Николай Костин - Десять покушений на Ленина. Отравленные пули
Обговорили детали, распределили обязанности. Пелевин закряхтел, завозился на табуретах.
— Братишки, пустячек забыли…
— Чего еще? Деньги твоему приятелю отсчитаем до копейки…
— Монета нужна мне.
Все дружно повернулись к Пелевину: террористы презирали деньги. Их помыслами все же двигала идея: хорошая ли, плохая ли. И вот отыскался в отряде сребролюбец…
— Так ты — за деньги? — Зеленков расстегнул кабуру пистолета.
Пелевин выкатил глаза.
— Вы что, братва?! Разве можно без денег?!
— Знаешь, Пелевин, — угрожающе придвинулся Королев. — Катись-ка ты отсюда… Поспеши, не то унесут.
— Но, но! — Полегче… Деньги нужны, чтобы за него уплатить!
— За начальника охраны? Так он получил аванс.
— Тьфу, дуроломы! Аппарат-то недешев…
— Че-го?!
— Чтобы замок в кассе открыть — специальный аппарат нужен. В Губпродкоме сейф — слону не сдвинуть. Аппаратом в момент замок выплавим. Я, конечно, расстарался, отыскал. С хояевами сторговался. А вы меня за грудки.
Боевики смутились.
— Прости, плохо о тебе подумали…
— Бывает… Чего там…
Подкупленный начальник охраны провел Пелевина, Королева и Зеленкова в Губпродком. Иванова и Коноплева остались у входа. Бойкая на словах, Иванова на деле неимоверно трусила. Это забавляло Коноплеву.
Семенов, однако, Иванову ценил. Она всегда приносила ценную информацию. Добывала ее, видимо, не без помощи брата Николая — кандидата в члены ЦК ПСР.
Бремя тянулось медленно. Женщины на улице истомились. Вроде бы и дело пустяшное. Охрана подкуплена. Оставалась черновая работа: вскрыть сейф. Коноплевой было не по себе: борцы за идею, а как уголовники стоят на стреме…
Но вот хлюпнула дверь. Вышли Королев и Зеленков. Следом за ними — Пелевин и начальник охраны. Коноплева шагнула к ним.
— Где же деньги?
— В кассе. Где же им быть, — хохотнул подвыпивший начальник охраны. Пелевин виновато развел руками.
— Замок до конца не выплавили, не хватило кислорода.
— Шляпы! — с презрением процедила Коноплева.
— Черт его знает, сколько кислороду в баллонах. Я не инженер, — смущенно оправдывался Пелевин.
Возвращались в Хлыстово раздосадованные. Пьяненький начальник охраны пуще всего боявшийся, что потребуют назад "аванс", плелся сзади, утешал:
— Ничего, ребята, разживетесь баллонами и расплавите сейф. Я проведу и выведу, не сомневайтесь.
Семенов и на этот раз не огорчался: не вышло здесь, получится в другом месте…
Гражданин Никаноров, проживающий в Подмосковье, дом пятистенку давно не ремонтировал: драночная крыша взялась ядовито-зеленым мохом. Крыльцо покосилось: гнулись, трещали половицы — вот-вот провалятся. Ограду ветром качало, а хозяин словно не замечал. Отговаривался — недосуг ремонтом заняться. В добрые старые времена постоянно по России мотался, а ныне и вовсе редко бывал дома. Служил на железной дороге то ли проводником, то ли контролером. Никаноров — бобыль, дружбы с соседями не водил, даже постирушки сам затевал. Неумело и подолгу возился с прищепками, развешивая во дворе серое, плохо прополосканное белье. Бабы жалели мужика, солдатки пробовали окрутить его — не выходило…
И никто не знал, что гражданин Никаноров вовсе не проводник и не контролер, что может запросто купить поселок со всеми потрохами. Крупный спекулянт, пустив в оборот родительские капиталы — старик — отец приторговывал по малости золотишком в Сибири — крепко нагрел руки на поставках в армию: гнал на фронт гнилые шинели, сапоги с картонными подошвами. Разбогатев — утихомирился. Присмирел, старался жить незаметно, не привлекать внимание.
Однако, привлек. Им заинтересовались уголовники, через них и вышел на подмосковного миллионера Григорий Семенов.
"Проведать" Креза отправились впятером: Семенов, Королев, Красавин, Зеленков и Пелевин. Вел Зеленков — худой как щепка, злющий, нервный. Поговаривали, что он нюхает кокаин. Семенов этого не замечал, но иногда остекленевшие глаза Зеленкова не на шутку пугали. Семенов ценил Зеленкова за обширные связи в уголовном мире. Зеленков безошибочно отыскал покосившийся дом, остановился у сорванной с петель калитки: здесь.
— Ну и хоромы, презрительно протянул Королев. — Сразу видать — "миллионщик" живет.
— Помалкивай, Король! — Семенов подянялся на затрещавшее крыльцо, постучал.
— Кого нелегкая несет?
— Милиция!
За дверью что-то упало. Загремело. Семенов постучал сильнее.
— Открывай, папаша, — пробасил Пелевин.
Кто-то тяжело вздохнул. Послышались удаляющиеся шаги. Семенов приказал:
— Высаживайте…
Дверь поддалась не сразу. Здоровяк Королев взмок, но все же справился: террористы ввалились в дом.
Вездесущий Зеленков заглянул в комнаты, по шаткой лесение взлетел кошкой на второй этаж.
— Здесь он, здесь!
Никаноров сидел в кресле, глаза закатились.
— Готов! — крякнул Королев. — Напужался, сердчишко не выдержало.
— Стало быть кишка у него тонка, — сказал Пелевин. — Обойдемся без хозяина, мы не гордые…
Семенов приказал обыскать дом, но ничего не нашли…
Обескураженные и злые возвращались в Москву. Семенов посмеивался:
— Где же твой нюх, Зеленков? Может набрехала твоя шпана?
— Да, парень, здорово тебя разыграли, — поддавал пару Пелевин. — Нашел богача. В одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи.
— Засохни, специалист по сейфам!
Долго не везло террористам, но вот однажды обнадеживающую новость принес сияющий Пелевин.
— Двести — триста тысченок нащупал. И ехать никуда не надо: почту на углу Камергерского переулка знаете?
На разведку сходил Семенов. Вернулся удовлетворенный: экспроприация возможна. Утром, прихватив четырех террористов, вооруженных маузерами и бомбами, начальник отряда явился на почту. Дверь заперли изнутри: у прохожих создавалось впечатление, что почта еще закрыта. Всем, кто был в зале, террористы приказали поднять руки вверх, повернуться к стене.
Перепуганные посетители и почтовые работники подчинились. Забрав в кассе сто тысяч рублей, террористы ушли.
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛАЛИХАЧ: Разрешите задать вопрос Коноплевой. Вы Тисленко послали в Пензу. Он вернулся. Дальнейшую его судьжбу знаете?
КОНОПЛЕВА: Знаю. Он уехал на юг, в Крым, был офицером во Врангелевской армии. Это было летом 1920 года.
СЕМЕНОВ: В деревне Хлыстово, недалеко от станции Томилино по Казанской железной дороге, была снята дача. В ее подвале Центральный боевой отряд ЦК ПСР хранил оружие. В подвале был оборудован тайник. В нем хранились всегда готовыми к действию 6–7 бомб военного образца, 3–4 адские машины о часовыми механизмами и пара револьверов.
КОНОПЛЕВА: Чернов знал о нашей работе в 1918 году. Знал об отказах ЦК ПСР от покушений на Володарского и Ленина. Он интересовался деталями террористических актов. Я ему о них рассказывала.
СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ ИЗ ПИСЬМА В.М.ЧЕРНОВА В ГАЗЕТУ "ГОЛОС РОССИИ" ОТ 18 МАРТА 1922 ГОДА"Второй раз я встретился с госпожой Коноплевой, придя на ночлег к своему знакомому, и госпожа Коноплева очень долго и пространно рассказывала мне, что… Д.Д.Донской поступил с ними не как товарищ, a как политикан…"
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛАКРЫЛЕНКО: Обвиняемый Семенов, как реагировали террористы на появившееся в газетах сообщение Московского бюро ЦК ПСР о том, что партия социалистов-революционеров к покушению на Ленина не причастна?
СЕМЕНОВ: Мы были все подавлены. Мы никак не могли понять, как могло произойти такое предательство.
КОНОПЛЕВА: Отречение от акта покушения на Ленина написал Донской по настоянию Морозова. Об этом Морозов говорил в ноябре 1918 года. Фотокарточки Каплан я передала Морозову весной 1919 года.
МОРОЗОВ: Для меня было неожиданным, что в Ленина стреляла Каплан. Я со спокойной совестью участвовал в составлении того заявления Центрального Комитета ПСР, которое мы выпустили о непричастности ни одной партийной организации к акту покушения на убийство Ленина, Урицкого.
ДОНСКОЙ: Я передавал всем партийным товарищам, что Каплан вышла из партии и сделала покушение на Ленина на свой страх и риск, как личный индивидуальный акт.
ПОКРОВСКИЙ: Все честь — честью. Отправляясь к французским министрам, надевают фрак. Отправляясь убивать Ленина, выходят из партии.
На все есть свой этикет. Если бы эсеров судил сам Вандервельде, оправдательного приговора он бы эсерам вынести не смог.
В Горках
В.Н.Розанов навещал Ленина в Кремле два раза в день. Вначале Владимир Ильич как-то не обращал на это никакого внимания, а потом забеспокоился: из-за него врач отрывался от работы и не мог уделить должного внимания другим больным. Убедительно просил Розанова сократить число консультаций и осмотров.
