Сергей Волков - Трагедия русского офицерства
Введение в начале июле смертной казни на фронте несколько отрезвило часть солдат, однако эксцессы продолжались и после этого. Один из них произошел в 299-м полку, где толпа солдат, угрожая поднять на штыки офицеров, бросилась на командира генерал-майор Пургасова и убила его, предварительно засыпав ему глаза песком. 31 июля на ст. Калинковичи солдаты насмерть забили трех офицеров, 1 августа в л. — гв. 1-м стрелковом полку были убиты его командир полковник Быков и командир батальона капитан Колобов, 16 августа была брошена бомба в офицерское помещение 479 пехотного полка, в 12-м Особом полку совершено нападение на командира полковник Качанина, в Нахичевани едва не стали жертвой самосуда толпы арестованные командир Тобольской дружины подполковник Гусев, три прапорщика и врач, 27 августа избиты двое офицеров в 34-м корпусе и т. д. «Другая картина… Я помню хорошо январь 1915 года, под Лутовиско. В жестокий мороз, по пояс в снегу, однорукий бесстрашный герой полковник Носков, рядом с моими стрелками, под жестоким огнем вел свой полк в атаку на неприступные скаты высоты 804… Тогда смерть пощадила его. И вот теперь пришли две роты, вызвали генерала Носкова, окружили его, убили и ушли»[41].
Положение офицеров по-прежнему оставалось неустойчивым, в самой офицерской среде углублялся раскол. Как отмечается в рапорте штабного офицера Кавказской армии, «в полках замечается тип офицеров-демагогов, которые, желая выдвинуться или прикрыть свои старые грешки, бьют на популярность и играют на низменных инстинктах темной, озлобленной толпы.» В сводках отмечались также недоразумения, происходившие на почве бестактных выходок молодых офицеров-украинцев. «На офицерский состав жалко было смотреть, так как они были терроризированы, и много их погибло от руки своих же солдат…»[42]
В то же время не потерявшая дух и волю часть офицеров искала путей и средств к спасению положения, не только обращаясь к своим начальникам, но и предлагая решительные меры для борьбы с разложением, включая формирование частей специально для этой цели из офицеров и верных солдат. Однако попытки осуществить эти меры наталкивались на нерешительность и страх военного руководства и Союза офицеров. Видя это, такие офицеры готовы были действовать и через голову непосредственного начальства. «Все мы принадлежали к той полковой «элите», которая сложилась из бывших «прапорщиков армейской пехоты», постепенно заменявших кадровых офицеров на ротах, командах и даже батальонах. — вспоминал офицер 127-го пех. полка. Эта «элита» спаялась в дружную семью со строгой моралью взаимной выручки, независимо от приказаний свыше. Часто собирались и обсуждали положение, вырабатывали общую линию поведения. Была вера в ген. Корнилова, и в самый разгар его выступления от имени всех офицеров полка была послана ему телеграмма с предложением оставить полк и явиться ему на поддержку. После его неудачи строили планы пробраться на Дон к Каледину»[43].
Август-октябрьКорниловское выступление сыграло исключительно важную роль в судьбе офицерства. Представляя собой реакцию на разложение армии антигосударственными силами, оно сплотило его и показало, что у него есть вождь. Движение генерала Л. Г. Корнилова было в тот момент единственной в России силой, способной предотвратить катастрофу, и закономерно вызвало воодушевление и подъем духа в офицерской среде. Когда Корнилов в своем манифесте прямо заявил, что Временное правительство идет за большевистским Советом и потому фактически является шайкой германских наймитов, он лишь выразил то, что и так чувствовали и в чем успели убедиться на своей участи офицеры.
Общую ситуацию Корнилов оценивал совершенно верно. Накануне выступления он писал генералу Лукомскому: «Как Вам известно, все донесения нашей контрразведки сходятся на том, что новое выступление большевиков произойдет в Петрограде в конце этого месяца. По опыту 20 апреля и 3–4 июля я убежден, что слизняки, сидящие в составе Временного правительства, будут смещены, а если чудом Временное правительство останется у власти, то при благоприятном участии таких господ, как Черновы, главари большевиков и Совет рабочих и солдатских депутатов останутся безнаказанными. Пора с этим покончить. Пора немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать так, чтобы он нигде и не собрался. Вы правы, конный корпус я передвигаю главным образом для того, чтобы к концу августа подтянуть его к Петрограду, и если выступление большевиков состоится, то расправиться с предателями родины, как следует». Именно так впоследствии и произошло. Однако Корнилов, человек по своей психологии и качествам совершенно иной, чем Керенский, не был в состоянии постичь степень ничтожества главы правительства и его способности к самоубийственной политике.
На практике, как известно, весь «мятеж» ограничился попыткой нескольких эшелонов Кавказской Туземной кавдивизии («Дикой дивизии») продвинуться к Петрограду, так что выступление имело только моральное значение. Горячо поддержавшее Корнилова офицерство (абсолютное его большинство) ничего не знало, естественно, ни об интригах Керенского, ни о степени подготовленности выступления. А обошлась ему его неудача чрезвычайно дорого. Уместно напомнить, что некоторая часть командного состава, занимавшая важные должности, оставалась слепо преданной Керенскому (как военный министр генерал-майор Верховский и командующий Московский военным округом полковник Рябцев), или даже уже активно сближалась с большевиками (как генерал-лейтенант Бонч-Бруевич) и заняла враждебную Корнилову позицию. Впоследствии последний счел возможным заявить, что Корнилов «своим безрассудным выступлением погубил множество офицеров»… по этой логике, разумеется, с большевиками вообще не следовало бороться, с чем в августе 1917 г. не согласился бы ни единый хоть сколько-нибудь патриотично настроенный человек. Поддержавшие Корнилова офицеры поступили самым естественным для себя образом, руководствуясь теми же соображениями, которые привели их впоследствии в ряды белых армий.
После корниловского выступления последовали многочисленные перемещения среди командного состава, аресты и бесчисленные расправы с офицерами. Волна эта прокатилась по всей России. Одним из распространенных поводов для ареста, обычно производившихся по солдатским доносам о «контрреволюционости» (в частности, сразу же по смещении командования Юго-Западного фронта подобный донос поступил от солдат ординарческого эскадрона на 28 офицеров штаба фронта), была принадлежность к Союзу офицеров (Главный комитет союза во главе с полковник Новосильцовым был арестован, а союз распущен). До 40 офицеров было схвачено в Минске, 32 в Гомеле и т. д.
От офицеров требовали давать подписку о том, что они не поддерживают Корнилова, отказывающихся ожидала расправа. Так, 29 августа на линейном корабле «Петропавловск» за это были убиты четверо молодых офицеров: лейтенант Тизенко и мичманы Михайлов, Кондратьев и Кандыба, убит также начальник воздушной станции в Або. В тот же день в Выборге были арестованы командир 42-го корпуса ген. Орановский, обер-квартирмейстер ген. Васильев, комендант крепости ген. Степанов и подполковник Кирениус; по водворении на гауптвахту, арестованные были толпой выведены из нее, подвергнуты истязаниям и, убитые, брошены в залив. Там же убиты и ограблены начальник инженеров крепости ген. Максимович, командиры 1-го и 3-го крепостных полков полковники Дунин и Карпович, а также подполковник Бородин, подпоручик Куксенко и еще двое офицеров, а на Юго-Западном фронте — начальник дивизии генерал-лейтенант Гиршфельд («солдаты схватили Гиршфельда, повели его в лес, раздели, привязали к дереву, истязали и надругались над ним, после чего убили») и с ним еще двое офицеров, в т. ч. командир одного из полков[44]. Эксцессы приняли бы еще более широкий характер, если бы во главе армии не стоял ген. Алексеев, согласившись принять должность начальника штаба Главнокомандующего и формально руководя ликвидацией корниловского выступления. Это «спасло не только непосредственных участников выступления, но и все лучшее строевое офицерство, он помогал спасти как раз ту распыленную силу, которая впоследствии собралась на его зов и под знаменами того же ген. Корнилова геройски боролась за Россию»[45].
После августа эксцессы стали практически ежедневным явлением. Как писал ген. Н. Н. Головин: «… Произошел окончательный разрыв между двумя лагерями: офицерским и солдатским. При этом разрыв этот доходит до крайности: оба лагеря становятся по отношению друг к другу вражескими. Это уже две вражеские армии, которые еще не носят особых названий, но по существу это белая и красная армия»[46]. Сводки полны сообщениями типа: «18 августа в Коротояке уездный начальник милиции доставлен в местный запасный полк и убит, пытавшийся удержать солдат дежурный офицер сильно избит… 8 сентября в 34-й пехотной дружине убиты поручик Смеречинский и прапорщик Вильдт… 20 сентября в Калуге толпа солдат нанесла тяжкие побои двум врачам и двум фельдшерам… 30 сентября в Эрзеруме избит войсковой старшина Кучапов… 1 октября в Тифлисе избиты помощник коменданта станции и случайный офицер, в Екатеринодаре убит казачий офицер, в 60-м Сибирского полку бомбой, брошенной в офицерское собрание, ранено 17 офицеров, в 132-м полку избит полковник Макаревич… 8 октября в 63-м Сибирского полку решено перебить всех офицеров, в 313-м полку ранен офицер, а солдаты 217-го и 218-го полков, окружив офицеров, оскорбляли их и закидали камнями… 15 октября в 25-м Туркестанском стрелковом полку избит батальонный командир поручик Андрющенко, а командир полка полковник Данишевский (лучший из командиров полков дивизии) вынужден уйти из-за угрозы расправы,… 19 октября солдатами 26-го полка убит и ограблен начальник 7 стрелковой дивизии ген. Зиборов… 20 октября в Боровичах солдатами 174 пехотного полка убит его командир полковник Буланов… 21 октября во 2-й Туркестанской казачьей дивизии ранен подъесаул Агафонов»… 22 октября в 31-м полку избит ротный командир поручик Чуб… 24 октября в стрелковом полку Заамурской конной дивизии избит ротмистр Головшилов, в 272-м полку — капитан Заметнов, в 3-й Заамурской пехотной дивизии убит прапорщик Сорокин… в 227-м полку на глазах командира и офицеров убит прапорщик Баранов; рядовой 43-го полка убил двумя выстрелами из винтовки подпоручика 123-го полка, при попытке арестовать его солдаты оказали сопротивление, и убийца скрылся. Во 2-й батарее 39-го корпуса в землянку командира была брошена бомба, которой контужено три офицера; в 1-й Кавказской артиллерийской бригаде выстрелом через окно ранен командир батареи»[47], и т. д. Часто «катализатором» убийств были солдатские погромы в прифронтовых городах, с разгромом винных складов, ставшие к тому времени обычным явлением (в одном Ржеве было разграблено 20 тыс. ведер водки), после чего пьяные толпы солдат и местных преступных элементов учиняли расправы над попавшими им в руки офицерами.
