Жюст Руа - История рыцарства
Затем восприемник продолжал объяснять символическое значение каждой части рыцарского вооружения:
«Меч этот имеет вид креста, и дается тебе в поучение: как Иисус Христос побеждал грех и смерть на древе Креста, так ты должен побеждать врагов твоих этим мечом, который для тебя представитель креста; помни также, что меч есть атрибут правосудия, а потому, получая его, ты обязуешься быть всегда правосудным.
Панцирь этот на тебе — защита против вражеских ударов — означает, что рыцарское сердце должно быть недоступной порокам крепостью; ибо, как крепость окружается крепкими стенами и глубокими рвами, чтобы преградить доступ неприятелю, так панцирь и кольчуга закрывают тело со всех сторон в знак того, что рыцарское сердце должно быть недоступно измене и гордости.
Это длинное и прямое копье есть символ правды; железо на нем означает преимущество правды над ложью, а развевающееся на конце его знамя показывает, что правда должна не скрываться, а всем показываться.
Кольчуга означает силу и мужество, ибо как она выдерживает всякие удары, так сила воли защищает рыцаря от всех пороков.
Перчатки, защищающие твои руки, указывают ту заботливость, с какой рыцарь должен беречься всякого нечестивого прикосновения и отвращаться от кражи, клятвопреступления и всякой скверны».
После этого все церемониально выходили из церкви, причем вновь принятый рыцарь шел сбоку давшего ему лобзание. Тогда один из старых рыцарей подводил красивого коня, покрытого богатой попоной, на четырех концах которой был вышит или нарисован. родовой герб молодого рыцаря; наглавник на коне был украшен нашлемником, подобным нашлемнику на каске рыцаря. При этом говорили: «Вот благородный конь, назначаемый тебе в помощники для твоих славных подвигов. Дай Бог, чтобы он помогал твоему мужеству; води его только туда, где стяжаются честь и добрая слава!» Влагая ему в руки поводья, говорили: «Эта узда, укрощающая пылкость скакуна, эти поводья, посредством которых ты можешь править конем по своему произволу, означают, что благородное сердце обуздывает уста и избегает злословия и лжи; что оно обуздывает все свои страсти и руководствуется рассудком и справедливостью».[10]
Часто бывало, что сама супруга государя повязывала ему шарф, прикрепляла перья на шлем и препоясывала его мечом.
Когда под окнами дворца герольды начинали играть в трубы, новый рыцарь, несмотря на тяжесть доспехов, часто не влагая ноги в стремя, мгновенно вскакивал на своего коня и гарцевал, потрясая копьем и сверкая мечом. Немного спустя, в том же наряде показывался он на площади. Там приветствовали его восклицания народа, который веселыми криками выражал свой восторг от приобретения нового защитника. Казалось, одно присутствие его внушало толпе, жаждавшей его лицезрения: «Все вы, томящиеся в ожидании мстителя, слабые вассалы, угнетаемые деспотическими законами властителя, несчастные питомцы, тяжба которых затягивается вероломным судьей, люди честные, но оклеветанные, поносимые публично, отрите, наконец, ваши слезы, обратите ваши утешенные взоры к небу: в лице нового рыцаря оно посылает вам ангела-хранителя; жаждущее добра сердце его угадает ваши невзгоды; ступайте к герою, укажите ему, кого должно поражать копье его, где раздаваться его горячему красноречию, где проливаться его крови и где расточаться его золоту! Если вы скованы по ногам, криком скорби отвечайте на возгласы, возбуждаемые его присутствием, машите белым платком или поясом из ваших темниц, — он полетит к вам, он выслушает ваши жалобы, он положит ваши просьбы к подножью трона, на коленях будет ждать решения монарха, потом, призванный на помощь угнетенному, он опрокинет ненавистные памятники тирании феодализма, сломает эти окровавленные виселицы, эти гордые столбы, эти произвольные дорожные пошлины и не заснет он, пока не увидит улыбки несчастных, которые к нему взывали».[11]
По возвращении нового рыцаря во дворец или в замок, дамы принимали его с изъявлениями радости и любви; они помогали ему снять доспехи и накидывали на его плечи богатую мантию на беличьем меху. (мантия была из красного сукна на горностаевом меху, если рыцарь был сыном короля или принца.). Потом отправлялись в пиршественный зал, где новый рыцарь занимал почетное место — рядом с теми, кто дал ему лобзание.
Таков был обряд посвящения в рыцари при дворах королей, принцев и грансеньоров в мирное время. Но во время войн рыцарское звание жаловалось среди лагеря, на поле битвы, пред победой или после, в проломе взятого приступом города.
Хотел государь удвоить силы своей армии, не увеличивая числа низших воинов, — он создавал рыцарей. Надо было переплыть реку в виду неприятеля, занять силой дефилей, преодолеть большую опасность, перед которой бледнели неустрашимейшие ветераны, — воины с добрым именем тотчас получали звание рыцаря. Шло ли дело о том, чтобы на усеянной железными остриями башне, защищенной неприступными скалами и глубокими оврагами, водрузить знамя, — снова провозглашались рыцари. И всякий раз, когда нуждались в смельчаках ввиду неминуемой опасности, или когда обыкновенные средства становились недостаточными, требуя усилий нечеловеческих, являлись охотники и производились в рыцари.[12]
В этих случаях весь обряд посвящения ограничивался тремя ударами мечом по плечу вновь посвящаемого, причем произносились следующие слова: «Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, и Св. Великомученика Георгия жалую тебя в рыцари». Затем следовало лобзание.
Такая дивная политика порождала целые фаланги героев. Каково же было могущественное влияние чести, когда одно звание рыцаря побуждало его превосходить себя самого, делало из человека существо сверхъестественное! С трудом можно верить чудесам, происходившим от этих магических повышений. Лишь только кончалась короткая церемония возведения в рыцари, как воин, спеша заслужить шпоры, бросался в самую чащу свалки. Часто пожалованный титул рыцаря бывал патентом смерти или славной раны. Но какова бы ни была судьба рыцаря, он постоянно думал, что сделал еще слишком мало, чтобы удостоиться этой чести; даже жертвуя жизнью, он полагал, что едва выплачивает долг отечеству и государю. Рыцари, посвящаемые таким образом, назывались рыцарями битвы, рыцарями приступа, рыцарями подкопа и пр., смотря по обстоятельствам, доставлявшим это звание.
Между подобного рода посвящениями, одно, по своей исключительности, заслуживает внимания. В 1429 г. английский полководец Суффольк, принужденный Жанной д'Арк снять осаду с Орлеана, заперся с своим многочисленным, испытанным в боях гарнизоном в городе Жаржо. Осажденный в свою очередь Жанной, он не сдается. Но французы, воспламененные ее присутствием, взбираются на укрепления Жаржо. Напрасно англичане мужественно сопротивляются! Они не могут удержать порыва противника, они оставляют укрепления, и каждая улица, каждая площадь становятся полем битвы, где является либо смерть, либо плен. Суффольк и сам увлечен. Не видя спасения, он решается с некоторыми храбрецами отступить и, сражаясь, старается занять форт, выстроенный на мосту, соединяющем город с правым берегом Луары. Но Вильгельм Реньо, оруженосец, овернский дворянин, заметив это движение, устремляется во главе нескольких французов по следам Суффолька, чтобы отрезать ему отступление. Суффольк силится остановить врага. Однако мечу Реньо ничто не может противиться. Один из братьев английского полководца уже убит, и самому ему грозит та же участь. Вдруг Суффольк кричит Реньо:
— Ты дворянин?
— Да, — отвечает воин.
— Ты рыцарь?
— Только оруженосец, — возражает Реньо.
— Ну так приблизься, я возведу тебя в звание, которого ты достоин: своей храбростью ты заслужил сегодня золотые шпоры.
Реньо скромно, но с достоинством, приближается, преклоняет колено, Суффольк ударяет его мечом но плечу, принимает предписанную уставом клятву, произносит обычную формулу и, подавая ему рукоятку того самого меча, которым совершил обряд посвящения, говорит:
— Встань! Теперь ты рыцарь, прими меня на выкуп: я твой пленник.
Так английский полководец избежал стыда сдаться простому оруженосцу.
Уже сказано, что сначала в рыцари возводились только дворяне, но случалось, что в чрезвычайных обстоятельствах или за необыкновенные заслуги, в это звание возводились и простолюдины. В таком случае только государь имел право жаловать в рыцари, и пожалованные, со дня посвящения, делались дворянами и пользовались всеми почестями и привилегиями рыцарского звания. Так, когда рыцарство Филиппа Прекрасного почти совершенно было уничтожено фламандцами, он сделал нечто вроде набора: всякий, имевший двух сыновей, должен был сдать одного в рыцари, а имевший трех вооружал двух. Фридрих Барбаросса за храбрость на самом поле битвы посвящал в рыцари простых воинов и даже крестьян. Авторы, приводящие эти случаи, оплакивают их, как падение рыцарства. Посвящаемые таким образом назывались рыцарями из милости (les chevaliers d'Accolis ou de Grace). Большое число рыцарей-трубадуров также вышло из простонародья и своими подвигами достигло этой чести.
