Джон Бэлсдон - Женщины Древнего Рима. Увлекательные истории жизни римлянок всех сословий
Итак, еще не осознавая, какие испытания и искушения ждут ее в будущем, девочка обрекала себя на тридцать лет девства. Когда весталке исполнялось сорок лет или на год или два меньше, ей разрешалось покинуть Атриум и зажить нормальной жизнью и даже выйти замуж (если удавалось найти подходящего мужчину). Поэтому неудивительно, что, когда приходило время покидать Атриум, многие предпочитали продолжать – а это им позволялось – вести неестественный образ жизни и, возможно, завоевать себе, в качестве скромного утешения, место в исторической хронике. Так прожили свою жизнь Оция, ставшая весталкой в 38 году до н. э. и умершая, прослужив пятьдесят семь лет, в 19 году н. э., а также Юния Торквата, прослужившая весталкой шестьдесят четыре года. Те, кто возвращался в мир, редко выходили замуж; существовало поверье, что браки с бывшими весталками не приносят счастья.
Дитя в возрасте шести-десяти лет вступало в очень узкий круг женщин; из пяти ее соратниц самая старшая уже приближалась к сорока годам или была гораздо старше. На тридцать долгих лет, если позволит здоровье, ее домом становился Атриум, который она могла покидать только для государственной службы; не менее восьми часов каждые сутки, с одной из подруг, она должна была исполнять свой долг – поддерживать священный огонь. В пределах коллегии «три старших» имели определенные привилегии, а старшая весталка, Вирго Весталис Максима, пользовалась неограниченной властью и огромным уважением.
Все они подчинялись коллегии жрецов, председателем которой был верховный жрец. Если одна из весталок заболевала и ее нужно было удалить из Атриума для лечения, жрецы собирались, чтобы выбрать дом – под руководством респектабельной матроны, – куда ее надо было отправить. А если весталок обвиняли в каких-нибудь прегрешениях, то судили их те же жрецы под руководством верховного.
В течение года в Риме проходило несколько религиозных праздников, в которых официально должны были участвовать весталки. Целый ряд религиозных функций, связанных с культом земли и основополагающими принципами жизни, могли выполнять только они. 14 или 15 мая они бросали в Тибр соломенные чучела с самого древнего моста в Риме, и для новеньких это, вероятно, был самый радостный праздник в году. Сокровищница весталок считалась символически главной сокровищницей государства; с 7 по 14 июня ее открывали для проверки. С 15 октября кувшин в сокровищнице наполняли кровью, которая вытекала из головы специально зарезанной «октябрьской лошади»; 15 апреля туда высыпали прах тридцати одной телки, которых приносили в жертву на празднике фордицидии и после этого сжигали. Этот прах собирали помощницы главной весталки. Пепел и кровь смешивали и поливали ими костер из соломы, через который 21 апреля, в праздник парили, прыгали люди. Между 7 и 14 мая три старшие весталки собирали, сменяя друг друга, зерна полбы, обжаривали их, мололи и пекли соленые пироги – mola salsa, которые ели в праздник Весты (9 июня), на церемониях 13 сентября и во время луперкалий – 15 февраля.
Для того чтобы как-то разнообразить монотонную жизнь, девственницы-весталки пользовались почетными и приятными привилегиями. Их, например, приглашали на обеды. До нас дошел рассказ об одном банкете, устроенном 24 августа 69 года до н. э., на котором присутствовали четыре весталки – конечно же самые старшие, а две младшие, как Золушки, сидели дома и присматривали за огнем. На обеде отмечалось официальное введение в должность нового фламина Мартиалиса (жреца бога Марса). Жрецы сидели за двумя столами, а женщины (в их число входили жена нового фламина и его теща) – за третьим. Сохранилось и меню этого пира; по сравнению с ним банкет гурманов из компаний лондонского Сити показался бы трапезой бедняков. Было подано тридцать блюд, включая аспарагус, устрицы (столько, сколько пожелал каждый из присутствующих) и изысканные паштеты самых разных видов.
Девственницы-весталки во время праздников ездили по улицам Рима в экипажах. На публике им прислуживал ликтор. Когда они выступали свидетельницами в суде, от них, как и от фламина Диалиса, не требовали клятвы. Если приговоренный к казни по пути на эшафот случайно встречал весталку, то ему даровали жизнь. А при Августе и его преемниках весталки не только посещали театр, но и сидели на местах для привилегированных лиц, рядом с дамами императорской семьи. Когда величайшую из этих дам, вдову Августа, причислили к лику богинь, они стали жрицами ее культа.
Их вмешательство, особенно в моменты кризиса, было неоценимо. Императрица Мессалина, в своей последней попытке смягчить сердце Клавдия, послала к нему старшую весталку. И когда в 69 году н. э. Вителлий пытался остановить победный марш армии Флавиана на Рим, письмо командиру этой армии доставили именно весталки. Священная неприкосновенность позволяла им хранить важные документы, например завещания ведущих государственных мужей и даже завещания императоров, которые сами были верховными жрецами.
А каковы были отношения весталок с мужчинами – кому разрешалось входить в Атриум днем и никогда – ночью?
Чистота весталок была залогом и гарантией доброго здоровья Рима и его спасения; как часто, помня об этом, они, должно быть, молили Весту помочь им не поддаться искушению. А искушение принимало разные формы. Случалось, девушки против воли влюблялись без памяти. Были, без сомнения, периоды религиозного и морального послабления, когда вся коллегия предавалась разврату, и с самых первых дней новенькую убеждали не строить из себя святую, а следовать примеру других. Ей говорили, что никто ничего не узнает. Так и было, пока не наступали времена испытаний или политических брожений, когда политики предавали гласности скандалы, связанные с весталками, желая завоевать себе дополнительные очки.
Таким национальным бедствием стал разгром при Каннах в 216 году до н. э. Разумеется, раздались голоса, что причину поражения надо искать не на поле боя, а в самом Риме, где завелась гниль. И две весталки, без всякого разбирательства, были объявлены виновными в поражении. В конце II века до н. э. вся коллегия погрязла в разврате; в 114 году верховные жрецы провели расследование и осудили одну из весталок; на следующий год, по приказу трибуна Педукея, обвинившего жрецов в пристрастности, светский суд вновь рассмотрел это дело и осудил двух весталок, которые в прошлом году были признаны невиновными. Домициан в указах от 83 и 90 годов н. э. признал, что коллегия погрязла в грехах, и ни его отец, ни брат не смогли исправить положение.
Бывали времена, когда даже невинные весталки испытывали страх. Люди считали, что разврат распространился столь широко потому, что священный огонь погас, или потому, что одежды и манеры весталок стали легкомысленными; в другие времена весталки становились жертвами политических интриг. В исторических книгах Рима находим интересные рассказы о том, что в далеком прошлом некоторые весталки были обвинены в самых невероятных преступлениях, а потом выяснялось, что эти обвинения – ложные. Весталку по имени Эмилия заподозрили в недостойном поведении из-за того, что по ее небрежности якобы огонь погас. Она стала молиться Весте и бросила кусок полотна на холодные угли. Неожиданно эти камни озарились чудесным сиянием – и все убедились, что она ни в чем не виновата. Другая весталка, Туцция, в аналогичных условиях доказала свою невиновность, принеся из Тибра полное решето воды, не пролив при этом ни капли.
В 73 году до н. э. весталку Фабию, сводную сестру Цицероновой жены Теренции, обвинили в том, что она уступила домогательствам Катилины, а Лицинию в том, что она отдалась своему кузену, знаменитому Крассу. Обе были оправданы. Не было никаких причин обвинять в грехе первую, а вторую – и подавно. Да, Красс пробыл некоторое время наедине с кузиной; но он собирался купить у нее участок земли и уговаривал продать его подешевле.
Однажды верховные жрецы вынесли обвинение весталке, которую оговорил ее раб. Эту женщину, подозреваемую в страшном преступлении, на время отстранили от обязанностей и запретили общаться с ее рабами – ибо против нее было выдвинуто обвинение в инцесте. А обвинение в инцесте, наряду с государственной изменой, считалось тем случаем, когда раба дозволялось пытать, чтобы он дал показания против своего владельца. После этого она предстала перед судом жрецов.
Если обнаруживалось, что весталка не уследила за священным огнем и он погас, она получала выговор от понтифика Максима. Если весталку признавали виновной в сексуальных извращениях, то ее партнера забивали кнутом в комитиуме, а ее саму замуровывали заживо в подземной комнате под кампусом Сцелератус у ворот Коллина. Если же к смерти через повешение приговаривали добропорядочную девушку из светской семьи – как это случилось с юной дочерью Сеяна, которая, вероятно, участвовала в интригах своего отца в 31 году н. э., – то палач овладевал ею, когда веревка уже обвивалась вокруг шеи несчастной, поскольку казнить девственниц считалось плохой приметой.
