Ю Фельштинский - Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)
"усиленной мобилизацией, призывом поголовно всех взрослых рабочих и крестьян к вооруженному сопротивлению и к уничтожению, в случае временной необходимости отступления, всех и всяческих, без всяких изъятий, путем [сожжения]10 складов и в особенности продовольственных продуктов, чтобы они не могли достаться в руки неприятеля. Война стала бы для нас тогда роковой, но безусловной и безоговорочной необходимостью, но эту революционную войну рабочие и крестьяне России поведут рука об руку с советской властью до последнего издыхания..."
Ленин подчеркнул, что даже грядущая война с Германией не изменит отношения большевиков к левым эсерам. И в этом смысле он подвел итог борьбы партии большевиков и своей
собственной борьбы за однопартийную диктатуру.11 Резолюция по докладу Ленина была принята единогласно.12
К этому документу, написанному единым порывом, у Ленина было какое-то особое отношение. Бонч-Бруевич вспоминает, что, написав его, Ленин сказал: "Возьмите это для печати, ... перепишите и пошлите. Подлинник никому не давайте, сохраните у себя". Бонч-Бруевич продолжает:
"Второй и последний раз слышал я от него это желание. Так же, почти с такими же словами, передал он мне свою знаменитую прокламацию "Социалистическое отечество в опасности!", когда он мгновенно написал ее в утро наступления немцев на Петроград..."
Война с немцами, которую все партийные активисты и ждали, и боялись, -теперь становилась реальностью, и -- "все вздохнули свободно". Большевики "отчетливо сознавали, что, несмотря ни на что, немцам необходимо дать отпор". Но и немцы, со своей стороны, "поняли, что настаивать на своих... требованиях нельзя. ...До конфликта не дошло. События в Германии назревали". Германскому правительству теперь уже приходилось "думать больше всего о своей собственной судьбе".13 Военное счастье Германии изменило: так думал в те дни Бонч-Бруевич, так считал Ленин. Так писали несколько позже в своих мемуарах и германские генералы и дипломаты, например Хильгер: "Они (большевики -- Ю. Ф.) понимали, что Германия уже не сильна настолько, чтобы настаивать на выполнении своих требований. Они правильно определили ситуацию".14 Так писали затем уже и немецкие историки, в том числе социалистические.15
Позже, когда революционный энтузиазм стал достоянием прошлого, бывший нарком юстиции в советском правительстве, член ЦК ПЛСР Штейнберг, эмигрировавший из России, отрицал в своих мемуарах намерение левых эсеров поднять мятеж против большевиков. Штейнберг писал, что левые эсеры
"хотели лишь добиться изменений тех обстоятельств, которые вели страну по дороге развалин... Они утверждали, что Германия не была в состоянии возобновить войну с Россией, и правомерность этого утверждения была доказана тем фактом, что Берлин не реагировал
на убийство с жестокостью, которая проявилась бы в дни военного могущества Германии. (В это время Германия была уже слишком близка к поражению)".16 Ленин понимал это не хуже Штейнберга, не хуже левых эсеров. Вот что вспоминал о Ленине и июльских днях 1918 года Чичерин:
"Самым тяжелым моментом было убийство Мирбаха, когда можно было опасаться со стороны германской военной партии немедленного перехода в наступление. В этот момент у меня было несколько продолжительных разговоров с Владимиром Ильичом. Он совершенно правильно оценил трудности, какие представило бы для Германии наступление на Москву. И, считая необходимым отклонить требования германского правительства о вводе в Москву германского вооруженного отряда, Владимир Ильич с полнейшим спокойствием ожидал результатов нашего ответа. Чутье не обмануло Ленина..."17
15 июля Чичерин передал Рицлеру две ноты, категорически отклонявшие требования о вводе в Москву батальона германских войск.18 Это же требование было повторно отклонено 19 июля. Столкнувшись со столь жесткой позицией советского правительства, Германия не поддалась на провокацию и отказалась от своих притязаний. 28 июля в Москву прибыл новый германский дипломатический представитель Карл Гельферих. События, связанные со смертью Мирбаха, постепенно отходили в прошлое.
ПРИМЕЧАНИЯ К ЭПИЛОГУ
Г. Соломон. Среди красных вождей. Т. 1, Париж, 1930, стр. 82.
Стенографический отчет Пятого Всероссийского съезда Советов.
Москва, 1918, стр. 209.
Я.М.Свердлов. Избранные произведения. Т. 2, Москва, 1959, стр.
247-248.
Вацетис. Июльское восстание в Москве 6 и 7 июля 1918 г. Сб. "Память".
Т. 2, Москва 1977-Париж 1979, стр.41-42, 54, 55, 56-57. Вацетис
пишет, что "Бонч-Бруевич не терял надежды создать большую
армию, были уже назначены командующие десяти армий..." (Там же,
стр.53).
См.: Gustav Hilger, Alfred G.Meyer. The Incompatible Allies. A Memoir
History of Soviet German Relations 1918-1941. New York, 1953, p. 7.
В. Д. Бонч-Бруевич. Воспоминания о Ленине. Изд. 2-е, доп., Москва,
1969, стр. 320.
Там же, стр. 321--323. Несколько отличный текст опубликован в
кн.: В.Бонч-Бруевич. Убийство германского посла Мирбаха и вос
стание левых эсеров (по личным воспоминаниям). Москва, 1927,
стр.54-55.
См.: В.И. Ленин. Полное собрание сочинений. Москва, 1958--1965,т. 36,
стр. 725.
Вообще, если верить сообщению советского историка Аникеева, до сих
пор "не найдены" протоколы заседаний ЦК РКП (б) с 19 мая по 16 сен
тября 1918 г. (См.: В.В. Аникеев. Деятельность ЦК РСДРП (б) -РКП (б)
в 1917-1918 годах. Хроника событий. Москва, 1974, стр.298), т.е.
именно за тот период, когда на каждом заседании обсуждались про
блемы голода, продовольственных отрядов и возобновления войны
с Германией.
В собрании сочинений Ленина: "путей сообщения". (См.: В.И. Ленин.
Сочинения. Изд, 4-е, Москва 1941-1962, т. 27, стр.499).
РСФСР. ВЦИК. Созыв V. Стенографический отчет. Москва, 1919,
стр. 55-56.
См. там же, стр.6. 17 июля заявление Ленина было опубликовано
в "Известиях" за подписями Ленина и Свердлова.
Бонч-Бруевич. Воспоминания о Ленине, стр. 324, 325.
Хильгер, Мейер, указ. соч., стр. 9.
Эдуард Бернштейн писал в своей "Германской революции": "В июле
1918 года была сломлена наступательная сила, а в августе 1918 года
и сила сопротивления германской Западной армии". (Цит. по:
Архив Троцкого. Хогтонская библиотека Гарвардского университета.
Т-3755).
I.N.Steinberg. In Workshop of the Revolution. New-York-Toronto, 1953,
p. 244.
Цит. no кн.: И.Горохов, Л.Замятин, И.Земсков. Г.В.Чичерин -
дипломат ленинской школы. Изд. 2-е, дополненное, под общей
редакцией А. Громыко. Москва, 1974, стр. 93-94.
См.: Документы внешней политики СССР. Т. 1, Москва, 1959, док.
No 273-274, стр. 400-401.
ПРИЛОЖЕНИЕ ПЕРВОЕ ПИСЬМО БЛЮМКИНА
Документ, о котором пойдет речь ниже, требует к себе особого внимания по многим причинам. Он хранится в Бахметьевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке и публикуется впервые. Его форма и содержание требуют специального анализа. Документ этот не дошел до нас в подлиннике и имеется лишь в копии, переписанной рукой Г. А. Алексинского со сделанной ранее кем-то копии. Никаких следов подлинника письма; к сожалению, не прослеживается. В этих случаях, разумеется, всегда приходится допускать и возможность фальсификации, хотя само содержание письма Блюмкина кажется достаточно правдоподобным.
Судя по всему, Блюмкин написал это письмо перед самым убийством Мирбаха, между вечером 4-го и утром 6 июля 1918 года. Это косвенно подтверждают показания Блюмкина, данные им киевской ЧК в 1919 году, согласно которым вечером 4 июля Блюмкин, после разговора с "одним членом ЦК", вызвался убить Мирбаха. С другой стороны, из текста самого письма следует, что написано оно до убийства.
Какие цели преследовал Блюмкин написанием этого письма и было ли оно искренним? На этот вопрос ответить крайне трудно. Адресованное почти незнакомому Блюмкину человеку, с которым, по словам самого Блюмкина, он виделся только раз, оно производит впечатление искреннего, но все-таки находится в некотором противоречии с фактами, изложенными Блюмкиным несколько позднее. Блюмкин подчеркивает в письме
индивидуальный характер своего акта, ни разу не упоминая не только ЦК ПЛСР, но и "одного члена ЦК", который, согласно "Красной книге ВЧК", обсуждал с Блюмкиным возможность покушения на Мирбаха. Проходящий через все письмо красной нитью еврейский мотив покушения не проступает ни в каких других показаниях Блюмкина, хотя, казалось бы, ничто не мешало Блюмкину в данных в 1919 году показаниях изложить столь же четко национальные мотивы покушения на Мирбаха.
Из текста письма следует, что оно было написано Блюмкиным на случай его гибели во время совершения террористического акта. Но Блюмкин не погиб, а о существовании и содержании письма так никому и не стало известно. Если же предположить, что Блюмкин написал это письмо с целью дезинформации, снова не ясно, почему уже после покушения на Мирбаха письмо это не было обнародовано Блюмкиным или адресатом письма, молчаливо следившим за разгромом партии левых эсеров, но не предавшим гласности документ, который в июльские дни 1918 года читался, безусловно, иначе: письмо не оставило бы ни у кого сомнений в индивидуальном характере совершенного Блюмкиным покушения.
