Борис Четвериков - Котовский (Книга 1, Человек-легенда)
В один прекрасный день прямо к месту засады контрразведчиков подкатил великолепный, сверкающий кожей и лаком экипаж. Рысак был чистейшей породы, кучер - само великолепие: шляпа с перьями, кафтан ярко-синий, бородища, как у Ильи Муромца, и голос самый что ни на есть кучерский - одновременно и нежный и пронзительный.
О барине, который восседал в экипаже, и говорить нечего: красавец, этакая жирная бестия! Голос громовой, глаза повелительные и на пальцах такие перстни! Наверное, цены им нет, такие перстни!
Все контрразведчики повыскакивали посмотреть на это четырехколесное воплощение старого режима.
- Эх! - сказал один. - Это я понимаю! Это жизнь!
- Один бы такой перстенек заиметь, дунуть куда-нибудь в Сан-Франциско и жить припеваючи, наплевав на все, - подхватил другой.
- Хватило бы, - убежденно согласился третий.
А барин за пуговицу штабс-капитана из контрразведки схватил:
- Можешь, голубчик, гарантировать безопасность, пока я Соломона Марковича навещу? Дело нешуточное: здесь вот-вот появится Котовский, и я приехал предупредить Соломона Марковича об опасности.
Штабс-капитан покосился на перстни, захлебнулся от счастья:
- Муха не пролетит! Будьте уверены!
- Ты уж и охрану возле дома предупреди. Будь ласков.
И тут, сам не зная почему, штабс-капитан назвал барина "вашим превосходительством":
- Можете на меня положиться, ваше превосходительство!
Он считал, что никогда не вредно переборщить: лесть никого еще не обижала.
- Видишь ли, - произнес барин тихо, очевидно, чтобы кучер не слышал, - разговор сугубо важный, совершенно секретного характера и в международном плане, так что, можно сказать, решается судьба России... Понял всю ответственность? Как, кстати, твоя фамилия? При случае представлю к награде.
- Щукин, ваше сиятельство! Геннадий Щукин! - воскликнул штабс-капитан, решив, что этот барин - по меньшей мере "ваше сиятельство".
Котовский больше не говорил с осчастливленным Щукиным, но разрешил ему приткнуться на краешке сиденья и довез его до самого особняка.
Затем Котовский проследовал в покои фабриканта, а штабс-капитан проверил все посты и сам лично побеспокоился, чтобы ничто не помешало беседе и встрече в особняке.
А беседа была, для Неймана во всяком случае, далеко не из приятных.
Котовский предстал перед озадаченным фабрикантом, поиграл перстнями, вежливо помахал наганом и крайне корректно сообщил, что ему, Котовскому, стало известно о невыносимом положении бастующих рабочих.
- Вот как? - сумел только промямлить побледневший Нейман.
У него тряслись губы и отнялся язык. Перед ним - знаменитый Котовский! Вряд ли он выпустит его живым!
- Я знал, что у вас золотое сердце и что напрасно говорят, будто вы изверг рода человеческого. Я просто уверен, что вы, услыхав от меня о тяжелом положении бастующих рабочих, сию же минуту пройдете со мной в ваш кабинет, выложите все содержимое вашего сейфа, вручите мне и попросите меня передать от вас рабочим это ваше единовременное пособие.
- Разве я скажу "нет"? Конечно, я скажу "да", - пробормотал фабрикант. - Конечно, поспешу отдать вам свою наличность.
- Я рад, что наши переговоры проходят миролюбиво и при взаимном понимании. И вы, кстати, не нажимайте на кнопку под столом, потому что все равно она не действует.
- А разве я нажал? Честное слово, это чистая случайность!
- Простите, я сначала уберу из вашего письменного стола ваш пистолет. Ну вот и прекрасно! Правда, так-то лучше? А теперь вы достанете ключи, откроете сейф... Нет, нет, сами действуйте! Открыли? Та-ак! Превосходно! Пересчитывать не будем? Здесь все? Могу я вам довериться? Спокойно! Внутренний телефон у вас тоже сейчас отключен. Вот моя расписка в получении денег, а затем вам перешлют уведомление от стачечного комитета. Рабочие будут довольны, тем более что завтра вы примете все их условия и они приступят к работе. Не правда ли?
- Не воображайте, - хныкал Нейман, - будто я не знаю, что будет дальше! Вы положите адскую машину и скажете, чтобы я два часа не шевелился. И я буду два часа не шевелиться, чтобы вы могли спокойно себе уйти.
- Боже упаси! Нет, я прошу вас, Соломон Маркович, сразу же после моего ухода позвонить в контрразведку. Чего там стесняться, звоните прямо полковнику Сковородину! Да, и еще одна маленькая просьба: не обижайте этого штабс-капитана Щукина! Это мой большой друг. Как! Вы не знаете, кто такой Щукин? Ну, ваш главный страж и телохранитель! Вспомнили теперь?
- Вспомнил... Но кто бы мог подумать!
- Итак, я еще раз благодарю вас от всей души!
- Вы не будете меня убивать?
- Соломон Маркович! Ну как вам не совестно! С какой стати?!
- В таком случае, - усмехнулся фабрикант, - пожалуй, не стоит жалеть о понесенных... гм... некоторых расходах, чтобы воочию лицезреть знаменитого Котовского. Это не каждому случается... Кстати, вы не обидитесь на один нескромный вопрос: что, камни в перстнях, разумеется, фальшивые?
- Из театрального реквизита. Не смею вас больше беспокоить.
И Котовский уехал на своем рысаке, небрежно кивнув счастливому штабс-капитану. Кучер был толст и румян, в своем ярко-синем кафтане, в шляпе с перьями он был как с картинки. Один из дружинников блестяще сыграл эту роль!
На другой день бастующим было сообщено, что все условия их приняты. Нейман уехал за границу лечиться от нервного потрясения.
А в городе были расклеены объявления, где предлагалась крупная сумма за поимку Котовского. Обращение было подписано каким-то Иваницким. Взбешенный Сковородин подал в отставку после неприятного объяснения с консулом Энно, до которого дошли слухи об этой скандальной истории с Нейманом.
И опять все встретились на песчаной отмели: голубоглазый Вася, неразговорчивый Михаил и полный жизни и силы Котовский. Море опять было безмятежно и бирюзово. И так же ласково разбегалась по отмели прозрачная волна.
- Жизнь прекрасна, - говорил в раздумье Котовский, вглядываясь в лучезарную синеву, - и мы очень хорошо поболтали с этим Нейманом. Оказывается, весьма культурный человек и понимает все с одного намека. Кажется, мы оба друг другу понравились.
- Назначенный на место Сковородина Иваницкий свирепствует, - сообщил Михаил. - Каждую ночь облавы.
- Самойлова взяли! - добавил Вася. - Сегодня ночью взяли...
- Самойлова?! - взметнулся Котовский. - Так что же вы молчите?!
- Мы не молчим.
- Но ведь это такой человек!..
Нахмурился Котовский. И потускнело в его глазах бирюзовое море. Такого крупного работника взяли! И, наверное, будут пытать... И что же теперь? Надо действовать! Надо выручать!
2
Как ни разведывал Котовский, как ни шныряли вокруг агентов Вася и Михаил, как ни прощупывал Самуил знакомых контрразведчиков, ничего утешительного узнать не удалось. Контрразведчики пожимали плечами, хвалили Иваницкого: этот, кажется, не на шутку взялся за чистку города. Между прочим, говорят, что у Иваницкого новые методы: мало бьют и зачастую пристреливают тут же, при допросе.
Видел Котовский и самого этого Иваницкого. Высокий, сухопарый, абсолютно трезвый. Тяжелый взгляд не предвещает ничего хорошего. Говорили еще, что Иваницкий отменный стрелок и убивает выстрелом в глаз с неизменной шуткой: "Чтобы шкуру не испортить".
Арестовано до шестидесяти подпольщиков. Они приговорены к расстрелу и помещены в трюме баржи, в гавани одесского Карантина. А по городу расклеены огромные объявления:
"Шестьдесят заложников будут расстреляны ровно в полночь, если государственный приступник Котовский не явится добровольно для предания его суду".
"Как бы не так! - размышлял Котовский. - Можно придумать иной выход из положения".
Он повстречался с товарищами-ревкомовцами. Были приняты меры предосторожности. Беседа продолжалась долго. Но даже Вася, всезнающий Вася, который умел проникать в самые глубокие тайны, и тот ничего не мог узнать о происшедших в ревкоме разговорах и суждениях. Поговаривали, что Котовского крепко побранили за эту шумную историю с Нейманом, за его пристрастие к слишком скандальным затеям. Но в то же время видели, что Котовский уехал с этого совещания сияющий и довольный. Значит, кончилось все хорошо? А так как он немедленно вызвал к себе Васю и Михаила, ясно было, что ему дано какое-то важное, трудное и срочное задание.
Смертники между тем томились в трюме баржи. В контрразведке разговор с ними был короткий. Их поочередно выводили на допрос. Там сидел сам Иваницкий и брезгливо разглядывал каждого, кого притаскивали из камеры. Кроме Иваницкого в помещении находился тот самый штабс-капитан, которого Котовский обещал представить к награде. Вид у штабс-капитана был довольно-таки жалкий. Иваницкий, обозрев арестованного с ног до головы, оборачивался в сторону штабс-капитана:
- Не он?
- Никак нет, - отвечал штабс-капитан.
- Вы присмотритесь внимательнее. Должны же вы узнать своего закадычного друга, которого почтительно именовали "ваше сиятельство".
