Александр Сидоров - Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)
Находившийся в годы войны заключённым в Ветлаге Д. М. Панин в своих «Записках Сологдина» пишет:
«Много российских людей жили мечтой о войне, которая даст толчок к освобождению… Первое время заключённые лагерей жили той же мечтой: вступить в ещё не родившуюся тогда российскую освободительную армию и вместе с другими русскими людьми вести борьбу за освобождение остальной страны».
В лагерях были не только миллионы таких мужественных людей, как Панин, — готовых взяться за оружие, но и хорошо подготовленные командиры, как, например, один из его друзей по лагерю бывший офицер Николаевский.
«Если бы при иной, новой тактике войны, — пишет Д. М. Панин далее в своей книге, — за несколько суток в лагерные центры были бы сброшены десанты, Николаевский оказался бы сразу одним из неповторимых полководцев, за ним пошли бы когорты заключённых, и он был бы на своём месте».
Как свидетельствует не только один Д. М. Панин, в начале 1942 года в одном из лагпунктов на Печоре, куда хотел высадиться со своим десантом Бессонов, заключённым удалось разоружить охрану и поднять восстание, докатившееся до Усть-Усы и подавленное только в силу недостатка боеприпасов.
Все эти свидетельства показывают, что в условиях первого года войны освободительное движение могло быть успешно начато при координации небольших сил вторжения с многомиллионной массой заключённых.
Что тут можно сказать? «Свидетельства» Панина заслуживают примерно такого же доверия, как и «исторические исследования» многих советских ангажированных учёных, сочинявших многотомные «Истории Великой Отечественной войны» исходя прежде всего из партийно-политических соображений. Дмитрий Панин делает то же самое — только с другой стороны. Одни стремились понравиться Политбюро, другой — историкам и политикам Запада, которые имеют о России настолько отдалённое представление, что способны без саркастической усмешки прочесть фразу «Много российских людей жили мечтой о войне, которая даст толчок к освобождению…». Подобными «свидетельствами» избегают пользоваться даже серьёзные западные учёные, изучающие историю второй мировой войны.
А уж убеждать читателей, будто «заключённые лагерей жили мечтой вступить в российскую освободительную армию» и воевать под вражескими знамёнами — значит рассчитывать на абсолютную невежественность тех, к кому обращаешься.
Вообще автор этой книги предостерёг бы добросовестных исследователей от некритического использования «воспоминаний и размышлений» Дмитрия Михайловича Панина. При всём уважении к нему как к гулаговскому узнику, долгие годы проведшему в сталинских лагерях, когда изучаешь его мемуары и «философское наследие», неизбежно приходишь к печальному выводу: практически всё написанное Паниным не отличается ни глубиной мысли, ни большим умом, ни объективностью. Вышедший в 1998 году двухтомник Панина «Мысли о разном» просто оставляет жалкое впечатление: много разного, но мало мыслей… Более того: патологическая ненависть к большевизму не позволяет ему сколько-нибудь беспристрастно оценивать исторические события. Можно говорить о том, что это — не вина его, а беда. И даже по-человечески понять. Но кому от этого легче?
И всё же объективности ради проанализируем высказывания Панина. Он ведь тоже как-никак был русским зэком!
Прежде всего заметим определённую солидарность Панина… со сталинскими чекистами! В одном из отчётов ГУЛАГа читаем:
«В течение 1941–1944 гг. в лагерях и колониях вскрыто и ликвидировано 603 повстанческих организации и группы, активными участниками которых являлись 4640 человек».
Правда, четыре с половиной тысячи заключённых на несколько миллионов — это не так много, как хотелось бы Панину. К тому же наверняка органы НКВД «обезвредили» немало «липовых» «фашистов». Хотя факт существования некоторых лагерных подпольных организаций — «Железная гвардия», «Русское общество мщения большевикам», — по мнению кандидата исторических наук В. Земскова, не вызывает сомнений. И всё же Земсков замечает в этой связи:
В отчётах ГУЛАГа о настроениях заключённых отмечалось, что только незначительная их часть надеется на освобождение с помощью гитлеровцев. У большинства же царили патриотические настроения.
В общем, даже рьяные чекисты, у которых не было особых причин щадить арестантов и которые всегда с удовольствием стряпали дела о «липовых» заговорах, не наскребли в лагерях и пяти тысяч «фашистов»!
Теперь о «бывшем офицере Николаевском», который был готов взяться за оружие и сражаться против сталинского режима и которого автор «Записок Сологдина» характеризует как «неповторимого полководца», способного повести за собой когорты заключённых. Честно говоря, о полководческой исключительности Николаевского мы можем судить только по восторженным отзывам самого Панина. Да и само существование этого офицера в реальной действительности — тоже под большим сомнением. Но — поверим Панину. Допустим, был такой Цезарь в лагерях.
Только вот ведь какая маленькая деталь: в тех же лагерях отбывали срок сотни тысяч «политиков», в реальности которых, во-первых, не приходится сомневаться, а во-вторых, среди которых были сотни и тысячи действительно опытных командиров, военспецов, солдат, имевших за плечами боевой опыт! И все они рвались на фронт — сражаться против фашистской Германии! Это — факты, как говорится, железные. Тот же Лев Разгон описывает целую галерею таких полководцев, которым не пришлось повоевать, поскольку 58-я «политическая» статья на фронт не допускалась.
Это, например, Николай Васильевич Лисовский, царский офицер, ещё до революции окончивший Академию генерального штаба имени Николая Первого, воевавший в первую мировую войну в качестве начальника штаба полка, а позже — командира полка. С первых же дней примкнул к революции. В 30-е годы долго работал начальником оперативного отдела Штаба РККА. Этот, что ли, бившийся с германцами в 14-м году, стал бы на их сторону? Или его стратегические способности уступали мифическим «талантам» Николаевского?
Яков Захарович Покус — командир партизанской дивизии, которая в гражданскую войну в страшных по упорству и кровавых боях брала Волочаевск. Человек редкого хладнокровия, отваги и мужества.
Или Степан Николаевич Богомяков — бывший начальник штаба Особой Дальневосточной армии. Окончив в 1914-м году скороспелые офицерские курсы, к 1917 году он уже был подполковником и командовал полком. После 1917-го — в Красной Армии, начдив с двумя орденами Красного Знамени. Войну встретил на Первом лагпункте Устьвымлага — как раз в тех местах, куда собирался десантировать своих бравых парней «гитлеровский чекист» Бессонов.
Вот что пишет Разгон о том же Лисовском:
…Лисовский почти всю жизнь занимался нашей западной границей и возможным противником на Западе. Всё, что происходило в 39-м и после, он воспринимал как нечто личное, происходящее с ним самим. Был непоколебимо уверен в неизбежности войны с Германией… О теории «малой кровью, на чужой земле» он отзывался изысканным матом старого гвардейца.
Несмотря на всю свою сдержанность и выдержку, он предсказывал колоссальные военные неудачи нашей армии! Когда, через месяц полной изоляции, у нас снова появились радио и газеты, мы могли судить, что все предсказания Лисовского оправдывались со страшной последовательностью. Он довольно точно предсказал направление главных немецких ударов. Весной 1942 года, почти с абсолютной точностью, начертил мне направление будущего удара немецких армий на юг и юго-восток… Было что-то чудовищное в том, что высокопрофессиональный работник, всю жизнь готовившийся к этой войне, сидит на зачуханном лагпункте и нормирует туфту в нарядах. А ведь в Генштабе сидел его бывший ученик и подчинённый Василевский!
И вот этим людям — которых, повторяем, были сотни и тысячи — мог бы противостоять какой-то мифический Николаевский?
Заметим, что многие из этих людей ненавидели и презирали большевистский режим! Но они даже помыслить не могли, что в выборе Россия-Германия можно занять сторону «тевтонских псов» — какими бы «благими намерениями» себя ни оправдывать!
Мы не однажды уже цитировали мемуары Олега Васильевича Волкова — узника гулаговских лагерей. Обратимся к ним и на этот раз. Волков рассказывает о своём брате Вячеславе, отбывшем до войны пятилетний срок «за политику», а с началом фашистской агрессии пошедшем добровольцем на фронт. Обратим внимание, что бывший «политический уголовник» всё же смог сражаться в рядах Красной Армии (арестантам-«политикам» это было категорически заказано). Более того: Вячеслав стал офицером, окончив двухмесячные курсы! Правда, сражался он и погиб, возглавляя штрафное подразделение… Вот что пишет по этому поводу Олег Волков:
