Борис Синюков - Логическая история цивилизации на Земле. Дополнительные доказательства моей теории (Часть 1)
Поэтому насчет почти идиотской архитектуры храмов я начал рассуждать именно исходя из «непреодолимой» традиции. И я не забыл, что Моисеево колено в Западной Европе более быстро преодолело эту традицию, превратив новые храмы быстренько в простой, но очень функциональный сарай. То же самое сделали на Ближнем Востоке и в Средней Азии, а вот Россия все еще не может отойти, хотя явные потуги к этому имеются. (См. рис. 2).
Ясно видно, что «куча детских игрушек» здесь только обозначена, как совершенно «необходимая» дань традиции, тогда как на самом деле это уже одно здание, а не куча зданий, неизвестно зачем собранных вместе. Совершенно очевидно, что дань традиции только отмечена, как бы даже стеснительно, что пренебрегают ей по существу. Таков же точно и храм Христа Спасителя, построенный Лужковым по старым чертежам. Но чертежи — то эти всего лишь конца позапрошлого века.
Рис. 2. Архангельский собор Московского Кремля.
Теперь, прежде чем перейти к сути этой традиции, отвлекусь немного в сторону от данной темы, оставаясь в рамках моей концепции о значении евреев вообще и Моисея в частности. Отвлекусь я в сторону слова «софия». В предыдущем разделе я уже отметил, что имя София — это, скорее всего, не столько имя, сколько обозначение судейского чина. Дело в том, что первейший «христианский» собор в Константинополе называется «св. Софии», а такие же соборы в Киеве, Великом Новгороде и других российских местах называются просто «Софийскими» соборами, что так и хочется «перевести» как судебные соборы. Но традиция не дает, она исподволь толкает нас к имени святой Софии.
Теперь же я спрошу вас: почему это вдруг главнейшие церкви посвящены хотя и святой, но все — таки женщине, притом даже не Богородице? Мы настолько к этому привыкли, что даже не даем себе отчета, что это невыносимая глупость. Вернее даже, оскорбление самого Христа и его матушки. По — моему, если церковь все — таки христианская, то главные церкви должны быть поставлены именно ему и его матери, не говоря уже о самом господе боге. И у меня по сему выходит, что первые церкви были отнюдь не церковными храмами, а всего лишь судами. И именно для судов нужны дополнительные помещения (библиотека, совещательные комнаты, канцелярия и так далее). А сам зал заседаний суда, притом на виду заинтересованных лиц и зевак, тогда будет то, что мы сегодня имеем в храмах. И именно тогда понадобится возвышающийся над общим полом помост для судей (амвон) и даже софиты для его освещения. В результате будет: софеты (Софии) на софе, освещаемые софитами. Кроме того, выйдет, что именно женщины судили, а посему и названы эти судилища софийскими. Оно и Ренан отмечает, что первым судьей все — таки была женщина, Дебора. И ни бог, ни Христос, ни его мама тут совершенно не при чем, что доказывает близость к нам по времени матриархата, и о чем я не устаю повторять.
Впрочем, может быть и так, что при насильственном внедрении католичества судебные учреждения на Западе намеренно и постепенно преобразовывали в религиозные учреждения и в результате этого более быстрыми темпами шло функциональное их приспособление, превратив их в полнофункциональные сараи. Реформация же и Просвещение, поборов католицизм, не стало вновь превращать церкви в суды, а построило новые суды. Просвещение, оно же — интеллигентное.
Собственно и театр, я думаю, произошел из «софийских» соборов, и туда же перекочевали софиты. Ибо в судах всегда больше зевак, чем непосредственно принимающих участие и заинтересованных в исходе судебного процесса.
На Ближнем Востоке главным отличием храмов является наличие минаретов, но не только. Кроме купольных крыш, явившихся миру из — за отсутствия подходящей древесины на потолки, обращает внимание то, что эти храмы изначально предназначены для больших собраний народа, а минареты — для его созыва. Ведь часы в большом количестве возникли уже после возникновения храмов. И это, в свою очередь, говорит о том, что там никогда не было судов как таковых, а сразу и бесповоротно строили храмы — рассадники идеологии рабства. А уже это подтверждает мою теорию азиатской людоедской формации. (См. мои другие работы).
Хотя я должен высказать и другую идею. Торговое племя на то оно и торговое, чтобы начать с торговли, а не с идеологии. Восточное колено «израилево» (см. другие мои работы) просто не могло обойтись без караван — сараев (караван — дворцов), которые не что иное, как обыкновенные восточные базары. Я хотел было уже скопировать сюда какую — нибудь картинку, показывающую суть этого строительного явления, но потом подумал, что большинство россиян представляют себе Казанский вокзал в Москве. Я потому говорю о Казанском вокзале, хотя по внутреннему пространству все вокзалы одинаковы, что он сооружен по традиционной восточной, безлесной технологии, со сводчатыми потолками при значительном пролете. И если к этому вокзалу прибавить парочку минаретов, то он ничем не будет отличаться от мусульманской мечети. Я этим хочу сказать, что первоначально были караван — сараи, а потом их без лишних затрат превратили в мечети.
Караван — сараи, а особенно то, что их ныне нет или от них остались одни развалины, говорит мне о том, что торговля на Востоке получила сначала свое почти гипертрофированное развитие, а потом скукожилась, вернее, переместилась просто на улицы, так сказать, для простого народа. А на их месте и по их образу и подобию возникли ханские дворцы, в которых центральный зал превратился во внутренний дворик. И все покои выходили на него, разнообразясь лоджиями, балконами, открытыми верандами. То есть, центральное место заняли покои, а не «общий зал». С мечетями же происходило наоборот, основное внимание было уделено многочисленному собранию, то есть молельному залу, а вспомогательные помещения почти исчезли. Поэтому караван — сарай — это как бы промежуточное положение между мечетью и дворцом, где равное значение предоставлено как главному торговому залу, так и многочисленным, по бокам, помещениям для магазинчиков и складов.
Но на Востоке так и не появилось театров, на Западе же храмы, они же суды, стали одновременно и театрами, которые как и суды стали иметь самостоятельное значение, и потребовали перепланировки. Во — первых, гардероб, во — вторых, буфеты, в третьих, фойе. А от Востока им достались балконы и лоджии, они же — ложи. Таким образом, в этих сооружениях проглядывает одна и та же идея: создание города в городе, причем резко отличающемся от всех остальных жилых помещений, но с общей идеей для обоих, состоящей в том, что основное внимание уделено внутренним удобствам в ущерб внешней красоте. Живущие внутри никогда не задумывались о том, как это выглядит снаружи. Примером может служить константинопольский храм св. Софии — беспорядочное нагромождение циклопических камней.
Я, конечно, не обращаю внимания на контрфорсы — дань более поздней необходимости, но и без них тут хаоса хватает. Главное здесь — грандиозность и циклопичность, и больше — ничего.
Теперь пора вернуться опять к русским храмам. И снова отметить, что они представляют собой как бы отдельные сооружения, чьей — то властной и сильной охапкой сдвинутых в одну общую кучу. И здесь же я хочу отметить, что такое положение на Руси продолжалось дольше всех, и только совсем недавно приобрело черты конформизма, давно уже процветающего как на Западе, так и на Востоке. И именно этот русский традиционализм заставил меня глянуть на проблему архитектуры как бы новыми глазами. Постепенно я узнал, что почти такие же храмы строились и в Грузии, и в Армении, и в Германии, вообще по всей Западной Европе, но только от них постепенно отказались. Я только ничего подобного не нашел в Иране и Ираке, но, может быть, плохо искал.
На этом этапе я узнал, что вообще церковной архитектуре свойственны так называемые базилики, в которых «заседали суды и шла торговля» по выражению Льва Любимова, автора «Искусства Древней Руси». Это меня обрадовало, так как все предыдущее я написал, еще этого не зная. Далее я узнал от того же автора, что базилики разделялись на несколько продольных частей — нефов (или кораблей). А «такой тип христианского храма со средним нефом, обычно более просторным и высоким, а впоследствии, на Востоке, и с поперечным (трансептом), придающим храму форму креста, получил название базиликанского».
Таким образом, выходило, что, и историки искусства знают, что храмы в принципе на всей Земле одинаковы и представляют собой в самом общем и первоначальном типе анфиладу строений или их беспорядочную кучу. Вот что для меня было главным. Вторым по значению было то, что храмы без видимой на то причины высокие. Но это могло быть и просто приближением к небу, как у строителей Вавилонской башни. Но против этого говорило наличие в боковых приделах храмов — этажей, то есть многоэтажности строений. И я сразу сообразил, что никакой дурак не будет строить дом в несколько этажей, места на Земле в те поры было предостаточно. Не Нью — Йорк все — таки. То есть, во — первых, проглядывала тенденция скученности строений вплотную друг к другу, во — вторых, их многоэтажность. И эта особенность храмов практически на всей Земле, не дураки же ее населяли в те поры. То есть, дурость выходила — всеобщая. Но так не могло быть, если бы народы развивались так сказать, в собственном соку. Несомненно эта тенденция или идея кем — то была повсюду привнесена, притом кем — то одним, в одновременной дурости договориться невозможно.
