В. Королюк - Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв.
Некоторые богатые клады, содержащие монеты восточного или западного происхождения, могли быть зарыты в свое время вернувшимися из удачной экспедиции пиратами86, иные из них могли принадлежать князьям и крупным боярам, знати. По-видимому, часть из них действительно была припрятана странствующими иноземными купцами. Однако старая точка зрения, согласно которой основная масса кладов являлась собственностью иностранных купцов87, в настоящее время явно
не выдерживает критики88. Тот факт, что иностранное серебро являлось в то время в Восточной Европе не только сокровищем, но и выполняло функцию денег как средства товарного обращения89, тогда как первые монеты русского или польского чекана играли главным образом репрезентативную, подчеркивающую политическую самостоятельность чеканившего их князя роль90, в сочетании с наблюдением, что монетные клады, как правило, сопутствуют поселениям91, полностью убеждает в том, что основная масса восточноевропейских кладов принадлежала местному населению — боярам, купцам и ремесленникам. А отсюда, естественно, следует вывод: местные купцы были главной активной силой, организующей торговые операции на восточно- и центральноевропейском отрезке транзитной торговли между Востоком и Западом. Тем самым их торговые транзитные операции оказываются теснейшим образом связанными с экономическими контактами между собой стран Восточной и Центральной Европы, следовательно, Руси, Польши и Чехии, на что, впрочем, имеются прямые указания как в русских92, так и в арабских93 и немецких94 источниках.
Наконец, последнее общее замечание относительно объема настоящего исследования.
Изучение исторических отношений и связей восточного и западного славянства, разумеется, предполагает и самое пристальное внимание к вопросам политического развития, расстановки политических сил в Восточной, Северной и Центральной Европе в целом. Русско-польско-чешские отношения складывались не сами по себе, а в тесной связи с общеевропейским политическим развитием X—XI вв. Поэтому, рассматривая польско-русские и чешско-русские отношения, нет абсолютно никакой возможности трактовать их вне связи с отношениями, складывавшимися между Польшей, Чехией и Германской империей, о чем уже говорилось выше, или не учитывать такого важного международного фактора того времени, как полабо-прибалтийское славянство и его героическая борьба с германским феодальным натиском на Восток. Развитие событий в Прибалтике или на Севере Европы сказывалось не только на политике Руси в отношении ее западных соседей, но и на польско-русских и польско-германских отношениях. Важным фактором в развитии русско-польско-чешских отношений, естественно, не могла не быть подымающаяся раннефеодальная Венгрия, а развитие и направление внешней политики Киевской Руси на Западе в определенной мере определялось ее восточной политикой, ее упорной и сложной борьбой с напиравшей на русские земли кочевой степью.
Изучение русско-польско-чешских отношений должно, по мнению автора, вестись таким образом, чтобы в поле зрения постоянно находились политические явления, возникавшие и развивавшиеся на обширной территории от Балтики до Черного моря и от Волги до Лабы с учетом политической активности Константинополя и Рима. Только при таких условиях можно будет достаточно определенно и точно не только выяснить значение политических отношений и связей восточного и западного славянства для общеполитического развития Центральной и Восточной Европы, но и правильно оценить значение этих отношений для собственного политического развития Киевской Руси, Древнечешского и Древнепольского государств, что, как указывается ниже, является одной из задач настоящей работы.
Обычно формулированию основных задач исследо-вания предшествует в работах, аналогичных настоящей, критический разбор историографии вопроса. К сожалению, состояние историографии таково, что сделать подобный разбор в одном месте фактически не представляется возможным, ибо до сих пор в исторической литературе фактически не делалось попыток дать анализ польско-русско-чешских отношений в таком объеме и в таких хронологических рамках, как это мыслит себе автор настоящего исследования. Как правило, польско-русские и чешско-русские, как впрочем, и польско-чешские, польско-немецкие, чешско-немецкие и другие отношения исследовались либо изолированно друг от друга, либо предметом исследования являлись отдельные моменты из истории восточно- и центральноевропейских международных отношений X—XI вв. Восточная политика Киевской Руси отрывалась от западной, самостоятельно и даже в изоляции от общих процессов, происходивших в Восточной Европе, рассматривалась восточноевропейская политика Римской курии, часто без учета их трактовались и вопросы политических противоречий Византийской и Германской империй.
Зато ряд интересных и крайне важных для данной работы тем и проблем оставались в тени, не исследовались или исследовались главным образом попутно, как например, польско-чешские отношения 60-х годов X в. или русско-чешские начала XI столетия.
При таком крайне неоднородном и пестром характере литературы, учитывая также ее необычайно большой объем, единственным выходом из положения представлялось распределить анализ историографии в соответствующих главах исследования, связывая его таким образом с разрешением основных проблем и тем работы.
Аналогичным образом оказалось необходимым поступить и с характеристикой источников, к тому же давно и многократно опубликованных и много раз подвергавшихся критической оценке в литературе. Поскольку источники эти не образуют сколько-нибудь однородного комплекса, поскольку они крайне неравномерно освещают основную тему исследования, не являющуюся для них центральной линией характеристики исторических событий, поскольку, наконец, показания их неизбежно должны взаимно сопоставляться и корректироваться, отрыв обзора источников от соответствующих историографических обзоров по главным проблемам и темам работы представлялся совершенно неприемлемым.
Здесь, может быть, следует отметить только тот факт, что настоящая работа основана на изучении современных или наиболее близких к исследуемым событиям источников.
Итак, автору остается перейти к последней части вступительных замечаний к работе с тем, чтобы сформулировать главные, магистральные проблемы, разрешению которых посвящено это исследование.
Первой задачей, само собой разумеется, будет попытка возможно полнее восстановить и проанализировать общий ход русско-польско-чешских отношений за столетний период их развития с середины X до середины XI в. При этом автор неизбежно будет ограничен составом имеющихся источников, как указывалось, крайне неравномерно освещающих избранную им тему. В настоящее время можно считать твердо установленным, что сохранившиеся источники характеризуют далеко не полно всю совокупность политических отношений Руси и Польши в описываемый период и что действительная картина русско-польских отношений была сложнее и ярче, чем та, которая отразилась в летописях и хрониках 96. Для русско-чешских отношений обстоятельство это следует подчеркнуть с еще большей категоричностью.
Тем не менее, привлекая всю совокупность источников, используя факты внутриполитического развития изучаемых стран, а также увязывая ход русоко-польско-чешских отношений с общим политическим развитием Восточной, Центральной и Северной Европы, можно все же рассчитывать, что удастся значительно расширить и пополнить традиционную для литературы картину исторических отношений и связей Руси с западным славянством в X—XI вв. Конечно, нарисованная таким образом картина, безусловно, будет содержать в большей или меньшей мере дискуссионные и гипотетические элементы, что, впрочем, для изучаемого периода является не только неизбежным, но даже обязательным условием исследования.
Двигаясь намеченным выше путем, можно надеяться дать достаточно обоснованные решения таких вопросов, как вопросы о роли русско-польско-чешских отношений в общей системе тогдашних политических отношений в Восточной и Центральной Европе, о месте русско-польско-чешских отношений в собственной системе международных связей и отношений каждой из рассматриваемых стран — Киевской Руси, Польши и Чехии.
После этого, думается, окажется возможным на достаточно прочной базе рассмотреть проблемы значения и роли для восточноевропейского политического развития византийско-германских противоречий, точнее определить действительную силу влияния восточноевропейской политики Римской курии на внешнеполитическое развитие Руси и Польши, т. е. сделать попытку разрешить именно те проблемы восточноевропейской истории до середины XI в., которым столь исключительное значение придавалось не только в старой, но и в новейшей историографии96.
