Генрих Иоффе - "Трест": легенды и факты
Письма Гучкова, занимавшего крайнюю позицию в отношении борьбы с Советской Россией (не исключались и теракты; есть некоторые данные, что он стоял за террористами Кавердой и А. Полуниным, убившими В. В. Воровского), любопытны тем, что они иллюстрируют “ментальность” определенной части врангелевской армии и правых кругов эмиграции. Их ни на минуту не покидала мысль в “подходящее время”, как писал Гучков, “одним резким движением, одним порывом… сильным прыжком выскочить на твердую почву”. Сдерживала, вероятно, только рассудительность и осторожность главкома Врангеля.
Но рассудительность, с другой стороны, и работала против него. Уже с начала 1922 г. Врангель стал чувствовать скрытое недовольство, проявлявшееся по отношению к нему со стороны окружавших генералов и некоторых гражданских чинов. Так получилось, что именно в Югославии собралась наиболее активная группа крайне правых. Один из корреспондентов Гучкова писал ему в январе 1922 г., что эта группа в полном значении слова “терроризирует общественную мысль беженцев”. Фактически возродилась “ячейка” Союза русского народа, “завладевшая сначала русской прессой, а затем, владея деньгами, организовавшая во всех колониях наших”.11
Эти люди смотрели на Врангеля как на уже отыгранную карту. Он сделал свое дело: организованно вывел остатки Белой армии из Крыма. Однако теперь монархической эмиграции нужен другой вождь, не столь тесно связанный с Белым движением, с его победами, но и его поражением, а вождь, лучше оценивающий новые задачи Белого Зарубежья. Между тем, Врангель продолжал “цепляться”, как считали монархисты, за лозунг “непредрешения” будущего политического строя в России; к тому же он терял авторитет у правительств бывших союзников. Некоторые припоминали ему борьбу против главнокомандующего ВСЮР генерала А. Деникина в 1919 г., когда Врангель, явно нарушая воинскую дисциплину и субординацию, распространял в войсках свои “памфлеты”, дискредитировавшие Деникина. Все пошло в строку…
Проблема, однако, заключалась в том, чтобы обрести нового вождя. С весны 1922 года в правых кругах Русского Зарубежья стало муссироваться имя Великого князя Николая Николаевича. С началом Мировой войны он был назначен Верховным главнокомандующим Русской армии и пробыл в этой должности до лета 1915 г., когда его сменил Государь. Военные успехи не сопутствовали Великому князю, тем не менее он был довольно популярен в войсках. Отрекаясь от престола 2 марта 1917 года, Николай II одним из последних указов вновь назначил Николая Николаевича Верховным главнокомандующим, но Временное правительство дезавуировало этот указ. Почти весь период Белого движения Великий князь жил в Крыму. Несколько раз, впрочем, вопрос о том, чтобы возглавить Белое движение Николаем Николаевичем, поднимался в Добровольческой армии, но было решено, что эта акция несвоевременна. Николаю Николаевичу сообщили, что в данный момент “открытый монархизм может произвести нежелательное влияние как на некоторые антибольшевистские силы, так и на союзников”. Он ответил, что понимает обстановку. “Будьте покойны”, – сообщил он командованию добровольцев.
Но теперь, по убеждению монархистов-эмигрантов, все старые соображения отпали. Монархические настроения возобладали над политикой “непредрешения”. Оглядываться на союзников тоже не стоило, ибо они уже показали, что приоритетными для них являются только собственные интересы.
И Николай Николаевич, живший под Парижем, вышел из тени. Фигура это была настолько значительная (дядя убитого большевиками царя), что Врангелю пришлось определиться. Он долго считал, что выступление Великого князя как главы монархического движения не только преждевременно, но и вредно. Великий князь мог бы возглавить не монархическое, а национальное движение, “опираясь на обаяние своего имени”. Но многие воинские начальники, как и “армейская толща”, полагали, что Николай Николаевич “не имеет права отказываться от руководства”. В этом направлении на него и осуществлялось сильное давление.
Как часто бывает в таких случаях, не обошлось без столкновения амбиций, честолюбий и интриг. У Врангеля складывалось впечатление, что Великий князь заподозрил его в нежелании уступать свое место главкома и вождя Белого движения. Чтобы рассеять это подозрение, Врангель направил к Николаю Николаевичу генерала А. Кутепова, а также своего бывшего начальника штаба и товарища генерала П. Шатилова. Они съездили в Париж и вернулись с уверением, что Великий князь отнюдь не спешит заняться “политической работой”. Однако “знающие люди” говорили, что Кутепов и Шатилов скрывают истинное положение вещей: Николай Николаевич готов встать во главе “национального движения”, если его к этому призовут. Врангель оказался в двойственном положении. Нужно было решать. С одной стороны, казалось, следовало “остудить горячие головы”, требовавшие немедленного прихода нового вождя – Великого князя, с другой – демонстрировать свою готовность уйти ради “долгожданного объединения вокруг Великого князя Николая Николаевича”. В конце концов, Врангель послал Николаю Николаевичу телеграмму с выражением надежды на то, что он, Николай Николаевич, “согласится на руководство общенациональной работой”. Но кто был близок к Врангелю, знал, что в душе он и поныне держится мнения, согласно которому все еще не пришло время для политического выступления Великого князя. Открыто Врангель мотивировал свою точку зрения тем, что его, Великого князя, имя нужно сохранять для “громадной объединяющей роли на родине”.
Осенью 1922 г. Врангель назначил генерала А. Кутепова помощником главнокомандующего Русской армии, т. е. своим заместителем. Это было сделано несмотря на то, что Кутепов все явственнее “брал сторону” Николая Николаевича. Вероятно, таким образом Врангель хотел остановить этот “дрейф” и приблизить Кутепова к себе, но не получилось. Примешивались и личные мотивы. П. Шатилов говорил Врангелю, что Кутепов по отношению к нему имел “ревность”. Действительно, оба генерала были честолюбивы. Кутепов все ближе входил в окружение Великого князя Николая Николаевича, приобретая все большее значение. Непримиримость к большевизму вела Кутепова к странному, на первый взгляд, превращению. Но крайности, как известно, нередко сходятся. Неутомимый борец с революцией все активнее брал на вооружение ее революционные методы. Кутепов разрабатывал планы создания белогвардейской Боевой организации (чуть ли не по типу эсеров), которая должна была засылать в Советскую Россию молодых офицеров для совершения террористических актов и диверсий. Боевая организация (“внутренняя линия”), правда, начнет создаваться Кутеповым позднее, после того как в сентябре 1924 г. Врангель своим приказом создаст Русский общевоинский союз (РОВС), а в ноябре того же года передаст руководство всеми военными организациями Николаю Николаевичу (осуществляемое, правда, через Врангеля). Николай Николаевич возглавил РОВС, пусть даже номинально, т. к. фактически РОВСом руководил Кутепов (официальным председателем РОВСа он стал в 1928 г.). Это был большой успех Великого князя, ведь еще в феврале 1922 г. другой Великий князь, из “Владимировичей”, Кирилл Владимирович провозгласил себя “блюстителем Русского престола” (в 1924 г. – Императором).
Врангель терял былое влияние, особенно среди монархистов, и отходил в тень. Он понимал это сам. Генералу М. Скалону писал о том, что “давно от всякой политической работы отошел, ограничив свою деятельность заботой о своих соратниках”. Отношения его ухудшились не только с Кутеповым, но и с Верховным Монархическим Советом, который всецело поддерживал Великого князя Николая Николаевича. Все больше и больше времени посвящал Петр Николаевич Врангель писанию мемуаров (“Записок”), которые должны были стать объяснением его стратегии и тактики в годы Гражданской войны, особенно его борьбы против Деникина. Деникин уже издал 1-й том своих “Очерков русской смуты”. Врангель хотел оставить потомкам свое “Слово”.
“ТРЕСТ” ЗА РАБОТОЙ
В правящих кругах Советской России внимательно следили за тем, что происходило в различных политических группировках эмиграции. Ленин лично распорядился выписывать все крупные эмигрантские газеты, с которыми затем знакомились верхи партии и правительства. Наиболее важные материалы перепечатывались в отдельных сборниках и рассылались по обкомам и наркоматам. Но пресса давала, в основном, внешнее описание того, чем жила эмиграция. Задача ГПУ заключалась в том, чтобы заглянуть за кулисы этой жизни. И не только заглянуть, а сделать все возможное, чтобы парализовать деятельность правых эмигрантских центров.
Неизвестно, когда именно А. А. Якушев пошел на службу к Советской власти, конкретно – в Наркомат внешней торговли. Но известно, когда и в связи с чем он был арестован. Это случилось осенью 1921 г. после возвращения Якушева в Москву из служебной командировки в Швецию и Норвегию. По пути туда он сделал остановку в Ревеле (Таллинн), чтобы по просьбе живших с ним в одном доме на Арбате сестер Страшкевич встретиться с их знакомым Ю. Артамоновым. Конечно, это было небезопасно, но Якушеву сказали, что бывший белый офицер Артамонов – воспитанник последнего выпуска Царскосельского лицея, где Якушев когда-то работал. Теперь Артамонов – переводчик в английском консульстве.
