Борис Башилов - Робеспьер на троне
VI. НАЧАЛО РАЗГРОМА НАЦИОНАЛЬНОЙ РУСИ
Вернувшись из заграницы Петр не заезжает к жене, не останавливается во дворце, а едет прямо в дорогой своему сердцу Кокуй. Не правда ли, несколько странный поступок для русского царя.
На следующий день, во время торжественного приема в Преображенском, он уже сам начал резать боярские бороды и укорачивать боярские кафтаны. И после этого насаждения «европейской культуры» Петр возобновил следствие о бунте стрельцов, хотя стрельцы были жестоко наказаны уже и перед его отправкой заграницу.
Главой Преображенского розыскного приказа был Федор Ромодановский. «Собою видом как монстра, нравом злой тиран, превеликий нежелатель добра никому, пьян во все дни», — так характеризует один из современников этого палача. Своей невероятной жестокостью этот палач наводил ужас на всех.
«В Преображенском приказе начались ужасающие пытки стрельцов», сообщает С. Платонов. — Перед окнами кельи насильно постриженной Софьи по приказу Петра было повешено несколько стрельцов. Всего же в Москве и в Преображенском было казнено далеко за тысячу человек».
Ужасы, пережитые Москвой в осенние дни 1698 года историк С. Соловьев характеризует как время «террора». К ужасу Москвичей они впервые увидели русского царя в роли жестокого палача.
«Петр сам рубил головы стрельцам, — пишет С. Платонов, — и заставлял то же делать своих приближенных и придворных».
«По свидетельству современников, в Преображенском селе ежедневно курилось до 30 костров с угольями для поджаривания стрельцов. Сам царь с видимым удовольствием присутствовал при этих истязаниях».
«…17 сентября, в день именин царевны Софьи, в селе Преображенском, в 14 застенках начались пытки. Пытки отличались неслыханной жестокостью», — пишет С. Мельгунов в своей работе «Прошлое старообрядцев».
…30 сентября совершилась первая казнь в селе Преображенском. Петр Великий собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам.
30 сентября было повешено у Покровских ворот 196 человек. 11 октября было казнено 144 человека, 12 октября — 205, 13 октября — 141.
«Сто девяносто пять стрельцов было повешено у ворот Новодевичьего монастыря и перед кельей царевны Софьи; трое из них, повешены подле самых окон, так что Софья могла легко достать до них рукой, держали в руках челобитные. Целых пять месяцев трупы не убирались с мест казни»…
17 октября Петр устроил в Преображенском новое издевательство над несчастными стрельцами.
«17 октября, — пишет историк Соловьев», — приближенные царя рубили головы стрельцам: князь Ромодановский отсек четыре головы; Голицын по неумению рубить, увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра, Алексаша (Меньшиков), хвалился, что обезглавил 20 человек».
Став сам к ужасу народа палачем, Петр хотел, чтобы палачами стали и придворные. «Каждый боярин, — сообщает Соловьев, — должен был отсечь голову одного стрельца: 27 октября для этой цели привезли сразу 330 стрельцов, которые и были казнены неумелыми руками бояр, Петр смотрел на зрелище, сидя в кресле, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками». Ходили слухи, что один из стрельцов, которого пытал Петр, плюнул ему в лицо, крикнув: «Вот тебе, собачий сын, антихрист!» «Петр самолично присутствовал при допросах и пытках стрельцов, когда скрипела дыба и свистели батоги, когда хрустели кости, рвали жилы и шипело мясо, прижигаемое каленым железом». 30 сентября, когда был казнен 341 стрелец, Петр был, вечером на пиру, устроенном Лефортом и по свидетельству автора одних мемуаров «оказывал себя вполне удовлетворенно и ко всем присутствующим весьма милостивым».
Многие из стрельцов были казнены по новому, по заморскому: их колесовали. Это была первая из «прогрессивных» реформ, примененная Петром по возвращении на родину.
«Ужасающий стрелецкий розыск, 1689 г. — пишет С. Платонов, — в третий раз поставил Петра пред тою враждебною ему средою, в которой на первом, наружном плане стояли стрельцы, а за ними придворные круги с Милославскими в центре и все вообще хулители Петра. В третий раз ликвидируя политическую смуту, Петр проявил неимоверное озлобление против своих антагонистов.
…Наблюдавшие личную жизнь Петра в эти дни современники отмечают, что царь способен был приходить в чрезвычайное раздражение, даже в бешенство. В сентябре 1698 года, на пиру в известном нам доме Лефорта, Петр рассердился на своих ближайших сотрудников и пришел в такое неистовство, что стал рубить своею шпагою окружающих без разбора, в кого попадал удар, и многих серьезно поранил. Его успел унять его любимец Алексашка Меньшиков. Но недели три спустя сам Алексашка был на балу до крови побит Петром по пустячному делу — за то, что танцевал, не сняв сабли. А еще через несколько дней на пиру у полковника Чамберса Петр опрокинул Лефорта на землю и топтал ногами. Все это признаки чрезвычайного душевного возбуждения».
Так вел себя в области политической деятельности Петр I, которого историк Ключевский характеризует как «исключительно счастливо сложенную фигуру» (?!).
«Ряд ошеломляющих событий 1698 года, — замечает Платонов, страшно подействовал и на московское общество и на самого Петра. В обществе слышался ропот на жестокости, на новшества Петра, на иностранцев, сбивших Петра с пути. На голос общественного неудовольствия Петр отвечал репрессиями: он не уступал ни шагу на новом пути, без пощады рвал всякую связь с прошлым, жил сам и других заставлял жить по новому».
Если согласиться с Ключевским и признать Петра «исключительно счастливо сложенной фигурой», то Ленина и Сталина надо тогда признать еще более «счастливо сложенными натурами». Еще более великими, чем Петр, гениями святотатства и разрушения.
«Утро стрелецкой казни, — как верно замечает в своих очерках русского масонства, Иванов, — сменилось непроглядной ночью для русского народа».
Петр — Антихрист — «Зверь, вышедший из бездны», — решил народ.
Писатель Галицкий за то, что он назвал Петра Антихристом, был копчен на медленном огне, над костром.
VII. ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
Однажды в присутствии царицы Натальи Патриарх упрекнул Петра, сказав ему:
— Ты русский царь, а дома ходишь в иноземной одежде.
На это Петр дерзко заявил:
— Чем заботиться о моих портных, думай лучше о делах церкви.
Еще когда была жива мать Петра, он уже сказал Патриарху, чтобы ни он, ни другие представители церкви не являлись на совещания по государственным делам.
«Уничтожается церемония в Неделю Ваий, в которой царь раньше участвовал лишь как первый сын Церкви, а не как главный ее распорядитель.
Церемония эта с одной стороны возвышала перед народом сан Патриарха, а с другой стороны имела в виду упрочить и авторитет государственной власти Государя через участие его перед лицом всего народа в религиозной церемонии в качестве первого сына Церкви. До смерти матери и Петр участвовал в этой церемонии, держа за повод осла, на котором сидел Патриарх Адриан, но между 1694 и 1696 г. этот обряд был отменен, как якобы унизительный для царской власти».
Прекратился обряд страшного суда перед великим постом, с прекращением церковного настроения в правящих сферах. Обряд пещного действия, иллюстрировавший ту истину, что над государственной властью стоят высшие законы Божий, прекратился, когда восхваление принципа перестало соответствовать действительности (IV, 514, прим, 7); была нарушена неприкосновенность церковной собственности, перешедшей сначала в управление государства, а потом и в его собственность. Обряд в неделю Ваий был оставлен в 1676 году для одного Патриарха и вовсе прекратился после смерти матери царя Наталии Кирилловны, последовавшей в 1694 году (Скворцов, Патриарх Адриан. Православный собеседник. 1912, I); — затем Патриарх был лишен Петром права печалования, которое существовало несколько веков.
«…Патриарх перестал быть официальным советником царя и исключен из царской Думы; но этого мало: было еще одно право Патриарха, которое служило проводником идеи правды в государственное строительство. Это право печалования перед царем за опальных и обиженных, которое было публично посрамлено царем и в своем падении символизировало падение авторитета Патриарха». У Соловьева описана эта сцена последнего печалования в связи с стрелецким бунтом. «Делались страшные приготовления к казням, ставились виселицы по Белому и Земляному городам, у ворот под Новодевичьим монастырем и у 4-х съезжих изб возмутившихся полков. Патриарх вспомнил, что его предшественники становились между царем и жертвами его гнева, печаловались за опальных, умаляли кровь. Адриан поднял икону Богородицы, отправился к Петру в Преображенское. Но царь, завидев Патриарха, закричал ему: «К чему эта икона? Разве твое дело приходить сюда? Убирайся скорее и поставь икону на свое место. Быть может, я побольше тебя почитаю Бога и Пресвятую Его Матерь».
