Джон Бирман - Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста
Что лежало в основе столь целеустремленного и безжалостного преследования любого, даже самого последнего еврея: личная ненависть к еврейскому народу, фанатическая приверженность нацистской идеологии, патологическая верность служебному долгу или все три фактора сразу — сказать трудно. Скрываясь потом, через несколько лет, в Аргентине от правосудия, Эйхман говорил пронацистски настроенному нидерландскому журналисту Вилему Сассену: «Лично мне евреи не сделали ничего дурного… Мы не преследовали противника в индивидуальном порядке. Это было политическое решение, на которое я стопроцентно работал». Конечно, эти слова, как и заявление о том, что на его совести 5 миллионов евреев, могли быть сказаны просто ради эффекта.
Что, однако, несомненно — это необычайная добросовестность, с которой относился Эйхман к своей «работе». По-видимому, невыполнение возглавляемым им отделом намеченного плана почти во всех странах Европы должно было порождать у него ощущение неудачи. Мы, однако, не знаем, насколько строго оценило начальство его усилия. Примечательно, что Эйхман так и не получил звания выше оберштурмбанфюрера (подполковника), которое ему присвоили в октябре 1941 года, и не был награжден ни одним знаком отличия вплоть до самого конца 1944 года, когда Гиммлер не без некоторого раздражения отметил его «достижения». Хотя, с другой стороны, когда на повестку дня вышло действительно «большое дело» — уничтожение всего еврейского населения Венгрии, его поручили именно Эйхману, откуда следует, что Гиммлер по-прежнему доверял ему.
Как бы то ни было, Эйхман, по-видимому, чувствовал необходимость доказать себе самому и вышестоящему начальству свою компетентность, хотя это и не объясняет полностью того воистину маниакального рвения, с которым он приступил к решению поставленной задачи — уничтожению восьмисот тысяч венгерских евреев. Позже эти его старания будут названы Уинстоном Черчиллем «возможно, самым большим и ужасным преступлением за всю историю человечества, совершенным при помощи науки и технических средств номинально цивилизованными людьми от имени великого государства и одной из ведущих наций Европы» [7].
И все-таки даже на пике того, что Эйхман мог считать своим наивысшим достижением, он проиграл — и поражением своим он обязан, среди многого прочего, усилиям противодействующего ему «нееврея-праведника» — Рауля Валленберга.
ГЛАВА 2
Отец Рауля Валленберга умер за три месяца до рождения сына и через восемь месяцев после женитьбы на красивой и энергичной Май Висинг. Ребенок был зачат до появления первых признаков раковой болезни, развивавшейся с молниеносной скоростью, — Рауль Густав Валленберг умер, испытывая сильные боли, спустя неделю после двадцатилетия жены. В это время ему было немногим более двадцати трех лет. Подобно многим другим мужчинам из разветвленного клана Валленбергов, он служил офицером в шведском военно-морском флоте. Среди Валленбергов были — и сейчас есть — банкиры, дипломаты, епископы; это имя остается одним из самых уважаемых в Швеции. Май Висинг Валленберг, дочь первого в Швеции профессора неврологии Пера Висинга, была раздавлена горем, ее поддерживала только мысль о вынашиваемом ребенке. Через несколько дней после смерти мужа в мае 1912 года, она написала его родителям, Густаву Валленбергу, служившему тогда шведским послом в Японии, и его жене: «Какая ужасная пустота и чувство потери! Они становятся все больше и больше. Кончится ли это когда-нибудь? Мне давно следовало бы понять, что такое великое счастье, какое было даровано мне, бесконечно долго длиться не может. Теперь я буду жить счастливыми воспоминаниями, которые он мне дал. Ах, мама, что-то будет с нашим малышом? Да наградит его Господь здоровьем…» 5 августа 1912 года профессор Висинг писал послу Валленбергу: «Наша дорогая Май разрешилась вчера утром мальчиком, как она того и желала. Она хочет назвать его Раулем Густавом, дорогим ей именем. Май вполне здорова, хотя в последние месяцы очень уставала и временами пребывала в глубочайшем отчаянии».
Через пять дней госпожа Висинг (мать Май) писала послу и его жене: «Сегодня прекрасный теплый день, и Май лежит в своей постели рядом со мной на веранде, а Рауль спит возле в своей колыбели. Май не нарадуется своему сынишке, но временами печаль и чувство потери одолевают ее. Утешить ее очень трудно, но ее собственное прекрасное самообладание и опасение как-нибудь навредить малышу помогают ей преодолевать такие моменты».
28 августа Май сама обращается к родителям мужа: «Не могу сказать, какое счастье для меня мой сыночек, эта живая память о моем счастливом супружестве». Через три с небольшим месяца Май снова пишет в Токио, чтобы сообщить печальную весть о внезапной кончине ее отца, умершего от пневмонии за неделю до этого: «Прежде у меня не было сил писать. Удар был слишком тяжел, и все силы уходили на то, чтобы держать себя в руках и не навредить ребенку».
Как написала через очень долгое время, спустя целую человеческую жизнь, сводная сестра Валленберга Нина Лагергрен: «Неожиданно в доме, когда-то очень счастливом, остались две вдовы и младенец». Две понесшие утрату женщины всю свою нежность перенесли на наполовину осиротевшего ребенка, который, как рассказывала Нина Лагергрен, давал и получал в это время так много любви, что из него вырос необычайно щедрый, любящий и полный сострадания к другим человек». Через шесть лет после смерти мужа Май Валленберг снова вышла замуж. Ее второй муж, Фредрик фон Дардель, был столь же углублен в себя, сколь открытой была она. Спокойный, увлеченный книгами молодой служащий Министерства здравоохранения со временем стал директором самой большой клиники в Швеции — Каролинского института. У супругов родилось двое детей: Ги (он впоследствии стал одним из ведущих шведских физиков-ядерщиков) и Нина. «Мы никогда не относились к Раулю, как к сводному брату, — говорила Нина, — и он всецело был с нами, а мы с ним, и мой отец любил его не меньше, чем меня или Ги». Тем не менее, Рауль все же был Валленбергом, и его дед по отцовской линии, посол Густав Валленберг, настоял на том, чтобы воспитание и образование внука поручили ему. Дед хотел воспитать мальчика в просвещенном, космополитическом духе. После того как Рауль закончил школу и прошел обязательную девятимесячную военную подготовку, Густав послал юношу на год во Францию, чтобы тот изучил французский язык. К тому времени Рауль уже неплохо знал английский, немецкий и русский.
Затем Рауля отправили в Соединенные Штаты изучать архитектуру. Густав Валленберг хотел, чтобы Рауль, в духе семейных традиций, занялся банковским делом, но юноше всегда нравились строительство и архитектура. Будучи еще подростком, он вечно слонялся по крупным строительным площадкам Стокгольма и охотно заводил разговоры с встречавшимися ему там архитекторами, строителями и инженерами. Дед согласился с тем, чтобы Рауль сначала обучался архитектуре, но взял с него слово, что позже он испробует свои силы в коммерции и банковском деле.
В 1931 году Валленберг отправился в Анн-Арбор учиться на архитектора в Мичиганском университете. Он был блестящим студентом и курс, рассчитанный на четыре с половиной года, закончил за три с половиной, получив при этом медаль, которой награждали только одного студента из потока в 1100 учащихся. Через тридцать пять лет д-р Жан-Поль Слюссер, преподававший в Анн-Арборе, вспоминал: «За все мои тридцать четыре года преподавания черчения и рисования он был одним из самых талантливых и прилежных моих студентов». Однокашник по университету Сол Кинг вспоминает о Рауле как об очень одаренном и в то же время скромном человеке, наделенном неординарным талантом находить простые решения для сложных задач. Ни его поведение, ни манера одеваться не давали ни малейшего повода подозревать в нем человека, занимающего высокое положение в обществе, или члена одного из самых влиятельных семейств Швеции».
Экзаменационные сочинения Рауля по английскому языку свидетельствуют: оставаясь идеалистом, Валленберг отнюдь не был мечтательным чудаком. По поводу идеи создания Европейского союза он, в частности, писал: «Людей, надеющихся построить союз на основе идеализированной концепции человека, неизбежно постигнет разочарование». В работе на тему «Широта взглядов» он замечает: «Широта взглядов, якобы присущая нашему поколению, — это пустой миф. Человек может проявлять ее в каком-то одном вопросе и здесь, как правило, принадлежать к меньшинству. Вместе с тем, в других вещах этот же человек может быть крайне реакционным». В летние каникулы 1933 года Валленберг работал в шведском павильоне на Чикагской всемирной выставке, зарабатывая по три доллара в день. На обратном пути в Анн-Арбор, который он совершал на попутных машинах, его подвозил «джентльмен в роскошном автомобиле, — как писал потом Рауль своей матери. — Мы ехали со скоростью примерно 70 миль в час, когда внезапно увидели перед собой поезд, пересекавший шоссе ярдах в ста пятидесяти от нас». Водитель резко затормозил, машину занесло, и она получила тяжелые повреждения, однако оба, и водитель и Валленберг, остались целы и невредимы. После того как его благодетель, взятый на буксир грузовиком, уехал, Валленберг, нагруженный двумя чемоданами, остался голосовать на дороге. Прошло немало времени, прежде чем его подобрал автомобиль с сидевшей в нем четверкой мужчин.
