжалом в грудь. Генрих в это мгновение случайно нагнулся, удар пришелся в рот, и у короля оказался лишь вышибленным зуб. Преступник, некий Жан Шатель, был воспитанником иезуитского колледжа, а его подстрекателями — иезуиты Гиньяр и Гине. Первый из них угодил на виселицу. Иезуиты были осуждены как нарушители общественного спокойствия, растлители молодежи, им было предписано в течение двух (недель покинуть пределы Франции.
Толпа — еще недавно послушное орудие в руках орденских проповедников — в ярости едва не разрушила их колледжи и школы.
Через восемь лет, в 1603 году иезуитам было разрешено вернуться во Францию. Политическая обстановка к этому времени радикально изменилась. Папское отлучение, тяготевшее над Генрихом IV, было снято еще в 1595 году; с Испанией был заключен мир; Филипп II умер, и с ним были похоронены планы установления испанской гегемонии; Рим и иезуитский орден перестали в прежней степени связывать дело контрреформации с завоевательными планами Габсбургов. Вернувшиеся иезуиты стали публично проповедовать необходимость полного повиновения Генриху IV, который даже взял себе исповедником отца Коттона, видного члена ордена. (Надо сказать, что с этого времени иезуиты вообще прекратили заигрывать с идеей народного суверенитета — слишком опасным оружием становилась она в руках передовых сил, враждебных католической реакции.)
Однако на деле отношение иезуитов к королю, неизвестно уж сколько раз менявшему веру из политических соображений и издавшему эдикт о веротерпимости, остается прежним. И поэтому возникает растущая двусмысленность в пропаганде иезуитов, формально сохраняющих лояльность, а исподтишка стремящихся снова развернуть психологическую войну, которая позволила бы им, как и прежде, манипулировать фанатизируемой толпой ревностных католиков. Иезуиты избегали теперь открыто нападать на Генриха IV, их проповедники предпочитали, не называя имен, обличать потворство гугенотам, которые якобы готовят «Варфоломеевскую ночь» для католиков. Хотя эти проповеди не оказывали прежнего влияния, семена ненависти часто падали на благодатную почву среди населения, пережившего десятилетия религиозных войн.
