Поль Фор - Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны
У гор Аркадии — иные очертания, иные обитатели. Сверху видны оголенные серые скалы, щетинящиеся острыми обломками, — сплошной карст. Невольно говоришь себе, что люди или изначально не могли здесь жить, или погубили эту землю. На самом деле на этом известняке, нагроможденном морями от Триасийского до Критского и получившем имя от города Триподлиса, никогда не было слоя гумуса, а потому он всегда был бесплодным. Труды Филиппсона и обычный здравый смысл подтверждают это в полной мере.
Сморщенные, искореженные землетрясениями, источенные снегом и дождями, крепкие на вид скалы крошатся, как сахар. Ломаются, истаивают, образуют проточины, галереи, пещеры, рассыпаются и исчезают, лишь кое-где оставляя тонкие полоски красной глины, разделяющие известняковые ложа. Поскольку вода постоянно стремится проникнуть в глубину, с каждым годом она все больше размывает ущелья или катавотры и выбирается на поверхность лишь наткнувшись на сланец или другую прочную горную породу, после чего уже спешит к морю. Благодаря ей в здешних краях всегда могли жить люди, мелкий скот и хищники. Из растительности тут встречаются лишь чертополох, астрагал, чабрец и карликовые колючие дубки. Там, где есть хоть сколько-нибудь глины и из скалы пробивается ручеек, прорастают жесткие травы, которые чахнут уже к концу весны. Пастухи пригоняют сюда стада, а вместе с ними приходят и божества, дабы гулять по влажным пещерам Эриманфа и Киллены на севере, Ликея — на западе, Истма, Тайгета и Парнона — на юге, Коринфских и Арголидских гор — на востоке. Это нимфа Майя и ее божественный сын Гермес, пастуший бог Пан, владычица морей Каллисто, впоследствии слившаяся с Артемидой, и повелитель хищников, в одной из своих ипостасей, Аполлон. Здешние бесплодные горы — в большей степени убежище и место борьбы за выживание, чем где бы то ни было. Не столько рай аркадских пастухов, сколько край охотников, героев и отщепенцев.
На Крите горы и холмы занимают более 95 % общей площади. С запада на восток различаются пять отдельных массивов: Белые горы, Амари, Ида (совр. Псилорити), Ласити, Малавра, или горы Ситии, — своего рода гигантский частокол, сквозь который пробиваются свет, вода и люди. Сьерра Белых гор взлетает до 2452 метров, Пик Ситии — до 1476 метров, Ида — 2456, вершина Ласити — до 2148 метров, а меж ними лежат холмы и долины, покрытые виноградниками, оливами, смоковницами и засеянные пшеницей, они-то и разбивают непрерывную цепь скал. Нет ничего разнообразнее этих гор — доломитовых на востоке, известняковых юрского периода — к югу от Малии и Канеи, кристаллических — в центре, песчаниковых и сланцевых с белыми, как на склонах Пинада, вкраплениями — в Амарии, лабиринтов метаморфических скал — на западе, лиловатых и голубых ближе к Ситии, серых и серебристых посередине и бледнеющих до кипенно-белого по мере приближения к «стране мертвых». А какое обилие запахов — от бальзамических до хвойных, как прихотливо распределены источники воды — от величайшего изобилия до почти полного отсутствия, и сколь сильно разнится зеленый покров!
В эпоху, о которой идет речь, горы Ситии и Ласити были почти столь же безлесыми, как и теперь; Южный массив покрывали алеппские сосны и мастиковые деревья, Ида на высоте 1700 метров представала сплошными зарослями дубов, бальзамина и кипарисов, горы Амари были покрыты ладанником, каменным и греческим дубом, Белые горы (во всяком случае там, где растительность была) — горными лугами, частоколами сосен и гигантских кипарисов. На западе горы Селион и Касамос, изрезанные четырнадцатью исполинскими ущельями, покрывал ковер вереска и каштана. И всюду — пещеры и карстовые отложения (на Крите их насчитывается более 3400), водоемы, пропасти, долины, поля, владения пастухов, пасущих стада, убежища изгнанников и переселенцев, богов и обитателей подземного мира.
Имена пяти священных гор Крита доэллинской эпохи всплывают также в Мизии и неподалеку от Трои: Олимп, Ида, Дикта, Берекинф, Гиппокоронейон. По другую сторону Эгейского моря и даже на Кипре, где встречаются аналогичные топонимы, ахейские воины стремились найти такие же климат, пейзаж, леса и горы, какие они оставили в континентальной Греции. Гора Ида в Троаде, откуда Зевс любовался побоищем, с точки зрения геолога — обширный ансамбль метаморфических скал, преимущественно слюдяных и сланцевых, с вкраплениями металла, окруженный известняками периода миоцена. Но для тех, кто явился туда не только побродить, но и поработать, это место было ценно своими стройными, высокими дубами и елями, пастбищами и рудниками, каньонами с глубокими пещерами. Бригады угольщиков и рудокопов, пастухи, пасшие овец и волов, и теперь воюют здесь с волками и медведями. А в эпоху античности там водились еще львы и пантеры — эти хищники изобиловали в Македонии и Фракии даже через много лет после Троянской войны.
Я хочу сказать, что для современников Ахилла гора была чем-то иным, нежели для людей эпохи Перикла или для нас. Поросшая лесом, влажная и дикая, надежная и приспособленная для человеческих нужд, она олицетворяла собой нечто большее, чем естественное хранилище воды, — и охотничьи угодья, и пастбища, и укрытие, и источник пропитания (здесь собирали желуди, плоды букового дерева, сосновое семя, каштаны, ягоды — землянику, обычный и испанский боярышник, плоды каменного дерева, фисташки, зизифус, терновник, рябину и можжевельник). Но главное, гора — это место поклонения; и сама по себе, и каждая из ее вершин, пещер и священных кущ. Там, в тайне от посторонних глаз, сведущие люди, рудознатцы и кузнецы отыскивали желтые или зеленые минералы, из которых добывали медь, порошок для изготовления глазури, а также галенит, аргентит или цинковую обманку, получая, соответственно, свинец, серебро и цинк. Мы едва начинаем понимать, как богата была Древняя Греция минералами.
Из классической литературы известно, что с V века до н. э. греки разрабатывали среброносные свинцовые рудники во Фракии, Лавреоне и на Сифносе, названия Халкидики и Халкиды, города бронзы на Эвбее, указывали на существование где-то неподалеку медных рудников. Но только уже в наше время геологи обнаружили наличие как минимум 50 мест залежей полезных ископаемых в одной микенской Греции, не считая Кипра, и более ста — среброносного свинца и серебра в тех же районах. Например, на Крите, где до 1965 года было известно всего шесть месторождений этих металлов, автор данной книги нашел еще не менее двух десятков: возле античных городов, в лесных массивах, богатых древесным углем, на Астерусии, Иде и в Белых горах. Разумеется, они вряд ли заинтересовали бы современную промышленность, жадную до пород с высоким содержанием чистого металла, но во времена ремесленничества и собирания минералов с поверхности земли они давали жизнь весьма активным корпорациям. Около 1220 года до н. э. в крохотном царстве Пилос на две дюжины городов приходилось не менее 400 кузнецов, обрабатывавших бронзу и драгоценные металлы. В среднем — по 17 мастеров на каждый город, и это не считая подмастерьев и рабов.
Теперь ясно, что составляло экономическую и отчасти военную мощь государств, кажущихся нам маленькими и бедными, хотя легенда пышно именует людей, правивших ими, царями. Ахилл, сын Пелея, правил, как гласит предание, Сперхейской долиной и прилегающими высотами. При этом никто не упоминает, что в массиве Отрис по меньшей мере в семнадцати местах обнаружены залежи минералов, содержащих медь, в том числе довольно крупные — в двенадцати километрах к северо-востоку от Ламии. Кто знает, что Агамемнону принадлежали рудники в горах Ойнои к западу от Аргоса, а Менелай добывал медь в двадцати пяти километрах к югу от Спарты в массиве Парной неподалеку от Монемвассии, серебро — на Тайгете и Парноне и что Эврот в пяти километрах от Спарты золотоносен? Склоны горы Окхи (1598 м), богатые всякого рода металлами, принесли достаток Каристу и Стире на Эвбее и обеспечили могущество абантов, участников Троянской войны.
Как правило, в глазах микенцев мир минералов не был мертвым. Там, где наша, чисто мирская наука видит лишь ботанику, зоологию и геологию, душа древнего грека, более чувствительная к тайнам бытия и взаимодействию сущностей, улавливала присутствие чего-то нематериального. Пейзаж для горца становился музеем скульптуры, бестиарием и гербарием. Так, группу камней или камень, стоящий вертикально, он называл гермой, словом, от которого произошло имя божественного Гермеса. Он наделял минералы полом, благотворной или пагубной силой, знал, какие нимфы живут под корой ясеня или лавра, а в голосах птиц — орла или соловья — слышал глас божества или усопшего героя. И вовсе не требовалось ждать классической эпохи, чтобы создать язык цветов: гиацинты, асфодели и нарциссы с их доэллинскими именами, безусловно, несли в себе зловещий, связанный со смертью смысл еще в микенские времена.
Равнины
