Ф Архенгольц - История флибустьеров
ГЛАВА 3
ОБРАЗ ЖИЗНИ, НРАВЫ, ОБЫЧАИ И ЗАКОНЫ ФЛИБУСТЬЕРОВ
Прежде чем приступим к описанию подвигов флибустьеров, представим краткий очерк их нравов, образа жизни, правил и законов общества. Последние состояли, впрочем, из условий, заключенных только на определенный срок, часто на одну какую-нибудь экспедицию, и хотя начальники иногда нарушали их, но подчиненные всегда исполняли их безусловно, как непреложный закон.
В отношении к человеческому достоинству флибустьеры имели высокое понятие о своей независимости, и каждый делал, что хотел, не спрашивая, приятно ли это его товарищу. В пример тому можно привести поступки их на мелких, открытых судах, где одни пели, кричали и шумели, когда другие хотели спать и не смели даже сердиться за это. Такие неудобства, испытывавшие терпение, поощрявшие мужество и приучавшие их к лишениям, должно было сносить без ропота: этого требовал закон, так же, как и большую честность друг против друга. Если кто-нибудь нарушал ее, обокрав, например, своего товарища, то его ожидало ужасное наказание: его формально лишали звания и достоинства флибустьера, без съестных припасов, нагого высаживали на пустынный остров, где он почти всегда умирал ужасною голодною смертию. Терпение их было непостижимо. Они сносили голод и жажду, недостатки и величайшие труды с равнодушием, возбуждавшим удивление; никакое лишение не было в состоянии возбудить в них ропот.
Название флибустьеров, происходившее от английского слова free Booter (пираты), искаженное впоследствии французами и превращенное в слово флибустьеры, слишком напоминая хищническое ремесло, было ими не слишком принято. Они предпочитали коренное название: буканьеры, но еще охотнее называли себя береговыми братьями (freres de la cote).
Решения этих людей были скоры и почти всегда неизменны. Дав слово однажды, никто не мог взять его назад, и согласие, данное на предложение участвовать в предполагаемом предприятии, считалось ненарушимым. Уже впоследствии раздумывали, впрочем, не об успехе, но о лучших средствах к удачному исполнению.
Первоначально у флибустьеров были только бедно вооруженные беспалубные суда, барки и каноты, даже простые рыбачьи лодки, в которых, наваленные друг на друга, они едва имели место, где лечь ночью, и, кроме опасности на открытом море, подвергались всем непогодам и почти всегда терпели недостаток в съестных припасах. Но это-то бедственное состояние именно и побуждало их приложить все силы к улучшению своего положения взятием больших кораблей. Разъезжая на своих утлых челноках и мучимые голодом, они, завидев корабль, не обращали внимания ни на число пушек, ни на экипаж и вообще не рассчитывали великости опасности. Они хотели и должны были победить — и всегда побеждали, и притом не иначе, как посредством абордажа. С быстротою молнии бросались они со всех сторон на не приготовленные к битве корабли, которые, видя приближение небольшой лодки, даже не подозревали опасности. Вступив раз на палубу, они уже не отступали, и корабль непременно становился их добычею. Удачными движениями умели избегать опасности быть утопленными выстрелами из неприятельских пушек; они никогда не выставляли боков своих лодок, а подъезжали носом, искуснейшие стрелки метили в это время в канониров и смертию их всегда причиняли беспорядок на палубе. Уверенность, что имеют дело с флибустьерами, следовательно, с людьми непобедимыми, которые решились победить непременно, ослабляла все приготовления к защите. Обыкновенно помышляли только о том, как бы безусловной покорностью заслужить милосердие пиратов, которые, озлобленные упорным сопротивлением, делали короткую расправу — бросали всех в море.
Несмотря на все эти жестокости и на то, что вся жизнь флибустьеров была не что иное, как беспрерывная цепь преступлений и пороков, эти злодеи, подобно итальянским бандитам, соблюдали наружные религиозные формы. Перед битвой они молились усердно, ударяли себя в грудь сжатыми кулаками, примирялись друг с другом и обнимались в знак братского согласия.
Буканьеры, жившие в лесу и менее пристрастные к грабежам, были немногим лучше флибустьеров; притом же последние имели несколько лишних религиозных понятий и иногда пристращались даже к церковным обрядам, тогда как первые, хотя менее порочные, почти вовсе не заботились об уставах и предписаниях церковных. После соединения тех и других это различие совершенно исчезло. Все современные писатели, люди, жившие между ними, даже участвовавшие в их грабежах и разбоях, говорят согласно, что они в злобе превосходили самых жестоких дикарей Америки, и за исключением того, что не ели человеческого мяса, ни в чем не отличались от каннибалов. Впрочем, такое изображение преувеличено, как увидим впоследствии.
Грабежи и хищничества были так выгодны и сообразны с дикими нравами этих людей, что они не могли не предаваться им страстно. Впрочем, они знали, что, не скрепив своих взаимных отношений условиями, не могут надеяться на верную добычу и на разгульную жизнь. Следствием этого было уложение, которое при вступлении в общество каждый член клятвенно обязывался исполнять, подписываясь за незнанием грамоте крестом. Уложение это составляло небольшое собрание законов, которое с незначительными отступлениями было принято всеми отдельными отрядами флибустьеров и даже в начале XVIII столетия, после совершенного прекращения общества их, сохранялось отдельными морскими разбойниками, после войны за испанское наследство грабившими на морях в отдаленных частях света.
Некоторые статьи этого уложения весьма замечательны и стоят быть приведенными здесь. Во главе их стоял закон о равенстве и сопряженных с ним правах, которые заключались в следующем: каждый береговой брат в важных случаях мог подавать свой голос, имел равное со всеми право на захваченные свежие съестные припасы и крепкие напитки и мог распоряжаться ими по своему усмотрению, разве недостаток в них принуждал к известному ограничению, поставленному большинством голосов.
Для избежания ревности и ссор на кораблях не позволялось держать ни женщин, ни мальчиков. Тот, кто осмеливался привезти на корабль переодетую девушку, предавался смерти. То же наказание было определено за бегство с корабля и за оставление своего места в сражении.
Воровство наказывалось не менее строго, как уже замечено выше; иные отряды увеличивали, другие уменьшали степень наказания за него. Французы оказывались особенно строгими. Обворовавшему товарища вырывали ноздри и уши и потом высаживали на твердую землю в таком месте, где ему нельзя было ожидать хорошей участи. Если же кто-нибудь коснулся имущества общественного и цена украденного составляла пиастр, то его «маронировали», т. е. высаживали на берег необитаемого мыса или острова, дав ему ружье, немного свинца, бутылку пороха и бутылку воды.
В случае сомнения обвиняемые присягали на библии или распятии, смотря по своему вероисповеданию. Меньшие преступления наказывались телесно. Часто, смотря по обстоятельствам, составляли отдельные, частные законы. Так, в иное время насилование, пьянство, неповиновение предводителю, самовольная отлучка от поста наказывались, вдали от неприятеля, лишением участия в добыче, вблизи его — смертью.
Дуэли на кораблях также были запрещены. В случае ссор разделка а них откладывалась до прибытия в гавань: тогда противники, съехав на берег, разделывались в присутствии одного из офицеров на пистолетах и саблях. Сперва стреляли из пистолетов и в случае промаха рубились саблями; первая рана показывала виновного и оканчивала дуэль.
Каждый был обязан содержать в лучшем состоянии ружье, пистолеты и саблю. Эта обязанность скоро превратилась в роскошь. Флибустьеры старались перещеголять друг друга красотою и богатством оружия и часто за пару пистолетов платили двести и триста пиастров серебром.
Огонь, по закону, должно было тушить на кораблях в 8 часов. Другой закон запрещал играть в кости или карты на деньги; но эти постановления соблюдались очень редко, и часто начальники первые нарушали их.
В отношении раздела добычи каждый отряд устанавливал свои особенные законы. Каждый флибустьер письменно условливался со своим начальником повиноваться ему, лишаясь в случае непослушания своей части добычи, и должен был формально присягнуть в том. Вообще, они не скупились на клятвы: каждый начальник по окончании экспедиции присягал, что не скрыл ни малейшей части из добычи. То же самое делали и все прочие. Начальнику, который обыкновенно давал свои деньги на сооружение экспедиции и получал их обратно из добычи, также всем чиновникам, хирургу, корабельным мастерам и проч. назначалось определенное жалованье; изувеченному, кроме законной части в добыче, давали еще: за потерю правой руки 600 испанских талеров или 6 невольников; за потерю левой руки или правой ноги 500 испанских талеров или 5 невольников, за потерю левой ноги 400, а за потерю глаза или пальца 100 талеров или одного невольника. Все эти вознаграждения так же, как и другие расходы, например на сооружение экспедиции, выплачивались прежде раздела добычи. Капитан получал 6 долей, другие корабельные офицеры 3, иные только две, а нижние чины одну долю.
