Лев Прозоров - «Иду на вы!» Подвиги Святослава
Далеко не всем болгарским вельможам, даже христианам – а других у царского трона после репрессий Бориса и не осталось, – понравилась такая «гибкость» их государя. Земли, отданные Петром, были завоеваны Болгарией в тяжелейших войнах, стоивших огромных жертв болгарскому народу. Новый же договор возлагал на болгар ответственность за безопасность европейских владений империи от русов, мадьяр и печенегов. Все это вызвало глухое, но сильное недовольство среди знати и вылилось в заговор, прочивший во главу государства третьего, младшего сына Симеона Великого, носившего эпическое имя Иван. Во главе заговора стояли ближайшие сподвижники покойного владыки, лучшие полководцы и воители царства. Кадровые военные-фронтовики, как правило, – плохие конспираторы. Петр раскрыл заговор, однако был поставлен перед крайне неприятной необходимостью покарать родного брата и собственными руками лишить свою страну лучших защитников. Царь не решился стяжать мрачную славу братоубийцы, оставлять же брата в стране панически боялся. Вместо этого он отослал Ивана в Константинополь, наивно полагая, что Роман, блюдя союзнические обязательства, обезопасит его от неблагонадежного родственника. Император немедленно отблагодарил Петра за такое доверие, приняв ссыльного с почестями, и в дальнейшем обращался с Иваном отнюдь не как с узником, но скорее как с царевичем в изгнании. Иван был принят при дворе, осыпан дорогими подарками и всяческими милостями, а вскоре женился на одной из самых знатных и богатых невест Константинополя, причем сватом выступал сам император. Петру ясно дали понять, что отныне у Второго Рима есть претендент на его место, каковой и будет на него водворен при малейшем неповиновении Петра.
В 930 году бежал из монастыря и занял вместе с приверженцами долину реки Струмы Михаил Боян, старший брат Петра. Впрочем, мы уже говорили об этом происшествии и о том, чем оно закончилось.
Вдобавок на Болгарию, истощенную войнами Симеона, с севера обрушилась новая напасть – мадьяры. Их орды огненными смерчами проносились по стране, оставляя за собой трупы и разрушения. В 934 году стены Константинополя увидели медноскулых всадников в косматых накидках поверх кольчуг, с тремя черными косицами на выбритых черепах. Власти Восточного Рима метали громы и молнии в адрес нерадивого союзника. Петр лишь беспомощно оправдывался. Что он мог поделать с кошмаром всей Европы, внушавшим не меньший ужас, чем набеги норманнских и вендских викингов и сарацинских пиратов? Мадьярские сабли – кстати, это слово в русском языке именно мадьярского происхождения – поливали в те годы кровью поля половины Европы, венгры на своих лучших в Европе скакунах долетали до Парижа. Болгарию они вообще, складывается впечатление, едва замечали, она была для них не государством, а местом, краем, по которому пролегала дорога в богатые края Восточного Рима. Что могла Болгария, чьи войска были обезглавлены казнями и опалами самых одаренных и любимых воинами полководцев после краха заговора Ивана? Византия лишь требовала защиты своих рубежей да грозила карами, но и не думала помогать союзнику. Зато Роман I поддержал отколовшегося от Болгарии сербского князя Часлава и немедленно признал сербское государство.
Если наивный Петр полагал, что хуже его положение стать уже не может, то он глубоко заблуждался. Его иллюзии были разрушены, когда Роман, а через год – и его сыновья были свергнуты и к власти пришел Рожденный в Пурпуре. Мы уже говорили, что для Константина VII – и он откровенно говорил об этом – болгары были скорее некими «особями» совершенно иной «породы», нежели богоизбранный, как выражался в свое время патриарх Фотий, и благородный, по выражению самого Константина, народ ромеев. Честно говоря, очень трудно сказать, что понимал Константин под благородством: мы уже говорили, что на престоле империи ромеев оказывались и армяне, и сирийцы, армянами были семейство Лакапинов и Иоанн Цимисхий, а патриарх Фотий, к примеру, и вовсе был, по выражению Михаила III, «хазарской мордой». Мы еще увидим и печенегов в чине патриция! К тому же в империи уже тогда было в ходу распространенное заблуждение, что смешанная кровь улучшает качества человека. Право, византийцам стоило посмотреть на соседнюю Болгарию. Будучи государством чистокровных славян и чистокровных болгар, она была третьей в Европе державой после самой Византии и империи франков. После смешения двух народов о Болгарию стало можно вытирать ноги – что византийцы и делали. Однако, как бы ни обстояли дела в действительности, новый император почитал болгар существами низшего порядка, а византийская жена Петра принадлежала к свергнутой им семье Лакапинов и никаких теплых чувств у Рожденного в Пурпуре не вызывала. На счастье Петра, августейший книжник не был ни воином, ни дипломатом, говоря кратко, не был человеком действия, и его неприязнь к Болгарии оставалась сугубо платоническим чувством. Сыну же его вообще не было никакого дела до происходящего за стенами его дворца, точнее, тех его палат, где он с, мягко говоря, дружками устраивал оргии. Для Болгарии это был как раз тот, описанный Эзопом еще случай: чем царь-аист, для лягушек лучше уж царь-чурбан…
Вот только раньше никому бы не пришло в голову сравнивать болгар с лягушками.
Шестидесятые годы Х века ознаменовались двумя новыми доказательствами ничтожества уже пожилого правителя Болгарии.
В 963 году, когда «смертельные спазмы, развившиеся вследствие неумеренной верховой езды», или же отрава, «принесенная с женской половины дворца», отправили беспутного Романа II в иной, не обязательно лучший, мир, новые правители империи потребовали от соседа обновления договора 927 года. Собственно, было пора – одним из условий договора был его срок – на 30 лет, и они давно минули, просто тогда императорам было не до того – резко обострились отношения пожилой четы императоров и молодой пары, явилось русское посольство, да и новый патриарх Полиевкт доставлял немало головной боли Константину. Потом молодым владыкам было не до того – оба пустились во все тяжкие, освободившись от досадного надзора старого императора, и лишь после смерти Романа на троне оказался человек, помнивший о таких вещах, как договоры с соседями. Нечего говорить, что договор 927 года со всеми его статьями и обязанностями Болгарии в отношении восточного соседа был подтвержден и действие его продлено. Более того, сыновья Петра, царевичи Роман и Борис – чего, однако, стоит выбор имен: имя человека, превратившего родину в духовную провинцию Византии, и имя византийского императора, трепетавшего перед отцом Петра… так вот, Роман и Борис были отправлены в Константинополь как заложники. Так Петр лишний раз подтвердил свою беспредельную покорность Царьграду. Притом никакой насущной необходимости в этаком низкопоклонстве не было: войска Византии почти полностью сосредоточились на восточном фронте, воюя с вечными врагами империи – мусульманами. Это холуйское поведение перед исконным врагом вызывало сильное недовольство болгар. Царь терял уважение подданных. Но это было еще не все.
В 965 году, когда Святослав ходил на Хазарию, Петр заключил договор с мадьярами, бывшими вассалами каганата. Читая его, следует помнить, что Петр заключил с Византией договор, обязывающий его всячески препятствовать кочевникам в походах на Византию. Что в столице Второго Рима в заложниках находятся его сыновья.
Договор содержит обязательство венгров не разорять болгарских земель, если Петр не будет им мешать в их набегах на Византию.
Я не знаю, сохранил ли народ Болгарии какое-нибудь уважение к своему государю; я не знаю, сохранил ли сам этот человек какое-нибудь уважение к самому себе.
Татищев сообщает, опираясь на неведомый нам источник, «что болгары помогали козарам» против войск нашего героя. Если только это так – трудно заподозрить Петра в этаком «безумстве храбрых». Остается сильнейшим образом подозревать, что это в очередной раз загребала чужими руками жар змиемудрая Византия, а Петр, в очередной же раз, покорно сунул пятерню в раскаленные докрасна угли. Любопытно, подоспела болгарская помощь хотя бы ко взятию Саркела? Или вообще явилась на руины?
Можно представить себе, в какой шок повергла пожилого холуя Византии внезапная опала со стороны хозяина. Всю жизнь Петр Сурсувул вел себя как примерный примак в доме строгого и богатого тестя, как забитый, затюканный сынишка рядом с деспотичным папашей. Всю жизнь он глядел в рот владыкам Царьграда. И вот, на склоне лет, награда – его послов вышвыривают из дворца, стране объявляют войну – к которой она, мягко говоря, не готова. Не знаю, что бы с ним случилось, пойми он – хозяева с Босфора превратили его и его страну в кость, брошенную волку. «Духовные отцы», послушным сыном которых всю долгую жизнь был этот несчастный человек, швырнули «сына» на алтарь – не бога, как ветхозаветный Авраам сына своего, Исаака, это хоть и больно, но простительно – собственных шкурных интересов.
