М. Воробьев - Русская история. Часть I
Все мы отлично знаем, что Русь была крещена в 988 г., но обычно не задумываемся о том, как это произошло и чего стоят те летописные известия об этом событии, которые помещены в «Повести временных лет».
На эту тему существует очень много работ, основные — в трудах митрополита Макария в его «Истории церкви», у Е. Е. Голубинского и А. В. Карташева. Последний — в высшей степени почтенный автор, пожалуй, до сих пор наиболее современный. Достаточно сказать, что эрудиция его была поистине безграничной, к тому же он не стремился действовать, исходя из каких-то политических соображений. Но если вы будете читать митрополита Макария, у вас будет одна точка зрения, а если вы будете читать Голубинского, то она будет иной. Голубинского до сих пор недолюбливают очень многие ортодоксальные богословы, историки Церкви, потому что он скептик, критик. Очень часто от тех летописных статей, которые позволяют их критиковать, Голубинский не оставлял камня на камне и таким образом лишал многих любителей русской старины возможности гордиться замечательной русской историей.
Сама статья летописи, очень большая, о крещении Руси, во-первых, чрезвычайно неоднородна, а во-вторых, она оставляет впечатление, что является огромной вставкой в летопись, а не каким-то естественным логическим ее элементом.
{стр. 10}
Суть сводится к тому, что Владимир, живший по языческому обычаю, вдруг решил креститься. Так рассказывает летопись. И тогда к нему стали приходить посланцы от разных религий и расхваливать их. Владимир выслушал всех, но все-таки до конца не был убежден, какая религия лучше — иудейская, православная или католическая. Он послал посольства в разные страны, и они везде побывали, а побывав в Византии на богослужении, не могли понять, на земле они стояли или на небе. Приехали и все это ему рассказали. И еще припомнили, что если бы греческое православие было плохим, то не крестилась бы Ольга, его бабка, «а она была мудрейшей из всех людей».
Раз так, то вопрос решен: надо креститься в православную веру. Но дальше почему-то Владимир отправляется походом на Корсунь, осаждает этот город, эту Одессу того времени. Греки не сдаются, и он обещает креститься, если возьмет и разграбит город. И он его берет, но не грабит: чтобы спастись от этого ужаса, византийские императоры присылают ему свою сестру. В такой ситуации он крестится в Корсуни и женится. Но все отлично знают, что крестил он Киев, киевлян. Может быть, он и сам там крестился?
Короче говоря, летописная статья содержит некие несообразности, и мы вынуждены задавать массу вопросов, читая ее. Неужели до того, как Владимир пришел к мысли, что необходимо креститься, он ничего о христианстве не знал? А как же Ольга — его бабка? А как же другие христиане, о которых мы можем догадываться только на основании косвенных известий? Конечно, христиан было много. Владимир был незаконным сыном Святослава, сына Ольги, который жил вполне в традициях языческих князей. У него, вероятно, была масса незаконных связей, и от одной такой связи с ключницей Малушей и родился Владимир. Поскольку он был незаконным сыном, то на него обращали меньше внимания. В усобице он завоевал первенство. Сначала два брата воевали друг с другом, потом он выступил на оставшегося в живых как мститель за первого — все это традиционно для языческих усобиц. Что же, он ничего не знал о христианстве? Да конечно знал. Более того, в Киеве уже были церкви. А раз так, то были и церковные служители. А тогда зачем этот чисто литературный рассказ с подробностями об испытании вер? Не вставлен ли он в летопись в определенное время, в определенный год по какой-то определенной инициативе? Зачем путешествие в Византию? Разве о Византии ничего не знали? Воевали десятки лет с византийцами, договаривались, писали договоры, где упоминали о том, в какой церкви что и как.
Спрашивается: почему отсутствует в русской летописи подобная информация? Почему она рассматривается только под определенным углом?
Наконец, история с Корсунем. Если Владимир действительно решил креститься, зачем надо было ходить на Корсунь? Разве в Киеве этого нельзя было сделать? Конечно, с точки зрения язычника, логика очевидна: если возьму город — крещусь, значит, сила Божия налицо. Здесь попытка язычника договориться с Богом, что, собственно говоря, и отличает язычество от христианства. Но есть и другая, чисто политическая, интерпретация событий. Мятеж, который поднял в Византии один полководец, византийские императоры подавить не могли. Они обратились к Владимиру, который и послал своих подчиненных. Они прекрасно справились с поставленной перед ними задачей, но долг платежом красен, а Владимир потребовал вознаграждения соответственно его заслугам, зная, что у византийских императоров сестра на выданье. Те, естественно, не могли выдать христианку за язычника.
И Владимир крестился. Но принцесса Анна не ехала, присылать ее не торопились, и вот тогда последовало нападение на Корсунь. И становится понятным, почему Корсунь не была разграблена. Взять-то он ее взял, а грабить не стал, поскольку уже получил соответствующее подтверждение из Византии. Но это означает лишь, что отношения с Византией были очень близкие; знали о том, что творится друг у друга, очень хорошо и, следовательно, все эти выдумки про посольства и про состязание вер — чисто литературное творчество. Тем более, что оно, действительно, не несет никакой положительной информации и существует только вне времени и пространства. Я бы сказал даже, что это своеобразный литературный штамп.
Но тогда получается интересная вещь. Мы ничего не знаем об архиереях, о церковнослужителях как раз того времени, когда происходит крещение Руси. Зато уже при Ярославе Мудром начинается счет митрополитов, ведется учет всех событий в митрополии и т. д. И вот здесь А. В. Карташев высказывает замечательную идею: зная, что собой представляют греки, Владимир, когда крестил Русь, вовсе не жаждал получить вместе с крещением церковную зависимость от греков, а иерархию пригласил из Болгарии, которая была тогда независима от Константинополя. И всем было хорошо. Но когда Болгария была разгромлена византийцами, то тут уже Россия автоматически попадала в сферу влияния Константинопольского Патриархата. Митрополиты пошли только греки, а они, имея колоссальное влияние и возможности, естественно, постарались, чтобы в летопись был внесен такой, прямо скажем, своеобразный рассказ о крещении Руси. Тем более что летопись велась в монастыре и летописец обязан был слушаться. Это надо тоже себе представлять.
Здесь много загадочного, и не нужно думать, что это— последнее слово; наверняка будут печататься еще и работы, и труды. И будут работать и историки, и филологи, но в целом история с крещением Руси в свете научных гипотез выглядит совершенно иной, чем та, которая, скажем, излагается у Толстого в «Истории церкви».
Теперь мы можем сказать, что помимо чисто документального материала — а это договоры Руси с греками, где просто идет текст: кто договаривался, с кем, где, каковы условия договора, каковы штрафы, кто, где, что будет хранить, когда приедет торговать, когда отдавать убитых или пленных, по какой {стр. 11} цене и т. д. (а летописец располагал этими договорами, текстами и включил их полностью в летопись, следовательно, задолго до написания «Повести временных лет» уже очень многое писалось и хранилось), — помимо очевидно существовавших первых древних летописей, может быть, «Свода Никона» и «Начального свода», имелись и определенные предания, которые так или иначе литературно обрабатывались. И вот одно из них — об апостоле Андрее, второе — о призвании варягов, причем здесь наверняка имеет место рациональное зерно (варяги, вероятно, действительно были призваны, и именно какие-то князья, то есть именно для того, чтобы основать династию). Наконец, литературное сочинение по поводу крещения Руси, рассказ о крещении Владимира в Корсуни, где он, как вы знаете, незадолго до крещения ослеп, потому что откладывал это, и прозрел в момент крещения, погружения в воду, — все это вполне убедительно само по себе. То, что написал по этому поводу А. В. Карташев, должно быть взято, что называется, назубок, и в «Повести временных лет» соответствующие статьи должны быть прочитаны.
Лучшее издание «Повести временных лет», наиболее для вас доступное, содержится в первом томе «Памятников литературы древней Руси» (Москва, 1978 г.). Это замечательное издание, осуществленное по инициативе и под редакцией Д. С. Лихачева, хорошо тем, что имеет параллельный текст: славянский, древний, и академический перевод. Перевод Д. С. Лихачева. Это очень хорошо сделано, с обстоятельным комментарием. Конечно, можно взять академическое издание в «Литературных памятниках», но это издание — редкость. Там очень большие комментарии — это чисто научное издание. Существуют, конечно, издания отдельные — фрагментами, в хрестоматиях по древнерусской литературе.
