Искандер Гилязов - Легион «Идель-Урал»
Пантуранистское движение имело целью создание самостоятельных государственных образований тюркских народов. Несмотря на то что оно предполагало известное изменение ныне существующих границ, Турция не будет аннексировать их территорию, а окажет лишь политическую поддержку. Речь при этом в первую очередь шла об Азербайджане и Северном Кавказе, затем о Крыме и Поволжье—Приуралье, и лишь затем о Туркестане (Средней Азии). Причем Нури-паша заверял германский МИД, что официальное турецкое правительство придерживается концепции Ататюрка о чисто национальном государстве лишь из практических соображений, что это лишь политика целесообразности, в основе которой лежит страх перед Советским Союзом. Теперь же, когда Германия успешно ведет войну с Советским Союзом, этот страх более не имеет оснований. Но Нури-паша сразу же хотел успокоить германское руководство: турецкие амбиции, по его мнению, никакого территориального характера не носили.
Во время переговоров Нури-паша обратился к Германии с рядом конкретных предложений:
1. Необходимо отделить всех тюркских и мусульманских военнопленных из числа всех советских военнопленных и создать для них особый лагерь, подобно тому, который существовал в годы Первой мировой войны в Вюнсдорфе неподалеку от Берлина (о лагере см. ниже).[26] Затем предлагалось проверить, насколько возможно использование этих военнопленных в качестве боевых отрядов пантуранистского движения.
2. Управление тюркскими и мусульманскими народами на занятых Германией территориях должно быть сосредоточено в руках самих тюрок — это было, пожалуй, пожелание на перспективу.
3. Нури-паша сам хотел играть заметную роль в туранистском движении, он был готов переехать в Германию, чтобы заняться организацией работы с тюркскими военнопленными. В дальнейшем он полагал возможным создание в Берлине Туранского пропагандистского центра со своим участием.
В конце своего отчета Верманн подчеркнул, что Нури-паша уезжает из Берлина несколько разочарованным, ибо здесь его встречали не с распростертыми объятиями. Сам же дипломат выразил весьма осторожный оптимизм в этом вопросе.
И все же игра началась. В начале октября при поддержке немецкого посла фон Папена была организована поездка двух турецких генералов на советско-германский фронт, а именно на Крымский полуостров.[27] Их сопровождал в поездке бывший еще в то время представителем МИДа при командовании 11-й армии Вернер Отто фон Хентиг. Али Фуад Эрден, начальник Академии Генерального штаба Турции, и Хюсню Эмир Эркилет, уже находившийся на пенсии, по воспоминаниям фон Хентига, меньше интересовались «нашими военными успехами, чем нашими политическими намерениями, прежде всего относительно тюркских народов России». Оба генерала высказали серьезное беспокойство за судьбу тюркских военнопленных. Эрден, как официальное лицо, при этом еще должен был как-то сдерживать свои эмоции и следить за высказываниями, но Эркилет, фактически частное лицо, представляя интересы тюрко-татарской эмиграции в Турции, высказывался совершенно определенно и ясно.[28] Их визит, по мнению Герхарда фон Менде, стал последним толчком к созданию так называемых Восточных легионов.[29]
10 октября 1941 г. ответственным специально за пантуранистское движение в МИДе был назначен крупный дипломат, знаток арабского и мусульманского мира в целом Вернер Отто фон Хентиг. При этом предполагалось, что он создаст в МИДе отдельный комитет по пантуранистскому вопросу.[30] Еще до своего назначения, 4 октября, он составил первую справку о туранизме, совершенно четко пояснив, как Германия может использовать враждебные русским пантуранистские силы: через радиопропаганду, листовки, издание журнала для мусульманских военнопленных латинскими буквами на «диалекте Гаспринского», засылка шпионов в области, заселенные тюрками, активная работа с тюркскими военнопленными: отделение их от остальных, большая для них свобода, лучшее обеспечение, применение их вначале на сельскохозяйственных работах, работу с военнопленными постоянно использовать и в пропагандистских целях. Главной целью следовало считать, по Хентигу, военную переподготовку, создание школ для офицеров в особых лагерях и присоединение тюркских военных формирований к немецкой армии. Фон Хентиг отмечал особые заслуги в этой области Алимджана Идриси, с помощью которого он намеревался установить хорошие контакты с лидерами тюркской эмиграции[31].
14 октября фон Хентига посетил предприниматель из Турции Ахмед Вали Менгер, имеющий татарское происхождение, вместе с А. Идриси. По словам германского дипломата, Менгер принадлежал к пантуранистскому движению и работал вместе с Нури-пашой и генералом Эркилетом. На этот раз он выразил желание помочь Германии в работе с тюркскими военнопленными: при их регистрации, установлении личности. Менгер также предложил поставлять для военнопленных через турецкое Общество Красного Полумесяца пищу и одежду.[32]
Между тем в преддверии весенне-летнего наступления германской армии 1942 г. возрос общий интерес к пантуранизму в Германии. Обсуждение вопросов выносилось уже на страницы печати, причем не только специализированных «теоретических» журналов, но и газет. Так, здесь мы можем упомянуть и чисто информативный материал «Туранский идеал» за подписью В.ф.Д. в газете «Frankfurter Zeitung» от 17 января 1942 г. и довольно объективную в высказываниях статью «Туран» (без упоминания имени автора) в газете «National Zeitung» (Эссен) от 4 февраля того же года. В последней, например, отмечается, что туранская идея является большей частью фантазией, а современная Турция — это довольно реалистическая власть, чтобы поддаваться этим фантазиям.
В январе 1942 г. министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп проинструктировал своих подчиненных о необходимости в дальнейшем активно поддерживать пантуранистское движение.[33] Но в то время уже явно наметилась тенденция к тому, что вопросы эти все заметнее переходили в ведение главного соперника МИДа — Восточного министерства. В этом ведомстве народами Кавказа, Поволжья, Средней Азии занимался основной эксперт, профессор Г. фон Менде. Соперничество двух ведомств нарастало. По мнению Иоханнеса Глазнека, главным предметом спора между МИД и Восточным министерством в первой половине 1942 г. стал вопрос об их компетенциях, о разумных пределах поддержки пантуранизма с тем, чтобы это не помешало собственно военным, экспансионистским целям.[34] Из сферы чисто дипломатической, в которой большое место занимали сбор информации, различного рода справки о возможности дальнейшего использования пантуранистского движения в интересах Германии, тесные контакты с заинтересованными лицами (так, в январе 1942 г. в Берлине побывали два видных представителя крымско-татарского национального движения — Эдиге Мустафа Кирималь и Мустежиб Улкюсаль — и выразили пожелание создать в Крыму национальное самоуправление крымских татар, но понимания в Берлине не нашли и уехали безусловно разочарованными,[35] пантуранистский вопрос переходил в сферу военно-политическую (хотя, конечно, разница между войной и дипломатией тогда и была безусловно символической). Желательного, но остававшегося чисто теоретическим, объединения тюркских народов, тем более под эгидой «дружественной» Турции, явно не получалось. Поэтому Восточное министерство и Высшее командование вермахта перехватили инициативу и начали в первой половине 1942 г. конкретную работу по созданию военных формирований отдельных тюркских народов, так называемых Восточных легионов, история которых уже представляет отдельную проблему.
Но МИД, можно сказать, некоторое время еще сопротивлялся. В июне 1942 г. в Берлине вновь побывал Нури-паша и имел беседы во внешнеполитическом ведомстве. Правда, тон его уже значительно изменился: Турция, по его мнению, была заинтересована лишь в культурном влиянии на мусульманские области СССР и лишь в «независимости» Крыма и Кавказа. Примерно в таком же духе высказывался и генерал Эркилет 24 июля 1942 г. при встрече с послом фон Папеном.[36]
Однако все уже было предопределено — пантуранистское движение, так ничего и не показав, становилось для Германии неактуальным. 12 сентября 1942 г. Гитлер предписал, чтобы фон Папен полностью прекратил все контакты с турецкой стороной по поводу будущего Закавказья и Закаспия. Это, пожалуй, можно считать и окончанием попыток использования пантуранистов Германией в своих военно-политических интересах. По крайней мере, толстая папка документов в архиве МИД под грифом «Пантуранизм» завершается бумагами за август 1942 г. В то же время было бы неправильно утверждать, что интерес к тюркскому фактору с августа—сентября 1942 г. в Германии пропал абсолютно, ибо вплоть до 1944 г. тот же посол Ф. фон Папен в своих донесениях из Анкары непременно упоминал активных пантуранистов и давал отдельные оценки движению в целом. Кроме того, тюркский фактор учитывался и при создании уже упоминавшихся Восточных легионов, и так называемых национальных представительств-комитетов в 1943–1944 гг.
