Филипп Эрланже - Резня в ночь на святого Варфоломея
Когда Наваррский король все выслушал, он вернулся к себе, где пребывал в большой печали и задумчивости, предвидя великие бедствия для своего брата-короля и других, и его жена настолько упорно его расспрашивала, что он немедля открыл ей, что замышляет означенный адмирал; и когда она это услышала, после многих увещеваний воздержаться от того, чтобы запятнать руки кровью короля, его шурина, она, не откладывая, сообщила все королю и королеве, его матери.
Итак, в день Св. Варфоломея, 24-го сего месяца в час ночи, вступив в дом упомянутого адмирала, герцог Гиз, д'Омаль, шевалье д'Ангулем и другие, сопровождавшие их, вошли в спальню означенного адмирала, где адмирал со своими людьми пытался обороняться, но быстро потерпел поражение. Видя это, адмирал вернулся к своей постели, прикидываясь мертвым, но был вытащен оттуда за раненую руку. Когда господи Кузен154 решил бросить его сверху из окна вниз, он уперся стопой в стену, по какой причине названный Кузен ему сказал: «Вот как? Старый лис, значит, Вы прикинулись мертвым?» С этими словами он выглянул во двор дома, где ждал герцог Гиз, которому он сказал: «Глядите, сударь, вот изменник, который сжил со свету Вашего отца». Когда это выслушал указанный Гиз, кузен приблизился к адмиралу и бросил ему такие слова: «Вот что, злодей; я не совершу угодного Богу, если запятнаю руки твоей кровью» и, ударив его ногой, отступил от него. Немедленно подошел некто, выстреливший адмиралу из пистолета в голову. После этого его на решетке поволокли по городу. Один дворянин отсек ему голову ножом и, воздев на острие своей шпаги, нес по городу, крича: «Вот голова злодея, который принес столько бед Французскому королевству!» И когда людям из Парламента было поручено отыскать тело названного адмирала, чтобы исполнить старый приговор, вынесенный ему во время смут, он был растерзан так, что никто потом не смог отыскать ни кусочка. Если бы помедлили четыре часа, адмирал сделал бы с означенными принцами то, что они с ним сделали, и убил бы короля и его высочайших братьев. И в тот же миг явились к дому Ларошфуко, где сделали то же самое, и со всеми другими, кто попал им в руки, и убили Брикемо, маркиза де Реца, Леспондийанов,155 Телиньи, и 62 самых важных из дворян, каковые были выволочены на улицу. И тогда же католики громили всех гугенотов данного города и раздевали их и бросали в реку. Также и гвардия короля прошла по городу и входила в дома гугенотов, убивая их и приканчивая столь ловко, что немного времени спустя они истребили более трех тысяч. Самые важные из дворян были брошены в шахты Клер, куда бросают падших животных.
В Руане было убито 10 или 12 сотен гугенотов; в Мо и в Орлеане от них избавились полностью. И когда г-н де Гомикур готовился в обратный путь, он спросил у королевы-матери ответа на свое поручение: она отвечала ему, что не знает никакого иного ответа, кроме того, который Иисус Христос дал ученикам, по Евангелию от Иоанна, и произнесла по-латыни: «Ite et nuntiate quo vidistis et audivistis; coeci vedent, claudi ambulant, leprosi mundantur»156 и т. д., и сказала ему, чтобы не забыл передать герцогу Альбе: «Beatus, qui поп fuerit in me scandalisatus», и что она всегда будет поддерживать добрые взаимные отношения с католическим государем.
(Publ. par Gachard dans les Bulletins de VAcademie royale de Belgique, 1842, t. IX, lre partie.)
Рассказ об убийстве Колиньи капитана Штудера фон Винкельбаха, командира отряда швейцарцев, которые ворвались в жилище адмирала
Воскресенье 24 августа было днем Святого Варфоломея. Король сказал ночью своему брату, герцогу Анжуйскому: «Сегодня я хочу доказать, что я — король Франции, ибо доныне я не был королем. На исходе этого дня я хочу начать отсчет дней моего царствования».
Примерно к двум часам утра он собрал дворцовую гвардию, из которой сотню оставил себе, пятьдесят шесть человек передал герцогу Анжуйскому и пятьдесят — герцогу Алансонскому, которые были в сговоре с ним. От всех он потребовал принести присягу и ждать дальнейших приказов под угрозой телесного наказания.
Первым делом герцог Анжуйский взял с собой всех швейцарцев и лучников, чтобы вести их к пяти или шести часам утра к жилищу адмирала, ибо герцог де Гиз отдал приказ так, как если бы ему предстояло схватиться с врагом.
Затем французы ворвались в дверь, которую защищали восемь гвардейцев, стали с ними биться и отогнали их, затем вновь заперли дверь. В схватке одного из них убили. Швейцарцы налетели на двери и вышибли их алебардами. Герцог де Гиз кричал тем, кто бился внизу в доме, чтобы бросали оружие или их всех продырявят.
Когда поднялись к адмиралу, Мориц Грюненфельдер, родом из Глариса, первым проник в спальню адмирала, схватил его и хотел взять в плен. В этот момент Мартин Кох из Фрибура, фурьер герцога Анжуйского, сказал ему: «Этого нам не приказывали». Когда адмирал взмолился, чтобы пощадили его старость, он пронзил его пикой, которой размахивал. Капитан Йошуе Штудер из Санкт-Галлена утверждал, что Мориц застиг его стоящим в ночном халате и повел к свету, говоря ему: «Это ты, пройдоха?» И когда он очень громко это сказал, он поразил своей алебардой адмирала, который просил пощадить его старость. Вскоре подоспел и другой ему на помощь. Люди Гиза спросили, мертв ли адмирал, и потребовали, чтобы его выкинули на улицу. Когда герцог его основательно отделал, он всадил ему шпагу в рот. Затем его положили на землю в отдельном месте, чтобы его можно было опознать позднее.
(Publ. dans Archiv fur Schweiz. Geschichte, 1829, t. II. Ed. Forestie en a donne une traduction francaise dans son livre: Un capitaine gascon, Corbeyran de Cardaillac-Sarlabour, Paris, 1897.)
Письмо, написанное отцом Иоахимом Опсером, заместителем приора коллежа де Клермон, аббату Санкт-Галлена 26 авг, 1572 г.
Не думаю, что для Вас будет докукой, если я извещу Вас о развитии событий, столь же внезапных, сколь и полезных для нашего дела, которые не просто вызывают восхищение христианского мира, но и возносят его на гребень радости. Прежде всего, Вы уже выслушали капитана.157 Возрадуйтесь заранее, но удержитесь, прошу Вас, от недоверия и пренебрежения, ибо то, что я пишу Вам, делаю быть может, с большим удовлетворением, чем подобает, и я не утверждаю ничего, что не почерпнул из надежных источников.
Адмирал погиб жалкой смертью 24 августа со всей французской еретической знатью (это можно сказать без преувеличения). Немыслимая бойня! Я содрогался при виде этой реки, полной трупов, обнаженных и чудовищно изуродованных. Доныне король не помиловал никого, кроме короля Наварры; более того, сегодня, 26 августа, в час дня, Наваррский король присутствовал на мессе с королем Карлом, так что все прониклись величайшей надеждой, что он переменит веру. Сыновья де Конде удерживаются в заточении по приказу короля, и в большой опасности, ибо король, быть может, примерно накажет этих упорствующих поборников ереси. Все дружно хвалят благоразумие и великодушие короля, который в силу своей доброты и снисходительности позволил еретикам откармливаться, точно скоту, а затем разом велел своим солдатам их прирезать.
Хитрый Монтгомери удрал; господин де Мерю, третий сын усопшего коннетабля, взят вместе с другими. Парижане с нетерпением ждут, что решит король в их отношении.
Все вольнодумцы-еретики, которых смогли отыскать, перерезаны и брошены нагими в воду. Рамю, который выскочил из своей спальни, расположенной достаточно высоко, все еще распростерт без одежды на берегу со следами ударов множества кинжалов. Одним словом, нет никого (включая также и женщин), кто не был бы убит или ранен.
Послушайте еще, что касается убийства адмирала; я получил эти подробности от того, кто нанес ему третий удар своей алебардой, это — Конрад Бург, в свое время — конюх у эконома Иоахима Вальдемана в Виле. Когда швейцарцы, из тех, что служили герцогу Анжуйскому, высадили дверь, Конрад, за которым следовали Леонард Грюненфельдер из Глариса и Мартин Кох, вступили в комнату адмирала, которая была третьей в доме; сперва убили его слуг. Адмирал был в простом халате, и сперва никто не решался его коснуться; но Мартин Кох, более дерзкий, чем другие, ударил несчастного своим оружием; Конрад нанес ему третий удар, и при седьмом он наконец упал мертвым перед камином в своей спальне. По приказу герцога Гиза его тело выбросили через окно, и после того, как ему накинули веревку на шею как злоумышленнику, все вокруг могли полюбоваться, как его волочат к Сене. Таков был конец этого опасного человека, который только в течение своей жизни поставил столь многих на край бездны, но еще и умирая повлек за собой в преисподнюю целую толпу знатных еретиков…
(Publ. dans, le t. VIII du Bulletin de la Societe de I'Histoire du Protestantisme francais.)
Убийство Колиньи, описанное парижским кюре
В субботу, к десяти или одиннадцати часам вечера, король, услышав, что гугеноты замыслили в скором времени перерезать глотку ему и его братьям и разграбить город Париж, заперся в Лувре и решил умертвить своих врагов, а затем послал в разные кварталы Парижа предупредить жителей, чтобы те были бдительны и вооружились, а затем, в воскресенье, около трех или четырех часов утра, господин де Гиз, господин д'Омаль и другие явились к жилищу адмирала, где указанный адмирал был ранен ударом шпаги бастарда и полуживым выкинут из окна; а после того, в понедельник, когда голова его была отсечена, а срамные части отрезаны детишками, сказанные детишки, коих насчитывалось от двух до трех сотен, повлекли его вверх животом по канавам города Парижа, как поступали древние римляне, волочившие тиранов ad scalas gemonias unco,158 которые заменяли в Риме клоаки; и был означенный адмирал вздернут за ноги на Монфоконе; и, кажется. Бог все это дозволил в наказание за тиранию и дурную жизнь упомянутого адмирала, который один был зачинщиком гражданских войн и причиной смерти ста тысяч человек, насилий над девицами, женами и монахинями и разграблений храмов; короче, все знатные лица должны бы учесть пример этого несчастного и понять, что если Бог отсрочивает наказание, значит, оно будет более серьезным и оттого запаздывает.
